Лига добровольной смерти

– Тебе разве не приходилось встречать людей, которые любят и жалеют бездомную собаку, а помочь нищему забывают? Подобное встречаешь повсеместно. Ещё Достоевский сказал: легко любить человечество, но как же трудно любить отдельного человека…

В холле Говард оглянулся: добротная мебель, домашний кинотеатр, бар, автоматизированная кухня с плитами и печками, посудомоечной машиной. На стенах картины Родионова, Архипова, Козлова, Ерёмина; дорогие иконы XVII–XVIII веков. Как выяснилось, из Ферапонтова монастыря.

Обратил внимание Говард на прекрасный камин с отделкой из мрамора: танцующие грации в туниках. Возле камина чугунное литьё Каслинского завода – петух и курица.

– Камин, где заказывал? – поинтересовался Говард.

– Понравился?

– Прекрасная работа.

Владимир засмеялся:

– Знакомые реставраторы продали. Реставрировали в Москве старый купеческий дом, разобрали и вывезли. Заплатил шестьдесят тысяч долларов.

– Извини за глупый вопрос. Откуда у журналиста такие средства? Особняк, судя по месту и качеству постройки, обошёлся тебе в два миллиона долларов…

– Пять с половиной. Лишь за участок земли заплатил без малого два миллиона долларов. Земля здесь очень дорогая. Откуда деньги? Во-первых, программа Ирины хорошо оплачивается. И мои доходы. Детали раскрывать не стану. Скажу прямо: основной доход приносят акции «ЛУКОЙЛа» и «Газпрома», мой портал в Интернете. У нас процветает бизнес, а ему требуется реклама. Во-вторых, моё участие в выборных кампаниях Президента, депутатов Государственной думы. В дни подготовки к выборам не спишь и не ешь. Осечек в моей работе не случалось. Птьфу-птьфу-птьфу!.. – Колчин три раза сплюнул через левое плечо. – В случае успеха – сотни тысяч заработанных долларов.

– Приходится изворачиваться, наверное?

– Приходится! Тут всё зависит от твоего профессиональногоумения. Ужом проползёшь, чтоб добыть нужную тебе информацию. Мгновенно должен среагировать на событие, постараешься обратить его в пользу своего кандидата. – Колчин засмеялся. – Один пример. Баллотировался мой кандидат в депутаты Государственной думы по Санкт-Петербургу. Не Борис Грызлов, нет. У него своя команда пиарщиков. Так вот, выступает мой кандидат по телевидению. Его соперник – состоятельный ювелир, потомок Фаберже. Состояние нажил на изготовлении и продаже изделий из золота и драгоценных камней. Скажу прямо: обошёл он нас на последнем этапе. Финал дебатов в прямом эфире питерского телевидения. И тут, как это случается, удача.

Ведущий программу спрашивает:

«При советской власти отец ваш тоже занимался изготовлением ювелирных изделий?».

«Занимался! И я помогал ему. Однажды обедаем, и вдруг комиссия из КГБ с обыском. Тогда с ювелиркой строго было. А у нас на столе горсть бриллиантов. Куда спрятать? Отец и догадался. Сыпанул бриллианты в тарелку с борщом».

За борщ я и уцепился. С этого и начни выступление, – напутствую своего кандидата. Говори: дорогие избиратели, вы мясо в борще разве по праздникам видели, а кандидат в народные депутаты кушал борщец с бриллиантами. Пролезет в Думу, продолжит мошну набивать, а о вас забудет.

На выборах ювелир провалился с треском. Народ озлобился на него за бриллианты, и дружно проголосовал против.

