Ошибка в объекте

Где-то его ищет жена, мается во дворе старик отец; на далеком полустанке остался Николай; да и остальным людям, которых он даже не знает, вряд ли сейчас лучше… Пришло чувство, будто переживания этих людей заслуженны, что они даже обязаны взять на себя часть его страданий, часть его вины. Осознав, что не только ему так паршиво, Сухов, не разжимая губ, вымученно улыбнулся осеннему солнцу.

Вытянув ноги, опершись ладонями о сухую, остывшую за ночь землю, он бездумно смотрел на оживающую реку. В сторону ближайшей деревеньки прошел еле видный в розоватой дымке катер. С надсадным ревом пронесся на моторке ошалевший частник. Бесшумно, как видение, проскользнула многовесельная байдарка. Проследив за ней взглядом, Сухов неожиданно увидел невдалеке что-то несуразное, покачивающееся на волнах, и вскочил, едва не закричав от ужаса. Но тут же понял, что вдоль берега по течению мирно плывет черная размокшая коряга.

Расслабленность и успокоение исчезли. По тропинке к дому Сухов шагал быстро и нервно. Соседи, выглядывая из-за невысоких заборчиков, копаясь в огородах, у лодок, удивленно провожали взглядом его тощую длинную фигуру с развевающимися на ветру волосами, а он даже не видел их, проходя мимо с неподвижным, сжавшимся, будто от боли, лицом.

– Явился – не запылился, – в голосе отца прозвучало облегчение. Он, видно, не надеялся, что сын вернется так скоро. Сухов смотрел на отца, словно не узнавая – кто он, этот человек в длинном черном пальто с непокрытой седой головой? Что он говорит? На каком языке? Потом, спохватившись, кивнул, не то соглашаясь с какими-то своими догадками, не то принимая их к сведению.

– Катя вернулась, – сказал старик.

– Вернулась? Откуда? – Сухов сморщил от напряжения лицо.

– Катя, – терпеливо повторил старик, поняв его состояние. – Твоя жена. Вернулась из деревни.

– А зачем она туда ездила? – быстро спросил Сухов, будто хотел уличить отца в каком-то обмане.

– Тебя, дурака, искала. Но в деревне она тебя не нашла. Не было тебя там.

– А я был в другом месте! – захихикал Сухов. – Я совсем в другом месте был!

– Ночным поездом девка приехала… Намаялась… Спит.

– Надо же как бывает… Главное, смотрю, а она плывет!

– Кто плывет? – с опаской спросил отец.

– Коряга, – Сухов посмотрел на него ясными глазами. – Коряга плывет. А ты думал что? Смотри мне! – Сухов укоризненно погрозил пальцем и быстро направился к дому. Но, сделав несколько шагов, отяжелел и по ступенькам крыльца поднялся с трудом. В комнату Сухов вошел, волоча ноги, остановился, глядя на прикорнувшую за столом жену. Она не успела даже раздеться, не успела разложить подарки, которыми нагрузила ее деревенская родня. Сухов заметил в кошелке лук, картошку, завернутый в белую тряпочку кусок сала. Равнодушно подумал, что неплохо бы поесть, что от кошелки на полу останутся следы и надо бы мокрой тряпкой протереть и здесь, и в комнате…

В этот момент пол под ним дрогнул. Опрокидываясь навзничь, Сухов ухватился за дверной косяк, но рука его соскользнула, поймала цветастую занавеску. Крутнувшись в падении, он с грохотом рухнул поперек комнаты и уже не видел, как вскочила Катя, вбежал отец, как они вдвоем тащили к дивану его отяжелевшее тело.

– Левым! Левым загребай! – вскинувшись, хрипло заорал Сухов, но, обессилев, снова упал на спину и потерял сознание.

Глава 2

Сдунув с ладони измельченные листья, Николай долго смотрел вслед последнему вагону, на котором повис Сухов. Он даже посочувствовал ему, когда тот поскользнулся на откосе, пожелал удачи, когда Сухов бежал, хватая пальцами воздух, и облегченно вздохнул, увидев, что тому удалось все-таки вскарабкаться на вагон.

– Ну, ни пуха тебе, – пробормотал Николай. Ему сразу стало легче. Не маячило перед глазами это несчастное существо, не напоминало ни о чем, не корило одним только своим присутствием. Теперь он один, сам себе хозяин, и все прекрасно, и ничего не случилось. Да, это надо запомнить – ничего не произошло. Этих трех дней не было. И говорить не о чем. Сейчас осень, вечер, закат, через минуту-вторую исчезнет маленький квадратик вагона, на котором навсегда укатил единственный человек, знавший кое-что о нескольких днях его жизни. Да, это были не самые лучшие его дни, но и у Сухова остались воспоминания, которыми вряд ли он станет хвастать.

Николай все еще смотрел на огоньки последнего вагона, когда почувствовал, что рядом с ним, чуть позади, стоит дежурный по станции, причем не один. По цветовому пятну, увиденному уголком глаза, Николай понял, что это милиционер.

– Молодой человек! – дежурный тронул его за плечо. – К вам можно обратиться?

– Можно, – разрешил Николай и улыбнулся легко, беззаботно. – Обращайся, батя, чего там!

