Блуждающий во лжи

– Леденцы от кашля.

– Я не болен.

– Для здорового человека, вы слишком часто прочищаете своё горло, детектив. – она касается моего лба мокрой ладонью и хмурится. Я столбенею. – И правда, температуры нет.

Высушив руки, она бесцеремонно достает из кармана моих брюк пачку сигарет и прикуривает одну зажигалкой, которую находит внутри самой пачки.

– Будете?

Я, завороженный, беру из ее пальцев протянутую сигарету, испачканную красной помадой ее губ, затягиваюсь, и возвращаю женщине. Она ведьма? Что это вообще за нахрен? Я не могу пошевелится, почти не моргаю и чувствую, что сейчас задохнусь.

– Вы достаточно пьяны, Адам?

– Достаточно… для чего? – мой голос предательски хрипит.

Она выдыхает сигаретный дым мне в лицо, тушит сигарету о камень столешницы раковины и касается пальцами моей груди. Я упираюсь в эту преграду руками. Одетта проводит ногтями по открытому участку моей кожи, задевая и пресс, скрытый рубашкой. Я смотрю в её стеклянные голубые глаза, что она не отводит ни на секунду, и слышу лязг пряжки своего ремня. Её улыбка выглядит хищно, а пухлые, красные губы лишь усиливают это ощущение опасности. Я выдыхаю полустон, прикрываю глаза и вжимаюсь в раковину сильнее, когда она запускает руку в мои боксеры и сжимает член, который стоит с той самой секунды, как я увидел её. Притягивает к себе моё лицо пальцами, сжимающими мои скулы, не встречая сопротивления моего тела и проводит языком по моим губам. Я издаю стон, от стимуляции внизу и ее острого языка тут, на моих губах, в которые она врывается жадным поцелуем. Не в силах больше держать себя в руках, я осторожно притягиваю её к своему телу за талию, но она тут же отстраняется, улыбаясь той же хищной улыбкой. Резинка боксеров шлепает меня по животу, а её удаляющиеся шаги оглушают меня звуком шпилек, ударяющихся о кафель. Я слышу музыку, доносящуюся из зала, когда она захлопывает дверь уборной, не произнося ни слова.

– Блять… – шумно выдыхаю, взъерошивая волосы рукой и провожу ею по лицу, гипнотизируя дверь в этот чертов сортир. Каким образом, блять, это единственный бар в Девнесте, чтоли? Какого хера она тут забыла и какого хера творит? Ненормальная, и я этому даже не сопротивляюсь потому что, сука, нравится как она меня изводит.

Я хлопаю дверью кабинки, и ударяюсь о нее затылком, прикрывая глаза. Выдыхаю. Все мое тело горит, а желудок сжимается и скручивает, и это далеко-о не вина выпитого мной алкоголя. Все мысли. Сводятся. К одной.

– Блять!

Расстегиваю ширинку, спускаю боксеры и дрочу в гребаном сортире, потому что я уже не натянутая струна, я сраный извергающийся вулкан, в который она кинула взрывчатку. Ладонь мокрая и я чувствую себя подростком. Опять. Только теперь, я дрочу не на порно журналы под подушкой, а на женщину, которую даже не знаю, потому что она сраная ведьма или гребаный демон из Ада, мне насрать. Но если она сделает это еще раз, я пошлю к черту свое воспитание и уважение к женщинам. И трахну её на месте.

– Черт…

Облокачиваюсь рукой о стену сбоку и передвигаю ногами поближе к унитазу. Какое же блядство, мать твою. Сердце бьет чечетку и приходится опереться о стену напротив. Роняю голову прямо на руку и издаю едва слышный стон. Тело содрогается в экстазе, и я слышу, как капли моего позора, мешаются с водой в унитазе.

– Сука. – взъерошиваю волосы и облокачиваюсь спиной о стену кабинки.

И, наконец, чувствую облегчение, что мое тело теперь – принадлежит мне. Как с этой женщиной, блять, работать?

Я мою руки, стираю салфетками размазанную по своему лицу её красную помаду и, привожу в порядок одежду. Мадс ахуеет.

