Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.

. Приезда инспекторов ждали в округе с нетерпением. В одной из деловых бумаг, еще от 23 марта, М.А. Шолохов назван в числе незаменимых работников окрпродкома

.

Нельзя не отметить инициативы и настойчивости Шолохова, его большого чувства ответственности. Но особенно следует подчеркнуть верное понимание им своего долга как представителя Советского государства в казачьей деревне. Он непримиримо борется с укрытиями посевов. Однако характерно, что он ничего не пишет о судебных санкциях к укрывателям, обходится без этих крайних мер, хотя ему и дано было право при необходимости отдавать за укрытия под суд ревтрибунала. Молодой инспектор действует методами убеждения и контроля. По словам Шолохова, проверочная комиссия, в которую он входил, добивалась точного установления величины посевов «путем агитации в одном случае, путем обмера – в другом и, наконец, путем того, что при даче показаний и опросе относительно посева местный хуторской пролетариат сопротивлялся с более зажиточным классом посевщиков»

. В докладе говорится о случаях, когда после проведения собрания граждане исправляли указанные ими ранее 2 десятины на 12 десятин и т. п.

На живой, практической работе развивался действенный гуманизм будущего писателя. На опыте познавал молодой Шолохов глубокие внутренние противоречия в сознании и психике трудового крестьянства, с огромной силой показанные потом в «Тихом

Доне» и «Поднятой целине». Без сомнения, работа в Букановской помогла Шолохову более трезво оценить соотношение черт труженика и собственника в характере рядового казака – хлебороба первых лет Советской власти.

Показательно, что ни окружной продкомиссар С.К. Шаповалов, руководитель весьма требовательный, ни старший инспектор А.А. Толин не сделали Михаилу Шолохову ни одного замечания. На его «Докладе» мы читаем следующие две резолюции:

«Считать работу удовлетворительной. Инспекторскому] от[делу] изыскать средства избежать тормоза в задержке передачи наших распоряжений и доложить мне для их проведения.

    С. Шаповалов.
    19. VI-22 г.»

«Написать в Ок[ружной] исполком, что телеграф по 2 недели не действует.

    Толин.
    20. VI-22 г.»

В дни напряженной работы Михаила Шолохова в Букановской родилась его большая любовь к девушке, ставшей потом его женой – Марии Петровне Громославской. Учительница школы второй ступени, мобилизованная на проведение налоговой кампании, Мария Петровна, как и Михаил, не была новичком в продработе: еще в феврале 1921 года вместе со своей сестрой Лидией и братом Василием она входила в состав ударной группы № 79, созданной из членов профсоюзов для содействия сбору продразверстки

. Теперь Мария Петровна была статистиком, работала под руководством Михаила. Общее дело сдружило их, укрепило их любовь.

В это же время Шолохов становится военнослужащим: 25 июля, по примеру прошлых лет, продовольственная работа в округе была милитаризована

. В Вешенской для руководства сбором налога создается окружная оперативно-продовольственная тройка. Подобные же тройки с непременным участием налоговых инспекторов организуются в станицах; им подчинялись хуторские тройки, а последним – ответственные за десятидворки члены хуторских Советов. Весь аппарат, принимавший участие в сборе единого налога, был мобилизован до конца кампании. Приказы вышестоящих троек подлежали безусловному выполнению как боевые. Введена была воннская дисциплина.

Когда с 15 августа в округе начался сбор единого налога

, основой работы стало «боевое задание» посуточной его сдачи каждой станицей и каждым хутором. Этот период кампании оказался самым напряженным. От Шолохова, как и от других продработников, потребовались все силы и способности для своевременного выполнения боевого задания. Тогда-то и сказались благотворные результаты большой подготовительной работы, проведенной в округе. Отношение хлеборобов-казаков к налогу окружной продкомиссар охарактеризовал в своем отчете за 1 – 12 сентября как «самое хорошее»

. Продработники без принудительных мер сумели организовать быструю сдачу налога. К 20 сентября округ в числе первых по Донской области досрочно и полностью выполнил задание

. «Выполнение ста процентов единого и единовременного налога в течение одного месяца в Верхне-Донском округе, в одном из отсталых во всех отношениях округов Донской области, это небывалое явление в течение всего времени существования Советской власти на Дону, дает нам полную уверенность считать, что курс советского корабля взят правильно и будущее Советской власти на экономическом фронте обеспечено» – так расценили значение победы округа делегаты окружной партийной конференции

.

