Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3

– Да уж…

То остальные замечания были куда хлещи.

– Кто бы мог подумать? – делано удивился Арно, ворочая глазами и приоткрыв рот.

Серьёзный Жулдас на заявление Шилемы обеспокоено покачал головой – что это она задумала?

– О, женщина! О радость нашей жизни! – встал в позу декламатора Хиркус, запнулся и невпопад добавил: – О, Офелия! О!.. Ну, да… О, нимфа! – Потом скороговоркой повторил: – О, Офелия, о, нимфа…

Дон Севильяк громыхнул своим бесподобным смехом.

Шилема не осталась в долгу, а замечания пропустила, казалась, мимо ушей.

– Что вы понимаете? Вы? Даже побриться забыли! И с ногами волосатыми ходите!

Реплика вызвала неподдельный смех мужчин.

– Молодец, женщина! – похвалил Хиркус.

– Перестаньте! – с досадой сказал Иван. – То, что ты женщина, мы помним, – добавил он, обращаясь к Шилеме, всё ещё исподлобья сердито поглядывающей на мужчин.

– Плохо помните, – огрызнулась она, но мгновением позже изобразила лучезарную улыбку. – Да и не нужно мне всё это. Я как все!

– Вот и хорошо. Тогда…

Иван давал последние важные, как ему казалось, наставления, а на самом деле уже неоднократно повторённые и ничего незначащие. И это было оттого, что он всё больше понимал – пройдёт всего ничего времени и выяснится несостоятельность всех его слов. Мало того, появиться то, что именно сейчас надо было бы обсуждать, но никому о том говорить не приходит в голову.

Но, возможно, всё было проще. Они оттягивали время.

И тут в квартире реализовался Щенек, крайне взволнованный, и в растерзанной, как после драки, одежде.

– Хорошо, что застал! Симон в опасности!.. КЕРГИШЕТ, нужна помощь! Надо всем! Срочно!.. Всё скажу по дороге! За мной!

По словам Щенека всё произошло непредсказуемо и, естественно, неожиданно.

Они, группа из пяти ходоков во главе с Симоном, совершала «рутинную» проверку пространственно-временной окрестности, где чаще всего появляются тарсены. В реальном мире недалеко от будущей Тулузы наступала весна 147 года нашей эры.

Ходоки, согретые тёплым солнцем, встали на дорогу времени в хорошем настроении. Перед их глазами стояла ещё картина изумрудных от травы и покрытых цветами полей, свежей листвы, ярких лучей дневного светила. Так что ровный полумрак поля ходьбы не казался каким-то неживым и угрюмым. Кто-то даже пошутил, что пора, мол, посадить что-нибудь и на дороге времени, тогда и ходить по ней будет приятнее. Шутку обсудили. В ней таилась вековая мечта ходоков. Ходоки старших поколений утверждали, что есть такие места в поле ходьбы, где можно встретить растения. Однако никому из современников ничего подобного видеть не приходилось. Либо это были легенды, впустившие в себя желания ходоков, либо часть поля ходьбы, где произрастали травы и кустарник, сейчас по каким-то причинам была для них недоступна.

Ничто не предвещало дальнейших событий.

Как вдруг поле ходьбы в точке зоха осветилось тревожным красным светом, и патруль ходоков потерял ориентировку.

Каждый увидел свою искажённую дорогу времени.

Они даже не успели обменяться мнением об окружившей их новой обстановке, как одновременно пострадали от неё.

Симон поскользнулся и упал, по-видимому, сильно ударившись спиной. У самого Щенека, поле ходьбы которого походило на вязкий песчаный пляж, под ногами захрустел насыпанный валками крупный остроугольный щебень, идти по которому – ногу сломать.

Ходоки остановились. Помогли Симону подняться и твёрдо держаться на ногах на скользкой дороге. Салехана с трудом вытащили из «трещины», куда он попал, провалившись почти по грудь. А ещё одного ходока пришлось вообще держать над «пропастью», образовавшейся в его поле ходьбы.

– Странная аномалия, – придя в себя и отряхнувшись, сказал Симон. – Будем исследовать.

В его предложении не было ничего нового для ходоков, так как с некоторыми аномалиями в призрачной зоне группа Симона встречалась неоднократно. Правда, до сих пор не было такого, чтобы все в одинаковой степени почувствовали кардинальные перемены. Обычно у кого-то из них появлялось закрытие, хотя эту точку зоха он никогда не использовал. Кто-то ощущал неприятные запахи, пропитавшие, казалось, не только дорогу времени, но и реальный мир. А то время словно останавливалось, и точка зоха для ходока превращалась в своеобразное тире. Поэтому каждый ходок в таких случаях уже знал, чем ему заняться.

Здесь было не так, как всегда, и Симону пришлось напомнить: быть предельно осторожными, рук не выпускать, а лучше держаться в тесной кучке.