Глава 4

Вспомнил Говард, как гостил у Колчина, и не сдержал улыбку. Приятные остались воспоминания. Проныра он, журналист Колчин, сквозь игольное ушко пролезет, если понадобится для дела, думал Говард, ожидая гостя в зале прилёта. Плохого в поступках Колчина не усмотрел. Такова доля журналистская: разбирать завалы. Выводить на чистую воду дельцов и негодяев, которых развелось за годы так называемой демократии. Говард хотел сказать дерьмократии, но сдержался. Если журналисты вроде Колчина не станут разоблачать различные пороки, то кто? Не стерпят, проявят презрение к злу и несправедливости, заявят об этом во весь голос. Последнее крайне важно для того, чтобы всё работало в жизни людей, и не зависело от случайных обстоятельств. Неравнодушные личности, вроде Колчина, они принимают чужое горе, как своё личное, и встают на защиту вопреки любым препятствиям.

И ещё подумал Говард об Ирине, которая заставила съездить в Мелихово, усадьбу Чехова в Подмосковье. Здесь писатель провёл лучшие годы, написал «Чайку». Бродили по тенистым аллеям, вышли к пруду. Гид пояснила: Антон Павлович при переезде из Москвы привёз полтораста карасей и линей.

– Есть обычай у русских – при переселении в новый дом или в новую квартиру пускать впереди себя кошку или петуха – своего «домового». Чехов запустил рыбок…

Длинные берёзовые аллеи вдоль Каширского шоссе долго провожали Говарда из Мелихово. И Рон, поражённый жизнью русской усадьбы, жизнью крестьян на просторе полей и лесов, долго думал о великом писателе, который знал цену человеческому благородству, достоинству и счастью…

На выходе показались первые пассажиры, среди них и Владимир: белая рубашка без галстука, модный пуловер с белыми и чёрными квадратами на груди, дорогие джинсы. Не оттягивает плечо дорожный кейс, что служит доказательством: человек привык кочевать, не любит обременять себя излишком багажа. Одет вроде просто, но по своему вкусу и понятию, уверенный, крепко сбитый, натренированный.

– Едем в гостиницу? – спросил Рон, когда они сели в машину.

– В гостиницу. Да, Ирина тебя вспоминает и передаёт поклон.

– Спасибо… Она – дивный человек. И дети ваши – Виктория и Ваня. Гаврики, как называет их мама.

– Иван в этом году на чемпионате отличился. Золотую медаль завоевал!

– Почему ты выбрал отель «Park inn»?

– Знакомым не хочу на глаза попадаться. Не то растрезвонят, что я в Упсале, а мне ни к чему…

– Ты правильно сделал, выбрав для командировки Упсалу. Не зря здесь короновались короли Швеции, здесь и похоронены. А какая красота в окрестностях!

– По этой причине доктор Тосс и открыл в Упсале пансионат Лиги Добровольной Смерти, – как бы между прочим ответил Колчин. – Город тихий, красивый. Река Фюрис течёт, а по берегам сады и парки, крупнейший в Скандинавии университет…

– Ты прилетел с намерением познакомиться с работой Лиги Добровольной Смерти? – догадался Говард. – Я то думал…

– Думал, что буду писать о работах Карла Линнея? Как пишут многие журналисты, посетив Упсалу? Или о золотой гробнице Эрика Святого?

– В городе есть и другие достопримечательности. Ты упомянул об университете. В нём, между прочим, преподавал астрономию Цельсий.

– Нет, брат. Хочу пожить инкогнито в пансионате Лиги, познакомиться с порядками, ритуальными обрядами добровольного ухода из жизни. В профессии журналиста, правда, иногда лучше помолчать.

– Твоё право молчать или говорить. Мы, шведы, не болтливы.

– В России Лига Добровольной Смерти добивается права на открытие пансионата. И доктору Тоссу удаётся сломить сопротивление. Появились сторонники эвтаназии не только среди врачей, но и в Государственной думе, в Совете Федерации. Наши российские законы трактуют проблему эвтаназии двусмысленно. С одной стороны, статья сорок пятая «Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан» однозначно запрещает проводить эвтаназию. Но с другой стороны, статья тридцать третья того же свода законов разрешает её.

– Рядовые граждане как смотрят?

