Zoo, или Письма не о любви. Сентиментальное путешествие. Жили-были. Письма внуку

Zoo, или Письма не о любви. Сентиментальное путешествие. Жили-были. Письма внуку
Виктор Борисович Шкловский

Предметы культа
Виктор Борисович Шкловский (1893-1984) – писатель, литературовед, критик, киносценарист, “предводитель формалистов” и “главный наладчик ОПОЯЗа”.

В настоящее издание вошли три произведения Виктора Шкловского, а также уникальный личный документ “Письма внуку”. Сборник открывает мемуарный роман, написанный в двадцатые годы и посвященный Эльзе Триоле (“Zoo, или Письма не о любви”). “Сентиментальное путешествие” – автобиографическая проза, родившаяся в эмиграции и опубликованная в 1923 году в Берлине. Между героем и автором разница в несколько лет, однако первый – совсем еще молодой и в чем-то наивный человек, готовый рисковать собой ради родины и революции; второй же – успел разочароваться в прошлых идеалах. “Жили-были” – книга, над которой автор работал всю свою долгую литературную жизнь. В ней он рассказывает о Максиме Горьком, Всеволоде Иванове, Сергее Эйзенштейне и других современниках.

Беседа с Виктором Борисовичем писателя и литературоведа Александра Чудакова открывает книгу.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Виктор Шкловский

Zoo, или Письма не о любви. Сентиментальное путешествие. Жили-были. Письма внуку

Предметы культа

Художественное оформление Андрея Бондаренко

В оформлении переплета использован "Портрет Виктора Шкловского" художника Юрия Анненкова (1919)

Редакция благодарит агентство VOSTOCK Photo за предоставленную лицензию

© Шкловский В.Б., наследники

© Чудаков А.П., наследники

© Бялосинская-Евкина Н.С., комментарии

© Бондаренко А.Л., художественное оформление

© ООО “Издательство АСТ”

Александр Чудаков

Спрашиваю Шкловского[1 - Опубликовано впервые: Литературное обозрение. 1990. № 6.]

Вопросу я обязан и знакомством со Шкловским. На его встрече со студентами МГУ 17 апреля 1962 г. я написал записку – видимо, спрашивал об ОПОЯЗе, потому что В.Б. ответил:

– Жирмунский в ОПОЯЗе был. Виноградов – нет. Я был председателем – не заметил. Но ранние его работы связаны с Эйхенбаумом.

Когда вечер кончился и все столпились вокруг Шкловского, стал уточнять про Жирмунского.

– Это вы спрашивали? – посмотрел внимательно. (Тогда, в доструктуралистскую эпоху, ОПОЯЗом интересовались только американские стажеры.) – Приходите. Когда хотите. Завтра. Через неделю.

Я хотел увидеть Шкловского с тех самых пор, как студентом второго курса купил сборник “Поэтика” 1919 г. с его статьями “Потебня” и “Искусство как прием”. Сама возможность этого не казалась особенно фантастичной: раз в неделю я слушал лекции Н.К. Гудзия, В.В. Виноградова, Ф. Асмуса, дважды в неделю – С.М. Бонди, который много рассказывал о Б.В. Томашевском, Б.М. Эйхенбауме, благополучно здравствовавших; на факультете видел И. Бернштейна, М.Н. Петерсона, А.А. Реформатского. Еще сильнее мне захотелось этого позже, когда я, уже в аспирантуре, писал работу о формальных штудиях в Германии и России.

Впервые я увидел Шкловского на вечере Хлебникова 8 февраля 1961 г. Но это было короткое выступление. Запомнилось только про Джамбула – из-за неожиданности (Шкловский рассказывал, что акын, понимая русский язык, это скрывал).

Теперь он говорил целый вечер. До этого приходилось слышать, что Шкловский “уже не тот”. Не знаю, что было раньше, – видимо, что-то непредставимое. Сейчас же перед нами был невероятный оратор – с могучим голосом, сверкающей речью, державший аудиторию два часа, как две минуты.