Постепенно выявились временные и пространственные границы аномалии, сделаны выходы в реальный мир всеми вместе, и по отдельности, найден эпицентр. На нём ходоки сделали короткую передышку перед началом тщательного изучения.

Вот из этого-то эпицентра, словно горох из прорванного мешка, посыпались люди и человекообразные существа. Они разорвали сцепку ходоков, отчего двое из них и Симон оказались в плотном кольце выходцев, по всей видимости, из мира тарсенов.

– Они вооружены? – спросил Иван, ломая голову, что же это могло быть: постоянно действующий канал между мирами или специально подстроенная ловушка на ходоков?

– Мы их никогда не видели вооружёнными, – ответил Щенек и поправился: – Мы не знаем, как выглядит их оружие. Но эти… Они не вооружены, но мне показалось, что они специально посланы для захвата нашей группы.

Иван не успел уточнить, почему у Щенека сложилась убеждённость целенаправленного захвата. Ускоренно пробиваемая им команда со Щенеком вторглась в район аномалии.

Был красноватый, неприятный для глаз свет, как предупредил Щенек. У ходоков, собравшихся в перливый мир, а теперь спешащих на помощь товарищам, случилось новое видение поля ходьбы, кроме, пожалуй, у КЕРГИШЕТА. Для Ивана оно заметно не изменилось. Он слышал удивлённые или натуженные возгласы, но что-либо осмыслить и оглядеться не имел возможности, так как нос к носу столкнулся с агрессивно настроенной оравой разумных и, похоже, не очень человекообразных особей. Они теснились вокруг кого-то, кто пока что сопротивлялся их давлению.

– Симон! Отзовись!.. Симон! – выкрикивал Иван, вламываясь в плотные ряды выходцев из чужого мира.

За ним, расшвыривая в стороны порождения иной полосы времени, следовали члены его команды, разгорячённые быстрым движением, а теперь – видом реального противника. Рокотал дон Севильяк, вскрикивала Шилема, и что-то бормотал Хиркус, наверное, подобающие слова из какой-нибудь драмы или трагедии. Приотставшие Арно и Жулдас оказались не у дел до тех пор, пока их друзья пробивали брешь, но когда те вклинились достаточно глубоко, пришёл и их черёд размяться и показать, на что они способны.

Симон долго не отзывался. Иван свирепел. Казалось, конца не будет искажённым рожам и гибким телам, вставшим у него на пути. По сравнению с ним они были мелковаты и слабосильны, но их было слишком много, а отброшенные им с дороги руками и ногами, быстро приходили в себя и вновь бросались в схватку.

Наконец он увидел Симона и расслышал его сдавленный голос:

– Ваня, я тону… Тону-у!

Ударив подвернувшегося под удар тарсена, Иван дотянулся и ухватил протянутую ему навстречу руку Симона. Рванул её на себя, не без труда, как если бы он тянул его из клейкой массы, подтащил к себе. Двое других ходоков, зажатых вместе с Симоном, также вцепились в его руку.

– Выходим в реальный мир! – зычно подал команду Иван.

Его услышали и подчинились, но проявление в реальном мире вызвало возгласы отчаяния.

Это явно был чужой реальный мир.

Каждый человек распознаёт чужое, по-видимому, на уровне подсознания. И действительно. Когда громадное число предшествующих предков ощущали себя причисленными к какой-то одной экологической зоне, с присущей ей растительностью, рельефом и климатом, видом неба и дали, то потомки, в одночасье, попадая в иные условия, долго ещё ощущают себя как бы в чужом мире.

Выйдя из леса в степь, человек пугается открытого пространства, так как он для всех как на ладони – виден издалека, а спрятаться некуда. И напротив, выросший в степи, беспомощен в лесу, может легко заблудиться и потеряться совсем. И это в одном и том же мире, в той же эпохе…

Но то, что окружало ходоков, заставило их внутренне содрогнуться.

Во все стороны простиралась безжизненная пустыня, изрезанная глубокими безводными руслами некогда протекавших здесь рек. Кое-где маячными башнями поднимались окаменевшими великанами серые останцы, придавая окоёму угрюмость бесконечности, зашторенной пылевыми облаками. Пыль клубилась, фонтанами вспархивала вверх и опадала. Небо… Тусклое. Солнце на нём – оловянное, холодное, как луна в полнолунии, свет которой пробивается через разреженный полог облаков. В воздухе – ощутимый мороз и смрадный запах.

Ходоки долго оставались единственными живыми существами в этом безрадостном месте, и могли осмотреться.

Песок вокруг был истоптан, следы босых ног вели со всех сторон, будто оставившие их сюда сбегались как к центру. Искусственная, по всему, кладка из необработанных камней создавала полукружием стены в рост человека и, возможно, служили для укрытия от ветра и пыли.