Не нахожу друга у нашего столика, видимо, он занимается чем повеселее. Зато, нахожу глазами бестию. Её тяжело не заметить в толпе, она выделяется в ней ярким пятном даже в черном платье. Расслабленная, танцующая, и с закрытым ртом, она действительно походит на ангела.

Ангела смерти.

Моей.

Я слишком надолго забыл о том, что в этом мире есть не только преступники, но и женщины, которых хочется добиваться и трахать. Какая она, Одетта Лаверье? Злобная, флиртующая со всеми сука, какой окрестил работающий в её отделе Мадс? Или, бесцеремонная, развратная бестия, какой она предстала передо мной в первый же день знакомства?

Может, это всё маска, за которой прячется совсем другая, настоящая Одетта? Но какая она – настоящая?

Её кожа светится под софитами, а в глазах озорной блеск, который видно даже издалека. Я разваливаюсь на диване и ловлю взгляд её голубых глаз. Она улыбается, отчего у меня перехватывает дыхание и ускоряется пульс. Сколько она выпила? И с кем она вообще, в этом баре?

– Где ты шлялся? – Мадс падает рядом, явно не терявший времени и, выпивший еще как минимум, пару стаканов виски. Я, как назло, протрезвел.

– А ты где? – посмеиваюсь, глядя на друга, у которого уже заплетается язык. Он блаженно улыбается.

– А тебе скажи-и-и.

Не удивлюсь, если и он где-то в этом баре оставил свой биоматериал. А, судя по его роже, так оно и было. Мы просидели в заведении еще несколько часов и бутылок виски на двоих, прежде чем разъехались по домам, но Одетту, я больше не видел, как не стал и Мадсу сообщать о том, что она со мной сотворила в грязном сортире этого бара. Он мне плешь потом за это проест.

Прошло несколько дней, прежде чем мы вновь встретились с ней. Она попросила меня подъехать в Бюро, её люди нашли пару зацепок.

2

“Я видел ангела в куске мрамора. И резал камень, пока не освободил его.”

Микеланджело Буонарроти

Гомон людских голосов эхом разносится в стенах церкви Благословенного, в молитве:

– “Господи мой, живущий на небесах!

Пусть имя твоё спасенье несет, тем, кто верует

И погибель тому, чья душа отказывается от веры.

Воля твоя – неоспорима.

Имя твоё – благословение наше.

Веди, своею рукою,

В мир лучший и праведный.”

Мужчины и женщины, старики, и дети, – хором кончают священнодействие.

– “Омэн.”

Внутри церкви светло. Витражные окна отбрасывают разноцветные тени от слепящего утреннего солнца на покрытый коврами пол, а худощавый Священник с поседевшей бородой, стоя у алтаря, призывает людей к новой молитве.

Маленький мальчик, на вид лет семи, соединяет ладошки, касаясь ими своего лба, губы его, шевелятся подобно всем в этой церкви, но он, бормочет вовсе не заученную наизусть молитву. Искренне веря, он просит у Господа спокойствия в их доме. Просит, чтобы папа был добр к нему, и к его маме. Просит, чтобы Господь помог отцу не искушаться напитками, от которых он становится плохим и обижает их двоих. Мальчик молит Господа о том, чтобы он прекратил его страдания.

Я выезжаю по шоссе из своего дома, бестия вызвала в Бюро.

Дорога ведет через небольшой лес, окутанный золотистыми лучами солнца. Девнест, наконец, не льет слезы по окончанию лета, – город любезно предоставляет возможность насладиться теплыми днями осени. Из-под колес летят сухие листья деревьев, – они кружат в воздухе, подбираясь к обочине, и порывами ветра несутся дальше по шоссе. Дорожный знак указывает не ехать больше 40, вот я и плетусь, наслаждаясь тишиной, солнцем и этим золотом вокруг.

К Бюро я подъезжаю ровно в 12 утра, набираю бестии.

– Детектив. – её голос звучит вымотанно и тихо.

– Я на парковке. Встретите?

– Ждите у главного входа в здание.