Милиционер, молоденький, прыщеватый парнишка, видно, уже подготовленный дежурным к скандальному разговору, не ожидал таких слов и улыбнулся в ответ.

– Присаживайтесь! – Николай шлепнул ладонью по сиденью стула, на котором недавно ерзал от нетерпения Сухов.

– Постоим, – церемонно ответил дежурный.

– Как будет угодно! – Николай подмигнул милиционеру. Строг, мол, хозяин-то.

– Куда это ваш дружок так спешно отправился? – дежурный кивнул в сторону ушедшего состава.

– Черт его знает! Псих какой-то! Мы с ним здесь и познакомились… Куда-то он добирался, кончились деньги, не то пропил, не то потерял… Думаю, что у него их и не было, – Николай улыбнулся, показав ровные белые зубы. – Я и говорю ему – вон прыгай на товарняк и уже сегодня будешь дома.

– А сам чего здесь торчишь?

– Встреча у меня с корешком была назначена – вот и промаялся день. Целый день – коту под хвост! – Николай с досадой плюнул. – Что-то у него не получилось…

Дежурный смотрел на Николая недоверчиво, словно ощупывая его кепочку, светлую плащевую куртку, кожаные плетеные туфли, облегающие джинсы. Они были в меру потерты, широкий пояс с бычьей головой на пряжке плотно охватывал талию. Было видно, что он доволен своей одеждой, самим собой и готов поговорить с кем угодно, о чем угодно, любого принять таким, каков он есть.

– Документы! – Дежурного раздражала беззаботная неуязвимость парня.

Николай весело посмотрел на милиционера – до чего, мол, настырный мужик! И, невольно подчиняясь его настроению, милиционер пожал плечами, как бы говоря: такой уж он есть, этот дежурный, но ничего, парень, все образуется.

Вынув тоненькое удостоверение, Николай вначале сам заглянул в него и, лишь убедившись, что это именно тот документ, который требуется, протянул его милиционеру.

– Прошу любить и жаловать! – сказал он. – Сухов Евгений Андреевич. Большой специалист по колбасному производству! – И дурашливо выпятил губы, скорчив значительную гримасу.

Дежурный обошел вокруг стола и тоже заглянул в удостоверение, всмотревшись в печать, в роспись, убедился, что документ не просрочен, что срок действия его не истек.

– И что же, больше ничего у тебя нет? – грузно повернулся он к Николаю. С выпирающим животом, в тесном, застегнутом на все пуговицы кителе, в замусоленном галстуке, резинкой стягивающем плотную шею, он чувствовал себя неуютно, и его злил Николай, который и вел себя легко, и говорил охотно, и улыбался щедро, и была, была насмешка в самом облике Николая, дежурный почувствовал ее сразу. – Спрашиваю, другие документы есть?

– Понимаешь, батя, нет! Ну, откуда мне было знать, что сегодня твое дежурство? А то я бы обязательно запасся справками, свидетельствами, характеристиками… А так – прости, пожалуйста! – Николай беспомощно развел руками.

Дежурный круто повернулся и зашагал к зданию вокзала. Даже издали в его походке ощущалась раздосадованность.

– Чего это он? – заговорщицки спросил Николай.

– А! – милиционер махнул рукой. – Не обращай внимания… Вы в самом деле с тем парнем за весь день только бутылку пива выпили?

– Эхма! – воскликнул Николай. – Тут ты попал в самую точку!

– С деньгой туго?

– Говорю же, друг должен был подъехать, – сокрушенно ответил Николай. – Видно, что-то случилось… – Он взял из рук милиционера удостоверение, сунул его в карман куртки и для верности застегнул на «молнию». – Тоже, видно, придется на товарняк цепляться.

– Через двадцать минут будет пассажирский – посажу. А пока – пошли, пивком угощу, а то, смотрю, ты совсем отощал, а? – Милиционер старался как-то загладить грубость дежурного, показавшего себя таким подозрительным.

– Вот это разговор! – восхищенно крякнул Николай и поднялся, со скрежетом отодвинув стульчик.

– Большая зануда наш дежурный, а в общем-то, мужик ничего, жить можно, – сказал милиционер, будто оправдываясь.

Николаю стало совсем легко. Отношения с незнакомыми людьми складывались именно такими, к каким он привык – доброжелательными и снисходительными. Ему было немного жаль и самолюбивого дежурного, и этого простоватенького милиционера, он успел полюбить их краткой, необременительной любовью, которая растворится без следа, как только он сядет в поезд, махнет прощально рукой и станция исчезнет за деревьями…

Сунув руки в тесные карманы джинсов, распахнув куртку на широкой груди, подставив лицо под лучи закатного солнца, Николай пружинисто шагал по пыльной улочке поселка. «Все отлично, ребята, все прекрасно! – говорил он себе. – И плюньте в глаза человеку, которому взбредет в голову, будто со мной что-то случилось! Честно говорю – ничего!»

Когда поезд отходил от станции, Николай долго висел на поручнях, прощально улыбаясь новому знакомому, который настолько проникся расположением к нему, что даже снабдил на дорогу трешкой; Николай дал самую страшную клятву, которая только подвернулась на язык, что вышлет деньги в течение недели.