– А Дина?
– А Дина была в нем. Знаешь, у нас ведь поскольку дом новый, многие еще делают ремонт, вот и поднимают много всякого. Говорят, сегодня весь день возили тяжеленные бетонные блоки. И трос не выдержал.
– Как это не выдержал? Кроме того, у лифта не один трос, а целых три. Что, все три не выдержали?
– Ну не знаю я! Сам понимаешь, это ж ЧП, да еще какое! Там народу собралось тьма, специалисты всякие, домик-то не простой, много всяких толстосумов живет. Все перепугались. Почему тросы лопнули? Почему блокирующая система не сработала?
– А она не сработала?
– Да я толком и не понял. Дина в лифте не одна была. С какой-то дамой. Доехала почти до нашего этажа, когда он оборвался. Видимо блокирующая система оказалась бракованной. Как мне сказали, на рельсах, по которым двигается лифт, стояло два тормозных фиксатора, сначала из строя вышел один, за ним второй, лифт начало бить о стены шахты, он перекосился, и Дина упала. Именно это и спало ей жизнь. Если бы она стояла, то ее, в лучшем случае, ожидал бы перелом позвоночника и инвалидное кресло до конца дней. Она же упала плашмя, раскинув руки и ноги в стороны, в общем, если можно так выразиться, повезло, чего не скажешь о ее попутчице, та приняла удар, стоя на коленях, и её позвоночник вылез у нее позади головы.
– О, Боже! – возникло секундное отвращение, но, так как Динина попутчица меня в данной ситуации мало интересовала, это ощущение моментально улетучилось, и в моей памяти возник вчерашний вечер и Динин рассказ обо всех напастях, которые преследовали ее, и, самое главное, о том, как она застряла вчера в этом лифте. Что это было? Череда предупреждений, злой рок?
А Сергей тем временем продолжал:
– Вот именно. Там кровищи было! Я сначала думал Динкина, но нет, большая часть той женщины. Правда, в лифте зеркало висело огромное, так оно разлетелось на куски, осколками порезало Динке лицо… – он секунду помолчал, – сильно порезало. Придется потрудиться над ней. Но это мелочи. Главное, чтобы она выжила. У нее сломаны ребра, осколки повредили легкое, было сильное внутреннее кровотечение. Сильный удар в область грудной клетки спровоцировал разрыв бронхов. Сильнейшее сотрясение и отек мозга. Я уж не говорю про переломы конечностей.
Он говорил так спокойно, так неторопливо курил, что я почувствовал, как во мне закипает раздражение.
– Ты так спокойно обо всем этом говоришь?
Он удивленно взглянул на меня: – А что я, по-твоему, должен делать? Рвать на себе волосы? Биться в истерике? Проклинать Господа? – Он тяжело вздохнул и уставился куда-то в пространство. – Если бы ты знал, как я устал! Все меня в чем-то всегда обвиняют. Пациенты в спокойствии, родители в эгоизме, жена в равнодушии. А мне хочется только одного, – чтобы меня, наконец-то, оставили в покое. Дайте мне жить так, как я хочу, не оглядываясь на других, не думая, как они это расценят.
Он вдруг осекся: – Что это я? Совсем распустился, вот видишь, уже почти истерика. Это все от усталости. Да и за Динку я, конечно же, испугался. Она ведь хорошая, только не понимает меня совсем. – Сергей мгновение помолчал и добавил: – Да и я её тоже…
Возвращался домой я в полном отчаянии. Сергею удалось провести меня в отделение интенсивной терапии. Вид Дины на реанимационной койке, перевязанной, увешанной какими-то трубками и датчиками, мерное пиканье мониторов в звенящей палатной тишине не прибавило мне оптимизма. Состояние ее было более чем серьезным, а помочь я, к великому моему сожалению, ничем не мог. Теперь нужно было уповать только на Господа бога, да на выносливость ее организма, ибо врачи, со своей стороны, сделали все от них зависящее.
Едва я переступил порог своей квартиры, как услышал на кухне голоса. Витек уговаривал Катерину идти в школу, а она наотрез отказывалась. Прямиком, не снимая куртки, я двинулся к ним. Последние события вымучили меня до предела, и чувствовал я себя совершенно разбитым.
