– Пойдём. Расскажу по дороге… Сейчас отдышусь. И… Пошли!
Он вкратце поведал Арно, в какую беду попал дон Севильяк.
Арно улыбался, пока не вздохнул зловонного воздуха.
Дон Севильяк рычал и бесновался. Сорвал с себя куртку и с остервенением топтал её. Лейба также сбросила свитер и осталась по пояс голой. Её мясистые тяжёлые, но высокие груди колыхались в такт ногам. Она подражала ходоку и с замысловатыми проклятиями пыталась вытоптать из одежды экскременты и вонь.
Наконец, дон Севильяк поднял голову к подходящим к нему ходоков с прикрытыми носами, хотя это мало помогало, Ивана и Арно.
Лицо их товарища, заляпанное едва стёртой с него вонючей пакости, демонстрировало одно – ярость. Он плевался, задыхался и ругался, поэтому не сразу понял, что от него хотят.
– Где? – прорычал он и, услышав о воде, и, узнав направление к ней, словно вдрызг пьяный, качаясь из стороны в сторону, направился в указанную сторону.
– Э! Куртку подбери! – крикнул ему вдогонку Иван, но дон Севильяк только отмахнулся.
Лейба подобрала свитер, вытянула руки с ним подальше от лица и в бок, и пустилась вдогонку за доном Севильяком.
– Его куртку… Надо бы… Фу!.. – выдохнул Иван. – Чем бы её поддеть? Не в руки же брать.
– И ногами не подкинешь, – буркнул Арно, воротя нос в сторону, что мало помогало, поскольку животные обрызгали не только людей, но и большой участок земли, где они стояли.
– Обложить травой? – цедил сквозь зубы Иван, не зная как поступить.
Куртку бросать нельзя. Это сейчас дон Севильяк оставил её, одурманенный запахом экскрементов и от злости, а потом будет страдать при переходе поля ходьбы. А с него станется. За курткой может не вернуться.
– Что? – спросил Арно. – Если и травой?
– А-а… В конце концов…
Иван поискал глазами и увидел жалкий куст. Отошёл к нему, отдышался, затем выломал две жидкие хворостины. Вернулся и попытался поддеть ими ком, представляющий куртку дона Севильяка. Ветки сломались. Иван стал злиться.
– Ты, – резко сказал он Арно, словно тот в чём-то был виноват, – подбери… э-э… мясо… И при разделке всю требуху выкинуть! И чем дальше, тем лучше! Иначе… Всё!
Он наклонился и поднял бесформенный тяжёлый комок, при этом сетуя про себя: что же это такое твориться? Невероятные события, случившиеся с ними, и, тут же – дерьмо! Как насмешка над всеми ими, рискнувшим провалиться в глубокое прошлое, встретить «братьев по разуму» и назначению – мивакуков, узнать о хырхоро, проскочить сквозь время на накрузе, и… вляпаться…
Фу-фу-фу!..
Водоём, указанный Арно, оказался почти рядом. Небольшое, но глубокое озерцо, кое-где поросшее по берегу низкорослой травой. В воде уже с наслаждением ухал дон Севильяк, и тщательно отмывалась Лейба. Иван с отвращением бросил куртку рядом со свитером и отошёл подальше, чтобы вымыть руки. Из-под воды на него таращились уродливые рыбки или какие-то неведомые зверушки…
Тьфу!..
– Мне на дороге времени всегда везло, не то, что в этот раз, – говорил дон Севильяк, обжигаясь очередным куском мяса.
– Это когда ты сидел в мешке Сола? – сквозь набитый рот поинтересовался Арно.
– А что? – невозмутимо отозвался дон Севильяк. – Там хорошо угощали и кормили. Не то, что здесь. – Он прожевал и воскликнул: – Нет! Вы только подумайте! – Дон Севильяк оглядел всех своим словно безумным взглядом выпуклых глаз, призывая обратить на себя внимание. – На меня тут напал скорпион и попортил сапог. Вот! – указал он на дырку в обуви. – Потом этот жук! А? Чуть не сожрал мою куртку. А эти… В страшном сне не присниться, как они меня… С ног до головы. А? Едва отмылся!
