Как я помню этот мир

Как я помню этот мир
Виктор Винничек

Сладкие запахи детства преследуют меня всю жизнь, и на её закате я решил поведать о них своим близким.

Это увлекательная повесть, так как всё происходящее со мной описано в строгой последовательности, так как я запомнил своё трудное и прекрасное детство.

Читайте эту книгу своим детям, если вы хотите , чтобы из них выросли люди с добрым сердцем, которые присмотрят вас в старости.

Виктор Винничек

Как я помню этот мир

исповедь ребёнка.

Ребёнок хочет есть.

Первое воспоминание из жизни…

Я хочу есть, и ищу маму. Но мамы нигде нет. В доме молодые тёти весело смеются надомной, суют что-то в рот, но мне это не нравится. Я начинаю плакать. Тётя приносит большой глиняный кувшин, ставит его на стол. Наливает в стакан молоко, протягивает мне и говорит: “Пей! Это тебе козочка молочка прислала.”

Я отодвигаю стакан, и отворачиваюсь от него. Тогда вторая тётя берёт меня на руки, достаёт грудь и пытается покормить. Я не беру грудь, и начинаю плакать еще сильнее, соскальзываю на пол и убегаю в другую комнату. Тети что-то говорят обо мне:

– Видишь, какой, запах ему не нравится. Маму ему подавай. Шура, ты что делаешь? Ему два года, а ты его всё грудью кормишь!

– Что поделаешь вот такой он уж у меня! – слышу я голос мамы.

Радостно бегу в комнату, открываю дверь и не могу понять, почему мама убегает от меня и прячется за печкой. Я бегу за ней, но тёти преграждают мне дорогу. Я пытаюсь прорваться, но они крепко держат меня. Я начинаю плакать и бить их по рукам. Тогда одна тётя обхватывает меня руками и прижимает к своим коленям. Мне не хватает воздуха, я начинаю задыхаться и в отчаянии кусаю её за руку. Почувствовав слабину, вырываюсь на волю, нахожу маму. Она сидит за печкой на скамейке вся в слезах. Я взбираюсь к ней на колени, пытаюсь расстегнуть пуговицы на кофте. Мама берет меня на руки и начинает кормить. Нежно гладит по голове, приговаривая: «Да не спеши ты так, ешь спокойно, никто её у тебя не отнимет».

На хуторе.

Второе воспоминание из жизни…

Как я помню, был праздник. Наверное, Спас. Дед Пётр в белой вышитой рубашке, бабушка Вера в сиреневой блузке, бабушка Домна в зеленом платье, такими нарядными и красивыми я их ещё не видел. Я видел их в обыденной рабочей одежде, ежедневно все суетятся, что-то делают. А тут сидят себе в саду за столом, никуда не спешат, пьют из красивых прозрачных маленьких стаканчиков красненький компот. Я попросил мне не дали, сказали, я ещё мал. Я начал доказывать, что я большой даже три пальца показал. Но когда понял, что это на них не подействовало, начал плакать, сполз с дедовых колен и перебрался к бабе Домне, дедовой сестре. Она была очень красивая, меня любила и во всём потакала. Украдкой давала всякие вкуснятины, никогда не наказывала. Странно, но и она отказала. Наверно деда боится. И почему его все слушались и боялись?! Даже Шарик. Я нисколечко. Он никогда меня не наказывал, в отличие от бабы Веры, которая нет, да потянет завязками от фартука. Ну и что, что у деда не было глаза, и всё лицо было в шрамах, я его очень любил. С ним было интересно, он катал меня на Орлике, водил в сад при этом разговаривал, как с равным. На помощь пришёл отец, его звали Леонид. Он неожиданно появился со стороны дороги за моей спиной и подслушал наш разговор. Взял меня от бабы Домны посадил себе на колени:

– Конечно большой. Покажи ещё раз сколько тебе.

– Три. Радостно закричал я и показал три пальца.

– Но большой, это не значит взрослый, только взрослые пьют сливянку и то очень редко, по праздникам. И налил себе стаканчик с графина, всех поздравил с праздником и выпил.

– Когда я буду взрослым? – не унимался я.

– Кода тебе будет двадцать лет, – сказал дед.

