Фатальное прикосновение

– Чувствует себя всё хуже, – доложил тогда Радецкий Ольге Михайловне о состоянии Курекина.

Однако на следующее утро пришло ужасное известие: следователь умер, несмотря на не прекращавшиеся попытки врача лечить его всеми возможными – отечественными и китайскими – способами.

– Какой кошмар! – Ольга Михайловна не находила себе места. – Кто же теперь займется расследованием?

– Говорят, оно привлекло внимание особого отдела…

– Разве убийства связаны с политикой? – удивилась Радецкая.

– Мне трудно судить, душа моя. Но пять не последних людей в государстве могли быть убиты по любой причине. А принадлежность их к «Хранителям истины» вполне может являться простым совпадением. Ну и помощник Курекина старается изо всех сил. Опыта маловато. Думаю, назначат ему нового начальника… Настроение не располагает к развлечениям. Но вечером в пятницу я всё же поеду в Английский клуб. Надо понять, что там затевается.

Завтракать расхотелось, и Ольга Михайловна лишь сосредоточенно пила кофе. В её голове строился план за планом – попасть в клуб хотелось по самым разным причинам.

– Нет, и всё-таки я не понимаю! – произнесла она вслух.

– Что, душа моя? Я тоже многого не понимаю, но хотел бы сначала выслушать тебя.

– Не понимаю, почему дам не пускают в клуб! Это такое нарушение наших прав, что слов нет! – она даже топнула ножкой. – Я не понимаю, почему убивают членов общества «Хранители истины». Да, ты прав: возможно, убийства с обществом не связаны. Но и политикой здесь не пахнет. Ну вот скажи, какая там политика у графини Шунской? Запугать хотят? Кого? И для чего?

Герман Игнатьевич вздохнул. Ему и самому хотелось бы знать ответы на эти вопросы, самый безвинный из которых касался недопущения дам в мужскую компанию клуба. Не успел он ответить жене, как зазвонил колокольчик.

– Третий день начинается с нежданных гостей, – улыбнулась Ольга Михайловна. – Какое разнообразие вносится в нашу жизнь! Не знаю радоваться или огорчаться. Известия-то обычно нехорошие или предвещающие нечто плохое.

Дворецкий, с лица которого, совсем по-английски, никогда не сходило спокойное, а скорее даже равнодушное выражение, объявил:

– Графиня Генриетта Сиверс де Бельфорд с графом Ефимом Карловичем Сиверсом!

– Проси, дорогой, проси, – махнул рукой Радецкий. – Да, и распорядись там по поводу посуды. Надобно гостям накрыть.

– Герман, может нам начать накрывать завтраки в большой столовой? – спросила Ольга Михайловна. – Мне уж неудобно перед гостями, количество которых каждый день к завтраку увеличивается.

Её прервали. Супруги Сиверс вошли в комнату.

– Простите, Христа ради! – вместо приветствия граф извинился. – Но супруга моя настаивала на личном визите.

– Душенька, Оленька, – графиня принялась обнимать подругу, – следователь умер. Дошли до вас слухи?

– К сожалению, это не слухи, графиня, – встрял Герман Игнатьевич. – Истинная правда. Мой врач прислал записку. Вы присаживайтесь. Сейчас вам накроют, и вы сможете присоединиться к нашей скромной трапезе.

Завтраки Радецких скромными можно было назвать с натяжкой. Гости присели, окидывая взглядом тарелки с ветчиной, сыром, бутерброды с лососиной и бужениной, а также хрустальную плошку с красной икрой. Сиверсу стало неловко. Второй день он не успевал поесть дома, и рука сама тянулась к закускам. И если накануне причиной явилось приглашение в Английский клуб, то сегодня его сорвала с места супруга, желавшая срочно переговорить с Ольгой Михайловной. Отправлять её одну граф не хотел, а потому присоединился и теперь голодным взглядом смотрел на богатый стол.