– Не очень-то, – хмыкнул Хиркус. – Пропитался насквозь. До сих пор от тебя запашок.
Лейба опасливо бросила на него взгляд, понимая, что от неё тоже ещё попахивает.
Иван ел молча. Мясо оказалось сочным и вкусным. Благо, соли было предостаточно. А вот хлеба, к сожалению, пришлось на один укус.
У догорающего костра сушились одежды дона Севильяка и Лейбы. Он сидел в одних пёстрых – цветочки и бабочки – трусах, в которых могли бы поместиться трое нормального сложения мужчин. Мощный, мускулистый. Она – почти нагая, едва прикрытая тем, чем поделились с нею подруги, а на них самих не было ничего лишнего. Зато теперь Лейба почти на правах собственника сидела плечом к плечу с доном Севильяком, потеснив Харуссу и Аннет.
Мау-ма вначале с опаской попробовал жареное мясо. Оно ему явно не понравилось. Оттого он с лёгким испугом на миловидном детском лице наблюдал, как люди много и быстро его съедают. Иката подсовывала ему самые вкусные, по её мнению, и лакомые кусочки, однако мальчик не притрагивался к ним.
Вопрос, чем питаются мивакуки, оставался открытым и, нет-нет, занимал людей. И сейчас, поглядывая на Мау-ма и насыщаясь, когда ни о чём серьёзном говорить не хотелось, как только о еде, эта загадка стала волновать их.
Хиркус стал подбивать Ивана расспросить о том хотя бы Мау-ма.
– Они же кормили его чем-то, – говорил он лениво, вытирая жирные руки о траву и отбрасывая её от себя таким же ленивым движением. – Вот мяса он не ест. Тогда что?
– Траву они тоже не едят, – сказал Джордан.
– Вам это интересно? – Арно, наконец, справился с последним куском и ковырялся в зубах сорванным стеблем травы.
– А тебе нет?
– До еды – да. А когда я поел… Вы ничего не замечаете? – вдруг насторожился он и поднял голову, вглядываясь в небо.
От солнца, минутой назад горячего, хотя уже и предзакатного, словно подуло, вернее, повеяло, так как ветра практически не было, холодом. И заметно стало темнеть, заставляя дневное светило вначале сделаться бесцветным, а потом и вовсе превратиться в оловянную негреющую бляшку.
Что-то обеспокоено залепетал Мау-ма.
С накруза к людям непривычно быстро спустился старший мивакук.
– Хырхоро, – перевёл Иван его слова.
Впрочем, Иван и большая часть людей уже сами поняли, что происходит. Мивакук говорил ещё что-то, Иван синхронно переводил:
– Да, хырхоро… И оно…Оно нас боится, но не так сильно, как в прошлый раз. Потому, что мы… делаем не так. – Иван пожал плечами и добавил от себя: – Вот так!
– Дон Севильяк! – воскликнул Арно. – Его смех…
Настроение дона Севильяка быстро портилось. Он сумрачно посмотрел на Арно. Какой смех, если он ещё не доел того, что наметил? Да и холодно, а одежда ещё сырая, не натянешь, а натянешь, так совсем замёрзнешь. Хорошо смеяться, когда сыт, в тепле и холе.
– Хиркус! – воззвал Арно. – Придумай что-нибудь, чтобы его рассмешить!
Его призыв остался без ответа.
Солнце затуманилось и едва проглядывало. Стало ещё холоднее, к людям подкрадывалась сонная вялость, веки набухали и тяжелели, против воли прикрывая глаза.
Иван плыл в холодном пустом мареве. Мысли тягучие и скользкие, словно тающие льдинки, туманили голову.
Вдруг… музыка…
Откуда здесь музыка? Такая же протяжная, как и мысли, на одной ноте?