Игорь Святославич

Послание Вышеслава, привезённое из Киева Олегом, тоже не прибавило Игорю хорошего настроения. Если до этого Игоря всё радовало, то теперь, едва пробежав глазами письмо друга, он недовольно отбросил его. Ему показалось, что Вышеслав не столько поучает его, сколько превозносит себя над ним. Особенно не понравилось Игорю изречение какого-то Сенеки[24 - Сенека Луций Анней (ок. 4 г. до н. э. – 65 г. н. э.), сын Сенеки Старшего, философстоик, драматург и ритор. Жил в Риме в эпоху Нерона. Покончил жизнь самоубийством.], приведённое Вышеславом: «Лучше изучить лишнее, чем ничего не изучить».

«Заучился Вышеслав в своём монастыре, – сердито думал Игорь, – умных мыслей нахватался из книг и мнит себя эдаким разумником. А я для него, стало быть, дурень дурнем!»

Не зная, как избавиться от грызущей печали, Игорь сел на коня и поскакал в Ольжичи.

Агафья встретила его жаркими объятиями и поцелуями.

– У тебя вся жизнь впереди, сокол мой. Ещё намахаешься мечом! Всех половцев князья наши всё равно не истребят, на твой век хватит.

Слова Агафьи странным образом успокоили Игоря.

И в самом деле, сколько походов ещё будет в его жизни! До каких вершин славы он сможет дойти, возглавляя войско, а не следуя в нём под началом старшего брата!

Глаза обожаемой женщины были столь неотразимы, так прекрасно было её нагое тело, что жажда ратных подвигов мигом сменилась в юноше совсем иными желаниями. Лёжа на сеновале после всех ласк и поцелуев, Игорь гладил пушистые растрёпанные волосы Агафьи, вглядываясь в черты её разрумянившегося лица. Игорь размышлял, сравнится ли красотой с Агафьей его наречённая невеста, которую он никогда не видел.

Агафья словно прочитала его мысли.

– Вот приедет из Галича твоя невеста, и забудешь ты меня, – тихо и грустно промолвила она, глядя в глаза Игорю.

– Тебя? – Игорь коснулся губами обнажённой груди своей возлюбленной. И проникновенно добавил: – Тебя я никогда не забуду!

…Победоносные дружины русских князей вернулись из степного раздолья в конце августа. С богатой добычей шли домой князья, притоптали они половецкие орды, дойдя до Дона. Тысячи голов скота гнали русичи, табуны степных лошадей, гурты овец… Скрипели колёсами полонённые кибитки, в которых сидели жёны и дети степняков. Много половецких воинов полегло в сечах с русичами, но ещё больше угодило в плен. Пленили князья и несколько ханов.

Олегово воинство потеряло в походе полторы сотни человек. Но знатная добыча, посмотреть на которую сбежался весь Новгород-Северский, делала потери не столь горькими.

Новгородцы с изумлением показывали пальцем на диковинных животных – верблюдов.

– Глядите-ка, кони с горбами и коровьими хвостами!

– Тьфу! Каких токмо тварей нет на белом свете!

Пленных половцев на торжище продавали в рабство.

Булгарские купцы платили по серебряной монете за мужчину, от двух до пяти монет – за молодую женщину. Красивые девушки ценились дороже, но их живо раскупали боярские жёны себе в услужение.

Малорослые степные кони, слабосильные для землепашества, были неходовым товаром, зато селяне охотно приобретали крупных половецких овец, коих дружинники Олега пригнали великое множество.

Немало и других диковин можно было увидеть в тот день на новгородском торгу: и восточные ковры изумительных расцветок, и пуховые женские шали, и серебряные тонкогорлые сосуды. Кто-то продавал изогнутую половецкую саблю с рукоятью в виде бегущего пардуса[25 - Пардус – гепард.], кто-то – половецкий кафтан, расшитый блестящими бляхами. За бесценок расходились кожаные сёдла, уздечки и стремена; тут и там мелькали бухарские кольчуги, лёгкие круглые щиты и ясские островерхие шлемы, снятые с убитых степняков. Было на что посмотреть и было что купить!

Во время пира в княжеском тереме Игорь, дрожа от восторга, слушал похвальбу подвыпивших Олеговых гридней:

– Сколь поганых мы порубили за Удаем-рекой, не сосчитать!

– А за речкой Орелью – и того больше!

– Покуда к Дону вышли, столь полону набрали, что еле тащились по степи, обременённые обозами. Токмо баб половецких с ребятишками было тысяч двадцать!

– А сколь на Дону поганых попленили, и ханов в том числе…

– Да не перечесть!

– И русских людей из неволи вызволили не одну тысячу.

– Запомнят поганые этот поход!

– Допрежь остерегутся на Русь ходить.

Воеводы и вместе с ними Олег восхищались киевским князем.

– В отца пошёл Мстислав Изяславич! – молвил Бренк. – Тот в рати тоже расторопен был. Коль садился врагу на загривок, то гнал его до полного изничтожения.

– Умелый воин Мстислав Изяславич, что и говорить, – соглашался с Бренком Георгий, – на хитрости военные горазд. Как он хана Иллелуку в ловушку заманил!

– Я его в сече видел, – вставил Олег. – Ох и страшен Мстислав в ближнем бою! Головы половецкие так и летели с плеч долой, а одного степняка Мстислав наполы рассёк мечом!

– Не приведи господь с таким витязем один на один сойтись! – заметил кто-то за столом. – Вы руки у Мстислава видели? Такими руками волков душить!

– Сказывают, лук у Мстислава столь тугой, что никому не под силу его натянуть, – добавил кто-то из бояр.

И снова наполняли чаши и братины[26 - Братина – большая заздравная чаша, которую наполняли хмельным напитком и пускали по кругу, чтобы из неё смогли отведать все пирующие.] хмельным мёдом, пили за успешный поход, за храброго князя Мстислава Изяславича. Долгие лета такому витязю!

…Как только задули осенние ветры, в хоромах Олега объявился гонец из Чернигова.

Сообщение гонца было коротким:

– Встречай невесту для брата Игоря.

Как выяснилось, посольство из Галича, передохнув в Чернигове, было уже на пути в Новгород-Северский.

Олег отправил навстречу галичанам отряд дружинников во главе с Георгием.

Игорь, узнав, что дочь Ярослава Осмомысла завтра будет в Новгороде-Северском, пришёл в смятение. Он знал, что день этот рано или поздно наступит, но всё произошло так неожиданно…

Старший брат ободряюще похлопал Игоря по плечу:

– Не робей, невесте твоей всего-то четырнадцать лет. Она небось робеет пуще твоего.

Но Игорю было стыдно взглянуть Олегу в глаза: если бы тот знал истинную причину его волнения! Не скорая женитьба пугала Игоря, а то, что Ефросинья может встать между ним и Агафьей.

У Игоря теплилась надежда, что, быть может, дочь галицкого князя блистает неземной красотой, тогда он сразу потеряет голову от любви к ней. И это новое чувство переборет в нём любовь к Агафье, очистит его от греховной связи.

Ночью, лёжа в постели, Игорь по-разному представлял свою встречу с Ефросиньей.

На деле вышло всё иначе.

Рано поутру Олег со своими ловчими отправился на охоту. Игорь увязался за ним.

В светлом осеннем лесу, роняющем жёлтые и бурые листья, далеко разносился вой охотничьих рогов и тяжёлый топот бегущих зубров.