– О, Стас! – сначала обрадовано воскликнул Витя, но, взглянув на меня, сразу же стал серьезным. – Послушай, я никак не могу уговорить твою дочь отправиться в школу. Я уже и сам везде опоздал… Стас, что-то случилось? На тебе лица нет, – встревожено произнес он и замолчал.
– Вить, Дина в реанимации, авария в лифте. Состояние тяжелое. Ты поезжай. Спасибо тебе, я тут сам разберусь.
Мой приятель, явно ошарашенный такой новостью, но из чувства такта, не задавший ни одного вопроса, поспешил удалиться. Пока я раздевался, с большим трудом снимал ботинок со здоровой ноги, мыл руки, моя дочь пребывала на кухне и не показывалась на глаза. Уже одно это удивило и насторожило меня. Она не бросилась мне помогать, не спешила объяснять свое нежелание идти в школу. Когда я, наконец-то, добрался до кухни, то увидел, что она по-прежнему сидела на своем месте, глубоко о чем-то задумавшись.
– Ну-ка, изволь объяснить свое поведение, – потребовал я, не дождавшись от нее ни единого слова.
Она молчала, и я начинал терять терпение. Момент для детских истерик был явно неподходящий. Я, конечно, человек терпеливый и отец неплохой, но сейчас был совсем не тот момент!
– Катерина! – я повысил голос, – Я жду!
– Пап…, я проснулась и не увидела тебя. Я очень испугалась, сразу подумала, что что-то случилось, – тоненьким голосом начала она, но продолжить не смогла, ибо прорвавшиеся наружу рыдания мешали ей говорить. – Пап!… прости!…прости меня!.. это все я! … – однотонно, икая и всхлипывая, повторяла она.
Я даже опешил. Что опять случилось? Не многовато ли для одного, только еще начинавшегося дня?
– Катена, в чем дело?
– Папа!… Прости… с Диной… это я виновата…
О, Господи! Я возвел глаза к небу. Только этого еще не хватало.– Малыш, ну при чем здесь ты?
– Я, я пожелала ей зла вчера! Она меня взбесила…. из-за тебя… И я попросила Баку избавить нас от нее…
– Катя! Какого еще Баку? – Я взбеленился не на шутку. – Как это понять, избавить? Ну, что ты мелешь, в конце-то концов! Я устал, я весь на нервах, почти не спал, а ты сидишь тут и несешь такую чепуху!
– Ты не понимаешь! – продолжала всхлипывать Катя, – да ничего ты не понимаешь! Это же страшно! Очень страшно! Я боюсь!
– Кого ты боишься! – взорвавшись, заорал я, – Кого, я тебя спрашиваю?
– Ба-а-аку! – и Катерина залилась слезами с новой силой.
– Ах, Баку! Где он? – я оглянулся в поисках чудовища. – Где он, я спрашиваю?
– В моей комнате, – жалобно ответила Катя.
Черт возьми! Понятно, что следует немедленно взять себя в руки, успокоиться самому и успокоить ребенка, но я уже не мог этого сделать. Человеку все-таки свойственны и слабости и недостатки! В последние дни мне довелось жить в каком-то сплошном стрессе и, видимо, я сорвался… Я понесся (если только это слово применимо к моему нынешнему состоянию) в комнату Катерины, мгновенно увидел лежащее на кровати чудовище, схватил его и, потрясая рукой в воздухе, завопил:
– Этого? Я тебя спрашиваю, этого ты боишься?
Катя примчалась за мной следом и стояла зареванная, растрепанная, какая-то вся замызганная и реально перепуганная. Теперь уже, наверное, моим взбешенным состоянием. Она только судорожно кивала головой, подтверждая, что именно этого она и боится.
– Так вот, что я с ним сделаю, чтобы ты не боялась!
И я начал неистово дергать чертову куклу за голову, пытаясь ее оторвать. Не тут-то было! Хотя на вид игрушка и была довольно хлипкой, но на деле она оказалась куда прочнее. Голова не отрывалась. Но я уже завелся, дергал ее за все конечности, однако и они не поддавались, тогда совершенно ополоумев от бешенства, я со всей силы зашвырнул ее в коридор. Послышался звук удара обо что-то, затем звон разбиваемого стекла и воцарилась тишина.