– Я начал свою литературную деятельность – страшно сказать – в 1908 году.

Расскажу о Петербургском университете. Широкая река, по ней плавают ялики с прозрачными носами, как при Петре. Здание Двенадцати коллегий. Длинные коридоры, и, когда студент идет в конце, он кажется вот такой.

Ходит молодой Мандельштам, очень молодой Бонди (смех, аплодисменты). Мы были уверены, что он через год выпустит замечательную книгу (хохот). Бодуэн де Куртенэ, Якубинский, Поливанов, который знал необыкновенное количество языков и тайно писал стихи, как и Якубинский.

Изменение искусства в том, что им становится то, что не было искусством. Оно приходит неузнанным. Так стало искусством немое кино.

Покойный Горький был высокий человек, большой силы. Сильный живот – в молодости долго месил тесто. Я видел его в драке. Он дрался не по классическим правилам – нагнувшись, но так и среза?л человека.

Пришла ко мне молодая женщина: “самгинщина”, “этапы”. Не утратьте дитячьего отношения к искусству. Не потеряйте к нему прямого отношения. Но знайте, как оно сделано.

Какие еще советы? Мой совет – удивляться. Начинайте с фокстерьерства.

Тогда мы с М.?Ч. через несколько дней приехали к Шкловскому на дачу в Шереметьево (она еще при жизни В.Б. кратко описала этот визит[2 - Чудакова М. Поиски оптимизма. К 90-летию В. Шкловского // Советская культура. 1983. 22 января.]). Первое сильное впечатление: не произнеся ни одной этикетной фразы, он сразу начал говорить о существенном (о Поливанове). И так было всегда. Еще снимаешь пальто, а уже слышишь:

– Ну вот. Думаю о Кутузове.

– Так вот. Эйзенштейн говорил…

Изредка, впрочем, он как бы что-то вспоминал и задавал светские вопросы.

– Где были летом?

Мы говорили, что плавали на байдарке по Упе.

– В Упу впадает Воронка. Над ней есть дубрава. Там завещал похоронить себя Лев Толстой.

Дальше, естественно, возникала тема зеленой палочки “муравейных братьев”, а там уж было рукой подать до сюжета “Анны Карениной”.

Одно время я особо записывал отдельные фразы Шкловского, как заполняют в детстве тетрадку под названием “Мудрые мысли, изречения, афоризмы и прочее”. Для простоты я все считал афоризмами и прочим. Их было много, но они пропали. Шкловский так заразителен, что хочется тоже рассказать что-нибудь, не имеющее отношения к теме. Я дал их знакомому. Ему они были не нужны. Он дал их женщине. Они ей тоже были не нужны. С ней он поссорился. Она их не вернула. Может быть, она когда-нибудь их опубликует – записаны они точно. Привожу те, что остались.

– Писатель – пчела и соты вместе. В соты вкладывает труд много пчел – до этой пчелы и одновременно с ней.

– В искусстве, как и в жизни, незаконные дети рождаются тем же простым или, если хотите, тем же сложным способом, что и законные.

– Счастье – это не покой, а качество сознания.

– Самое главное – уметь доводить скандал до конца.

– Когда человек стал рассказывать сны и начал рисовать на стенах пещеры – это первое, что удвоило ему жизнь.

– С писателями у нас поступают как в каракулеводстве: овцу доводят до того, что она делает выкидыш, а потом с недоношенного, мертвого ягненка сдирают шкуру.

Но процент афоризмов в речи Шкловского был слишком велик. Проще было записывать.

Конечно, все не получалось – по разным причинам, в том числе субъективным. Например, почти ничего не записано про Эйзенштейна, хотя Шкловский говорил о нем часто. Но после того как я посмотрел смонтированный из сохранившихся его материалов “Бежин луг”, мне расхотелось что-либо о нем записывать.