– Смотрят сквозь пальцы. Меня не коснулось, и ладно. Но, если говорить серьезно, одни поддерживают, ссылаясь на опыт либеральных стран, другие боятся. Где гарантия, что смерти не предадут здорового человека, который встал кому-то поперёк дороги. В Перми молодая жена решила оттяпать у пожилого мужа миллионы, а врачи помогли ей. За солидное вознаграждение, конечно. «Мани» сегодня на первом месте. Всем хочется нажить капитал, обзавестись загородной виллой…

– Как у тебя… – не сдержался Говард.

– Как у меня! А порядок в обществе, бедность большинства семей – это моей персоны не касается. Новорожденных детей горе-врачи выдают за мёртвых, а затем продают на вес. Как мясо. Полкило – восемь тысяч долларов. Требуются детские тела для получения стволовых клеток. В одной из клиник в Украине нагрянувшая милиция обнаружила сто восемьдесят мертвых детей. А ты говоришь… Власть рубля довлеет, а не власть совести. Продают и детишек. Подбирают на вокзалах и в подворотнях, отмоют, в божеский вид приведут, и сбывают за границу. Призвать к ответу за них некому. Широкую огласку получило дело некоей мадам Фратти. Она из русских, зовут Надеждой. Так эта Надежда вывезла из России в Италию пятьсот пятьдесят восемь детей-сирот. Все эти сироты бесследно исчезли в клиниках по пересадке органов…

– Пока люди сойдутся во мнении, сто лет пройдёт.

– Сто лет… Сенаторы уже готовят законопроект о праве на эвтаназию. Откроют пансионат, а потом схватятся за голову. Хотели, как лучше, а получилось, как всегда.

– Ты правильно поступаешь. Лучше рассказать о Лиге и её порядках сейчас. Завтра поздно будет.

– Завтра будет поздно… Точно подметил. У нас по этому поводу так говорят: близок локоть, а не укусишь. Живём, играя в орлянку: орёл или решка. Надеемся на авось. Авось, повезёт.

Улица Скаргатан – тихая и малолюдная. Если пройти по ней к железнодорожному вокзалу, увидишь по пути отель «Park inn», в котором и остановился Колчин. Отель оправдывает название постоялого двора: рядом станция, ночной клуб «Каталин», по вечерам играет джаз. В скверике под клёнами стоянка для велосипедов. Спешат горожане на электрички до Стокгольма, оставляют велосипеды и уезжают на целый день. Велосипед в Упсале – основной вид транспорта. По этой причине не увидишь на улицах автомобильных пробок. Как не увидишь скопления машин во дворах и на тротуарах.

Народ в Упсале просыпается рано. С первыми криками галок люди спешат на станцию. В Упсале самая крупная в Скандинавии популяция галок, они кружат над крышами домов, над кафедральным собором, галдят на деревьях университетского парка и на старом городском кладбище, но город к птицам привык. Как привык рано начинать рабочий день.

Многие упсальцы трудятся в Стокгольме, и надо успеть приехать к открытию магазинов и кафе, расставить столы и стулья, приготовить посуду, достать из холодильников продукты и начать их разделку. В пути досыпают, знакомятся и влюбляются, обсуждают последние новости. Быт электричек субарбанитам привычен и понятен. Город сны видит, а люди поездов уже в пути; вечером город отдыхает, а люди поездов ещё в дороге – давно привыкшие друг к другу, похожие внешне по скромной одежде.

Поужинать Говард пригласил Владимира в греческий ресторан на берегу речки Фюрис, которая, изгибаясь по городу, катит тихие воды под мостами к озеру Меларен. С веранды ресторана открывается вид на кафедральный собор, приходскую церковь Святой Троицы и старую водяную мельницу. В тихом затоне с цветущими кувшинками крякали дикие утки. Семейство крякв с выводком подросших утят плавало среди цветов, вылавливая ряску. Селезень подавал голос, чтобы не разбегались утята.

– Хорошо у вас! – сказал Колчин, глядя на уток и отпивая из запотевшего бокала пенистое пиво. – Тишина и спокойствие, никто не спешит, не толкается… Нет гула машин. В Москве заторы на дорогах, нервные пешеходы на переходах. Куда ни посмотришь: машины, машины…