Ворошиловский стрелок

– Совсем.

– И не подпишешь?

– Ничего, – Борис зло глянул на капитана.

– Очень хорошо, – неожиданно согласился Кошаев. – Можешь оставить его в покое. Не надо ничего спрашивать. Никаких вопросов, никаких протоколов. Сунем на сутки в камеру к уголовникам, но им надо сказать, что, дескать, насильник, девочку изуродовал... Они его всю ночь трахать будут во все дырки, которые только смогут обнаружить. Я смотрю, жопа у него прямо бабья... Для уголовничков будет просто подарком, а наутро его передадут в соседнюю камеру, выменяют за пару бутылок водки...

– Вы что это, серьезно? – побледнел Борис.

– И главное – по закону, – с улыбкой ответил капитан, – и по справедливости. Ты должен знать, что чувствовала девочка, когда удовольствие получал. Все, с этим ясно. Пойду посмотрю, как там долговязый вертится на крючке у правосудия.

– Товарищ капитан, – жалобно протянул Борис, только сейчас, видимо, осознав опасность, которая нависла над ним.

– Слушаю, – обернулся Кошаев.

– Ну, разберитесь вы... Нельзя же вот так...

– Как? Ты решил заговорить? Может быть, и протокол подпишешь?

– Ну... Если он будет соответствовать действительности... Почему и не подписать...

– Сейчас сюда доставим девочку, проведем очную ставку, запишем ее показания, запишем твои возражения, если таковые будут, сопоставим с показаниями остальных членов банды...

– Да какой банды, товарищ капитан! – взмолился Борис. – Ну, собрались ребята, ну, шампанского выпили...

– Вот и я о том же! Сейчас шампанское пьют только бандиты и их любовницы!

– Ну, не так уж я и виноват...

– А как ты виноват?

– Посидели, поговорили...

– Девчонку трахали?

– Понимаете...

– Я задал вопрос! – заорал Кошаев. – А ты, мразь поганая, сучий потрох, обязан на него отвечать. Если отвечать не желаешь, то через полчаса будешь в камере. Там о твоей жирной заднице давно мечтают. Человек двадцать в камере... На всех нарах перебываешь.

– Я же не отказываюсь...

– А я задал вопрос. Было?

– Ну... было.

– Все трое?

– Да...

– Кто первый?

– Понимаете...

– Повторяю вопрос... Кто первый?

– Ну... Ребята сказали... Иди ты...

– Кому сказали? – бесконечно терпеливым голосом произнес капитан Кошаев.

– Мне...

– И ты пошел?

– Пришлось...

– Бедный... Как же он страдал! – Кошаев посмотрел по сторонам, призывая милиционеров в свидетели. – Я же сказал – главарь. Так и оказалось. Ты сколько весишь? – неожиданно спросил он у Бориса.

– Что? – не понял тот.

– Повторяю вопрос для идиотов... Твой вес? В килограммах.

– Ну... Восемьдесят семь... Может быть, девяносто...

– Ясно. Центнер. Алексей! – крикнул Кошаев в сторону кухни. А когда из двери выглянул участковый, спросил: – Сколько весит, по-твоему, эта девочка... Потерпевшая?

– Да на сорок пять потянет... С сумкой.

– Представляете картину? – Кошаев снова всех обвел гневным взглядом. – Представляете, что делал на ребенке этот вонючий центнер с яйцами?

– Она, между прочим, была уже... – начал было Борис, но Кошаев не дал ему закончить.

– Заткнись, дерьмо! Там вся простыня в крови! Это что, твоя кровь? Отвечай на вопрос!

– Я же не гинеколог, капитан, – попытался свести все к шутке Борис, но капитан проявил твердость.

– Ты им станешь. Обещаю. Пишите протокол, а потом повезем всех на экспертизу. Они же еще члены не успели отмыть, хряки вонючие.

И Кошаев прошел в спальню, где с некоторой вольностью, забросив ногу на ногу, сидел в низком кресле Игорь и терпеливо, с явной снисходительностью, объяснял старшине, что он ни в чем не виноват, что только стечение странных обстоятельств вынудило его... Не говоря ни слова, Кошаев с силой поддал красивую загорелую ногу Игоря.

– Сидеть прилично! – гаркнул он сознательно громко, сразу ломая тихую задушевную беседу.

– Не понял, – улыбнулся Игорь, но ногу все-таки подтянул поближе к сиденью кресла.

– Сидеть прилично! – снова заорал капитан и изо всей силы поддал вторую ногу Игоря.

– Мне кажется, капитан, – начал Игорь с некоторым вызовом, – что ведете вы себя несколько...

– Что?! – Кошаев приблизился к самому лицу Игоря. – Что тебе кажется, мудак недоделанный? А ну повтори!