– Двадцать это столько? – почему-то я показал шесть пальцев. Толи потому, что до пяти я уже умел считать, толи потому что, моему двоюродному брату Алексею было шесть лет, и мама говорила, что он уже взрослый.

– Больше! – сказал дед.

– Столько? – я показал две руки.

– Больше! – повторил дед.

– Как больше?! У меня больше пальцев нет. – закричал я.

– Возьми у меня, – сказал папа и положил свои огромные руки рядом с моими.

– Да! Вот столько. Двадцать – это если сложить пальцы твои и отца на четырёх руках вместе. – сказал дед.

– Тогда и Шарик меня будет слушаться, как тебя и папу? – никак не мог я успокоиться, забыв про сливянку. Все засмеялись. Шарик – это дедова собака, огромная немецкая овчарка, похожая на волка. Живет у деда она давно. Дед говорит, что Шарик старше бурёнок Груни и Пеструшки, лошадки Орлика, даже старый огромный сибирский кот Мартын на два года моложе собаки. Жил Шарик в большой будке, которую построил ему мой отец, придя с армии. Тогда Шарик первый раз сорвался с цепи и встретил отца на станции в четырёх километрах от хутора, после семи лет службы того в армии. Когда отец уходил, Шарику было меньше двух лет. Как он узнал, удивлялся дед, никто не почувствовал, а он встретил. Все говорили, что Шарик очень умная собака всё понимает, только разговаривать не может. Прикажет дед ему смотреть внука не выпускать со двора, он гавкнет, что задание понял, вылезет из будки, ляжет на траве в тенёчке для лучшего обзора и несёт службу. Только я начну открывать калитку в сад или на дорогу, он тут как тут, зайдёт со стороны выхода и начнёт грозно лаять. Попробуй, уйди от такого! Помню, однажды мне очень захотелось в сад, поиграть с кроликами, которые вылезли из ямы, где они жили. Шарик меня не пустил. Я начал плакать, бить его рукой по морде. Ему наверно было больно, он долго терпел, увёртывался, в конце концов, разозлился, ударил хвостом, так что я упал на колени. После взял как щенка за шиворот и отнёс от калитки на средину двора. Однажды дед оставил Шарика за няньку, сам уехал, куда-то на Орлике. Бабу Веру с женой деда Фадея, брата моего деда, бабой Катей позвали полоть колхозную свёклу не далеко от хутора. Видя приближение грозы, они успели добежать лишь до хижины деда Фадея, так называл его дом дед Пётр из-за малых размеров, в сравнение с огромным нашим пятистенком, который срублен из свежей сосны, без подсочки. Это был маленький старенький домик. Дед Фадей перевёз его, из какого – то дальнего хутора, после возвращения из тюрьмы. Бабу Катю он привёз из Сибири, где отбывал срок по навету за якобы несогласие с решениями, принятыми на каком-то пленуме, за что был осуждён по политической статье. Дед Фадей был моложе нашего деда, но очень невезучий, так я слышал в разговоре взрослых. Зона, сильно подорвала его здоровье. Выглядел он старше деда, редко выходил из дому, больше читал газеты и книги, которыми был завален весь дом. Пошёл сильный ливень. Бабушка осталась переждать непогоду в хижине, на краю хутора, надеясь, что дед заберёт меня со двора, а дед не спешил домой, знал, что бабушка дома. Отец, бабушка Домна были на работе. Мама с тётей Соней была в городе Барановичи в гостях у тёти Мани. Соня и Маня были родные сёстры моего отца. Оказавшись на улице в грозу один, я побежал в дом, но не смог открыть тяжёлую дубовую дверь в сени. Я заплакал, в надежде, что меня пустят в дом. Но, увы. Первым сообразил шарик, он вылез наружу, взял и затащил меня в дальний тёмный угол своей будки на сухую подстилку из соломы. Сам лёг у входа. Мне было холодно. Шарик, прижался ко мне, обнял меня лапой. От него исходило тепло, как от печки. Через несколько минут я согрелся и уснул под шум дождя.

Первым вернулся дед. Шарик встретил хозяина, как положено. На вопросы деда: “Где внук? Витя где? Всё хорошо?!” он поднял голову вверх и залился лаем.

