Ворошиловский стрелок

– Пальцем будут показывать, деда!

– Пусть попробуют! Я им эти пальцы быстро повыверну!

– Расспрашивать начнут... – Катя все еще стояла, прижавшись к старику, и перед ее остановившимся взглядом, кажется, проносились картины вчерашнего вечера. – Он и говорит мне... А сейчас, говорит, милая, тебе будет немножко больно...

– Пожалел, выходит, – обронил старик.

– Посочувствовал.

– Все-таки схожу к врачихе... Сюда звать не буду, попрошу, чтоб она без тебя выписала больничный лист.

– Не сможет. – Катя отошла, присела к столу. – Она же не по нашему участку.

– Сговорятся, – заверил старик. – Свои люди... Ее выручат, она выручит... Всем жить надо.

– Я не пойду на работу, – сказала Катя, помолчав. – На себя глаз поднять не могу, не то что на людей. Может быть, попозже... когда-нибудь.

– Ты вот что, – голос старика окреп, в нем прозвучали даже металлические нотки. – Нечего вперед заглядывать. Как будет, так и будет. Ясно? Пока ты дома, спешить никуда не надо, на поезд не опаздываешь. Скажи мне вот что... Тебе врач нужен? Тебе...

– Нет, что ты! – испуганно вскрикнула Катя.

– Подумай. Я бы позвал... Пусть бы наша соседка с третьего этажа заглянула, а? Она как раз по вашим делам. Ты уж скрепись как-нибудь, поговори с ней, расскажи, что там и как... Подожди, не перебивай. Не для себя, для меня это сделай.

– Как для тебя? – не поняла Катя.

– А вот так. Я же себе потом не прощу, если что-то неладно будет... И я должен знать, что сделал все возможное, ни от чего не уклонился, ничем не пренебрег... Поняла? Спать не смогу, если врачиха меня не успокоит. Я и так не знаю, что сказать твоим, когда они из этих Эмиратов вернутся с барахлом, будь оно трижды проклято!

Катя поднялась, прижалась к тощеватым плечам старика, обхватив его руками, словно в последней надежде, в последней попытке спастись.