Силы как-то сразу оставили меня. Глубоко вздохнув, я непроизвольно бросил взгляд в зеркало, висевшее слева от меня, и моему взору представилось дикое зрелище. Мы с дочерью стояли друг против друга, оба одинаково взлохмаченные, красные, мокрые, она – от слез, а я от катившегося по лицу пота. Глупое это зрелище как-то мгновенно отрезвило меня, привело в чувство и охладило. А потом стало ужасно стыдно за свой нелепый срыв.
– Катена, прости! – я опустился на кровать, похоже, лишившись последних сил. Катя бросилась ко мне, я обнял её, и мы затихли. Поначалу я еще чувствовал, как мне на щеку и шею капают горячие Катины слезы, но постепенно поток их иссяк, еще некоторое время Катя судорожно всхлипывала, но вскоре и это прошло. Мы не заметили, как уснули.
Проснулся я с жуткой головной болью. Часы показывали половину третьего. Н-да, нечего сказать, мы проспали полдня. Моя ненаглядная дочь сладко посапывала у меня под боком, и на ее лице не отражалось ни следа от разыгравшейся недавно кошмарной сцены. Я встал и с трудом поплелся на кухню варить себе кофе. Коридор был усыпан осколками вазы, разбитой вследствие моего снайперского броска. Что-то не везет в последнее время моим вазам, это уже вторая за три дня. И ведь стояла-то так неуязвимо, высоко, на шкафу, под самым потолком. Пока я неуклюже убирал, заметал следы удачного броска, гремел на кухне посудой, Катя тоже проснулась. Она понуро вошла в кухню, села за стол и виновато посмотрела на меня.
– Ладно, Кать, – начал я, но продолжить не успел, так как раздался телефонный звонок.
– Стас, это я, наконец-то вернулась.
За всей круговертью событий я совершенно забыл о Татьяне, и сейчас чрезвычайно обрадовался ее возвращению. По крайней мере, она снимет с меня груз отцовства, и у меня не будет болеть голова хотя бы за дочь.
– Танюша! Ты даже не представляешь как я тебе рад!
– Это что-то новенькое! Неужели Катюха была столь невыносима?
– Дело не в этом! Долго рассказывать. Мы сейчас же собираемся, заказываем такси и едем к тебе.
Я даже не дал ей ответить, бросил трубку и велел дочери собираться. Не могу сказать, что она разделяла мой энтузиазм, однако пошла за вещами без лишних слов. Я же тем временем вызвал такси и несколько привел себя в порядок. Через полчаса мы уже спускались на лифте. Эх, как было бы удобно сейчас сесть за руль, услышать привычное, успокаивающее урчание двигателя, помчаться куда нужно… Выйдя из подъезда, я первым делом посмотрел в ту сторону, где была припаркована моя машина… и ахнул. Двор у нас довольно широкий, да и время уже близилось к обеду, так что многих машин не было и свободного места было предостаточно. Однако кому-то его не хватило, и теперь мой почти новенький Ниссан X-Trail стоял с оторванным задним бампером, куски которого валялись тут же неподалеку. И вокруг, естественно никого. Двор был абсолютно пуст. Поскольку время, как я уже говорил, было послеобеденное, мамаши с детьми уже разошлись по домам. Не было и привычных посиделок бабусь. Только вызванное мною такси нарушало покой двора, и чересчур громко тарахтело на холостых оборотах.
Я даже зубами заскрежетал! Ну что же за невезение такое! Ну, когда мне этими-то делами заниматься? Мне же надо Катюху отвезти к матери, самому съездить в больницу к Дине, мне нужно в офис, где я уже не был давным-давно, а дел там наверняка накопилось невпроворот! Я решительно направился к такси, пока бог с ней, с машиной, в конце концов, она застрахована, так что свои деньги я получу всенепременно, а пока сделаю вид, что ничего не заметил.
– Пап! – удивленно воскликнула Катя, – а это разве не твоя машина? Что с ней?