– Ну, что ты мне всё рассказываешь, я тебя не понимаю. За то время, что ты у меня живёшь, пора уже и по-человечески, научится разговаривать, чтобы тебя понимали. Ты, лучше ответь мне, как тебя учили. Внук спит?!

Шарик утвердительно качнул головой и гавкнул.

– И за то спасибо, – одобрительно произнёс дед, довольный своим учеником. В знак благодарности, он потрепал собаку за холку. Шарик подумал, что он службу сдал, поджал хвост и побрёл спать в будку. Осторожно прижался ко мне задними лапами, вытянул передние, уж больно их ломило.

Ветер разогнал облака. Солнце начало прогревать землю. Зачирикали воробьи довольные смытыми с деревьев гусеницами и насекомыми. Встревоженная бабушка Вера вернулась домой, не увидев внука, спросила про меня.

– Спит, наверное, в длинной комнате на моей кровати, – полагаясь на собаку Шарика, уверено ответил дед.

Бабушка, не заходя в дом, прошла со двора в огород и занялась своей, привычной работой в июне месяце. Всё бы хорошо, но неожиданно с работы вернулась баба Домна, их отпустили. Прошедшая гроза не позволила продолжить работу на открытом воздухе. По дороге она набрала первой земляники и пришла угостить меня. Не найдя меня дома, она обратилась к бабе Вере. И тут началось. Меня искали всюду: в туалете, в кроликовой яме, на печке, в погребе, сарае, колодце, чердаке и сеновале, даже в крапиве. Не подумали о том, как может трёхлетний ребёнок открыть добротную крышку или дверь. Ведь у деда всё было сделано на совесть. Я проснулся от того, что убитые горем бабушки плакали навзрыд. В такт им, не знаю почему, подвывал Шарик. Дед седлал Орлика, он собирался за участковым и сообщить по телефону отцу на работу, о моей пропаже. До этого деду и Шарику досталось на орехи. И тут я вылезаю из собачьей будки. Бабушка Вера взяла меня на руки и обняла крепко-крепко, что мне стало больно дышать. А бабушка Домна, почему-то стала рыдать ещё сильнее. Как я понимаю сейчас, от большой радости.

Родственники стали расспрашивать отца о маме, тётях и Алексее. Он сказал, что маму положили на сохранение, сёстры и племянник навещают её. Они все кланяются вам и обещают скоро приехать в гости.

– Что такое сохранение? – встрял я с вопросами.

– Это такой домик, где живут тёти и ждут, пока им аист принесёт маленького ребёночка. Ты же ведь хочешь братика или сестричку? – спросил отец.

– Очень хочу братика, но большого! Я б с ним играл, – начал выпрашивать я.

– Большого братика, не получится. Аист не осилить поднять больше четырёх килограмм.

Взрослые засмеялись и налили по стаканчику сливянки, а я посмотрел на старое дерево. В тополь, когда-то ударила молния. Оно, высохшее, без веток, как столб, одиноко стояло у дороги. На верхушке тополя было гнездо и в нём жила семья аистов.

– Да и правда, такой аист не сможет принести большого братика, – подумал я.

– Дед, и чего ты сидишь? Пойдём на луг лягушек ловить, будем аиста кормить. У него будет больше силы, и он сможет принести мне большого братика.

Взрослые снова засмеялись. Дед взял меня за руку, и мы пошли на луг. Луг находился за садом. Туда мы с дедом на ночь водили пастись Орлика, и я важно на нём сидел. На лугу, дед путал ему передние ноги, чтобы далеко не убежал и оставлял на ночь. По дороге мы часто встречали лягушек, они прыгали из-под наших ног в сторону, и я легко мог поймать их.

– А как ты будешь кормить аиста? – по дороге интересовался дед.

– Как? Как? Сам, не знаешь, что ли?! Поймаю лягушку, привяжу один конец верёвочки к задней лапке, второй за дерево, аист увидит, что лягушка прыгает, опустится и съест её, – учил я деда.

Бабушки запели песни, а Шарик увязался за нами.

– Дед, почему наш кот никогда никуда не ходит?