Лига добровольной смерти

После случившегося Рон заговорил с Хилеви, прямо высказал ей, что она чёрствый человек, не вникает в круг его профессиональных забот и поисков.

– Ты многого обо мне не знаешь, – последовал ответ.

– Так не таись! Давай сядем и выскажем друг другу всё прямо!

– Боюсь, ты будешь разочарован. Я обыкновенная женщина. Гусыня, так бы сказала. Но у меня есть свои привязанности и желания.

– Открой!

– И разойдёмся… Поговорим о чём-нибудь другом. Не будем портить друг другу настроение… – Хилеви надеялась на понимание, а его, понимания, в их семье и не было. – У меня хватает забот…

– Каких, расскажи!

– Ты можешь превратно истолковать моё признание и приписать мне что угодно.

– Тогда для чего живёшь со мной?

– Для чего жёны живут с мужьями? Для того чтоб детей воспитывать. И внуков нянчить…

Вспомнив стихотворение журналиста из редакции, Рон подошёл к жене со словами:

Ты не бойся, я тебя люблю.
Я так хочу, чтоб ты была спокойна
И знала б всё, что ты всегда со мной,
Никто не нужен нам, мы вместе, мы вдвоём…

– Чего же раньше не говорил об этом? – сказала Хилеви. – Жила в постоянном ожидании. Не жила, существовала…

Было ясно: Рон прозевал момент. Вместо того чтобы искать пути к сердцу и уму жены, он ждал. Скорее всего, по той причине, что ничем ей не мог помочь. Надеялся, что холодок их отношений изгладит время как самый надёжный целитель. Молчал и ждал.

А Хилеви страдала, пряча душевную боль. Не зря говорится: всякому своя рана больна. Хотела понять, почему оставаясь с Роном, чувствует себя более одинокой, отстранённой от друзей и знакомых, остального мира, если бы на самом деле была брошенной…

Глава 7

Москва задыхалась от жары, многокилометровых автомобильных пробок на улицах и проспектах, вдоль набережных Москва-реки и Яузы. Пешеходы ругались с водителями, а водители грызлись между собой в пробках. Доходило до драк и увечий. Город пришёл к пределу с обилием личного транспорта, отсутствием добротных стоянок и надёжных развязок в центре столицы.

Владельцы дорогих машин с пренебрежением смотрели на снующую толпу, норовили проскочить, требуя к себе уважения, но простодушный народ спешил и попадал под колёса. Возникал затор, поскольку полиция старалась разобраться в причинах аварии без спешки. Водители честили на чём свет стоит и виновника происшествия, и госинспекцию. Все оказывались втянутыми в водоворот городской жизни, из которой не было возможности выбраться.

К ночи город затихал, забив улицы машинами, оставленными у обочин и во дворах домов, на тротуарах и газонах. Скопление автотранспорта под окнами домов злило проживающих. Машины, истинные трудяги и мученики, дремали, прижимаясь боками, не повинные в участи, какую уготовили им хозяева, не позаботившиеся о местах стоянок для автотранспорта. Вскрикнет какая сработавшей охранной сигнализацией, заойкает в тишине и стыдливо умолкнет. От резкого повизгивания люди просыпались, звонили в полицию, но там лишь отмахивались от назойливых жалобщиков. Злость обиженные жильцы выкладывали в письмах правительству Москвы и мэру Собянину.

Дошло до массового поджога автомобилей. По ночам то в одном, то в другом районе, а то и в нескольких сразу, полыхали машины, оставленные у подъездов и на тротуарах. Госавтоинспекция не вдавалась в суть проблемы, пытаясь всю вину свалить на уличных хулиганов. Хотя поджигатели и являлись настоящими правдолюбцами, но максималистами по существу.

Терпение у мэра лопнуло, он потребовал открыть в центре города платные стоянки, ограничить проезд грузового автотранспорта.

Встреча с Колчиным не только прояснила ситуацию с происходящим в пансионате Лиги Добровольной Смерти, она заставила Говарда серьёзно подумать об эвтаназии, и том, что связано с ней и происходит в сложном переплетении с жизнью.

– Отрицал и отрицаю категорически утверждения некоторых политиков о праве личности на эвтаназию, – сказал Владимир резко и вышел из-за стола. – Демагоги, так называемые правдоискатели, свои утверждения основывают не на знании действительности, а на эмоциях, слепо принимая доводы сторонников эвтаназии на веру, забывая о падении морали, разъедающей общество корысти и вседозволенности. Вчера включил телевизор и оторопел от услышанного. Девушки популярного ансамбля распевают: «Чем выше любовь, тем ниже поцелуи»… И никакого тебе смущения у певиц, совестливости. Как это охарактеризовать? Конечно, распущенностью нравов и желанием выделиться.

Колчин прошёл к письменному столу, взял какую-то бумагу.

– Прочти… – И передал Рону разрозненные страницы. – Оставила тринадцатилетняя Эльза Кайтель из Германии. Девочка бросилась в ванну с соляной кислотой. Прочти, прочти… Есть над чем задуматься. Не всё оказалось случайностью и причудой взбалмошной девочки, как это объяснила следствию дирекция пансионата и руководство Лиги.

– Ты имеешь в виду девочку, о которой сообщалось, что она хотела лечь под пресс, а бесформенную массу своего тела завещала передать родителям для захоронения?

– Это была Эльза Кайтель. Её записки передаю тебе. Целомудрие взрослых и детей кануло в лету…

«Отчим отправил маму в город по делу. Отправил с одним намерением: избавиться от ее присутствия в доме. Возвратилась из школы, и попала в его грязные объятия. От похоти отчима трясёт, сорвал с меня одежду, повалил на пол. Боролась, как могла, и сколько хватило сил. Отчима моё сопротивление только распалило. Связал меня по рукам и ногам. Связав, начал насиловать. Я кричу от боли, а он наслаждается моими страданиями»…

«Как страшно и унизительно терпеть приставания отчима. После его домогательств кажется, что я с ног до головы грязная и липкая. Моюсь в душе, но сяду за стол и убегаю, выворачивает меня наизнанку при виде пищи. Не могу терпеть, не могу смотреть на ненавистное лицо с оттопыренными ушами. С ровесниками не встречаюсь, стыд угнетает и давит, а помалкиваю. Отчим угрожает тем, что лишит меня и маму наследства. Мама, думаю, догадывается о моих мучениях, но тоже молчит. Выход у меня один: отомстить за надругательство. И знаю как»…

– С этим надо разобраться! – не сдержал гнева Рон. – Таких насильников и класть под пресс! Другой управы на них нет! Поймают на месте преступления, осудят, а через год, смотришь, разгуливает на свободе. Помиловали за примерное поведение…

– Разберись! В Лиге на подобные факты закрывают глаза, а ты займись расследованием и доведи дело до логического завершения. Мы с тобой журналисты, и у нас до всего должно быть дело. Кто расскажет правду, если не мы? Эльза выбрала для себя жестокий способ ухода из жизни – смерть под прессом, – рассказал Колчин. – Человека под наркозом кладут на матрицу пресса. Под ударом подвижной части пресса клиента расплющивает, как цыплёнка. Смотреть невыносимо, похоже на пыточные Средневековья. Девочка избрала для себя подобный исход, чтоб жестокостью ответить на жестокость.

Из рассказа Говард уяснил, что подобный способ избирают люди обиженные или обозлённые – не сложились отношения в семье, довели до крайности измены. Или слишком далеко зашёл конфликт по месту работы. По условиям договора пансионат обязан отправить раздавленный в лепёшку труп по адресу, какой указал покойный.

– Практикуют в пансионате и другие способы убийства, – делился наблюдениями Колчин. – Укол – самое безобидное и щадящее средство. Далее идут всевозможные отравления – быстрые или медленные, газами или жидкостями, мгновенные или со страданиями. Может показаться странным, но широко применяются «архаические». По завещанию человека могут утопить в проруби, повесить на дереве или вытолкнуть из окна.

Находились чудаки, кому нравился «удар молнии». Своего рода электрический стул, но приближённый по обстановке к удару молнии в грозу. В специальной оранжерее с пальмами, елями, берёзами создан в пансионате уголок живой природы. Человек прогуливается, но тут начинается дождик. Клиент прячется под дерево. И тут происходит раскат грома с мощным электрическим разрядом.

Способ считается малоприятным. Наверное, по той причине, что обугленный труп представляет отвратительное зрелище.

Одна почтенная дама потребовала, чтобы её уход из жизни был обставлен а ля «казнь Марии Стюарт». Старушка желала пережить ощущения, какие испытывала претендовавшая на английский престол Мария Стюарт.

За осуществление подобного действа дама внесла в кассу полтора миллиона долларов. И ещё одиннадцать миллионов долларов заплатила Лиге известная английская телекомпания за право вести съёмки казни.

Женщина оказалась не одинокой в садомазохистских желаниях. Больная раком француженка, потребовав применить к ней «удар молнии», захотела, чтобы за её кончиной наблюдали близкие ей люди. И оплатила их перелёт в оба конца.

– Ты участвовал в казнях? – спросил вдруг Говард и пристально посмотрел на Колчина.

– Это не казнь, а выполнение воли клиента. Обряд прощания. Так принято говорить в пансионате. Обряд прощания… Красиво и безобидно.

– Ты принимал участие… в этом… как его… в обряде прощания? – повторил вопрос Говард.

– Напрасно нервничаешь. Не принимал. Экий вы народ, шведы!.. Но мой черёд наступил. В корпусе «X» твоё участие в эвтаназии – своего рода посвящение в число приближённых и особо доверенных лиц. Из их числа руководство Лиги отбирает специалистов, которые проводят, как ты выразился, казни. Принял участие в эвтаназии – это заносится в секретные архивные документы. Ты уже не вправе осуждать других. Ты с этого времени в ответе за дела, которые происходят в пансионате Лиги. Тебе доверие, с тебя спрос. Я знал, что в пансионате практикуется подобное испытание, и убежал, не дожидаясь финала. Подготовился заранее. Открою секрет. В Упсалу я прилетал за три месяца до того, как ты встретил меня в аэропорту Арланда.

– Дела!.. – только и промолвил Говард.

В пору таяния снегов, когда речка Фюрис, приняв талые воды, билась в каменных берегах, и шум её на перекатах хорошо был слышен в вечерней тишине, когда галки, ошалев от весны и брачных игр, кричали особенно громко, в пансионат Лиги Добровольной Смерти из Москвы прибыл Платон Лебедев. Энергичный предприниматель переступил порог проходной, и крепкая дверь захлопнулась за ним на замок. Захлопнулась автоматически, теперь открыть с пульта мог только сотрудник охраны.

Гость оглянулся, но решительно отбросил сомнения, улыбнулся, посмотрев на охранника, и подал ему свой паспорт. Полистав его и сличив оригинал с фотографией на книжице, охранник отдал честь:

– Добро пожаловать, господин Лебедев. Вас ждут.

В кабинете директора, куда проводил посыльный, Платон без лишних слов доложил о цели визита.

– Моё намерение – занять в Лиге достойное место. Хочу показать себя в должности директора распорядительной службы. Место, как мне известно, вакантно. Предварительный отбор прошёл.

– Должность пока свободна. И претенденты имеются, – ответил директор пансионата Гюнтер Линд с улыбкой. По выражению его круглого лица можно было понять: много тут вас набилось. – Руководство Лиги остановило свой выбор на вашей кандидатуре. Где работали в Москве?