В этой важной победе была доля труда и Михаила Шолохова. На конференции отмечались тяжелые условия, в которых пришлось работать налоговым инспекторам: «плату инспектура получала с начала кампании только за один месяц», «инспектура совершенно разута», «особенно остро стоит вопрос с обмундированием»

, с продработниками «случались от истощения и перенапряжения обмороки»

.

В октябре 1922 года, после завершения в округе сбора единого налога, Михаил Шолохов получил возможность выехать в Москву, чтобы продолжить прерванное еще в 1919 году образование, поступить на рабфак. Он привез с собой в столицу не только свои первые рассказы, но и другое: огромный, ценнейший опыт вдумчивого наблюдателя и активного участника борьбы за новую жизнь, впечатления от встреч со многими и многими сотнями людей, упорство труженика, мужество и самодисциплину солдата. С ним навсегда осталась глубокая любовь к родному краю и его народу. Он привез с собой почти все, чтобы в Москве Шолохов-гражданин стал и Шолоховым-писателем.

Григорий Рычнев

Ясеновка

Из книги «Рассказы о Шолохове»

Мать Шолохова, Анастасия Даниловна Черникова, была родом из хутора Ясеновка. Сейчас этого селения нет. Оно распалось окончательно после коллективизации. И все же, что осталось на его месте? Бугорки глины на месте домов, ямы погребов, заросшие травой, колючим татарником, сердечным пустырником. А по балке – заброшенные левады и сады.

С московским литератором Виктором Левченко мы побывали на том месте, где стоял дом «пана» Попова, у которого работала в прислуге Анастасия Даниловна. На бывшей усадьбе теперь летний лагерь для скота и гора навоза, подступающая к саду. Старый сад, полуусохший, но еще цветущий по веснам сквозь сухие ветки вишневых деревьев.

В тридцатые годы ясеновцев раскулачили, посослали кого куда, а уцелел кто – разъехались по ближним хуторам.

Одного из них я разыскал в Вешках. Соколов Павел Иванович, 1906 года рождения.

При знакомстве у меня сразу возникла мысль: нет ли здесь какой связи с героем рассказа «Судьба человека»? Попросил фотографию как можно позднего времени.

– Фронтовая карточка есть, а больше не фотографировался я, – говорил Павел Иванович, выкладывая на стол альбом, какие-то документы.

И вот у меня фронтовая фотография Соколова. Павел Иванович сидит слева внизу, в шапке-ушанке со звездочкой, справа – два его товарища в буденновках. Боже мой, но как на этой фотографии Павел Иванович похож на Сергея Бондарчука!

– Это нас снимали на фронте в сорок первом или в сорок втором… – пояснил Павел Иванович и сел на стул. – Ясеновка, Ясеновка… Ясеновка была из крепостных крестьян. У нас были и русские, и украинцы, и татары, и калмыки. Жили оседло. Работали у помещика. Его паном называли.

Рассказывали, военно-полевой суд был в Усть-Медведицкой станице, панского сына судили. А отец поехал и взял его на поруки.

У пана было три сына. Один был революционер, вот его и судили, а отец взял документы у попа, будто он умер… А он жил тут, в Ясеновке.

Жена у пана была полячка. У них было два сына и две дочери.

А в семнадцатом году был Ленина указ, чтобы спихнуть помещиков, оружие забрать, лошадей – для армии нужно было.

И вот в первозимье приезжает сорок ребят, обстреляли дом и вошли в него. А наши крестьяне побегли – не трогайте, а то вы уедете, а нас порубят.

Двадцать первый год. Хотели забрать панское имущество, дом, а наши сказали: нехай учат наших детей. А в доме мать жила и девки с ней. Мария Александровна – мать, а девки – Анастасия Дмитриевна, вторая – Ольга Дмитриевна и братья – Илья и Евгений. Они в гражданскую не вернулись.

Поповы до двадцать восьмого года жили в хуторе, до колхозов жили в этом же доме.

Одна дочь вышла замуж за агронома Кулебаба (приезжий был, в Вешках работал в землеотделе). А вторая, младшая, домой принимала, Вальтера Христофоровича Фельдмана. После революции он тут в Вешках появился. В Чукарине его назначили председателем кредитного товарищества. А потом их, по-моему, лишили права голоса на собраниях, и они быстро продали все: дом, амбары, конюшни… даже сад продавали (наши покупали, а потом с Топкой Балки приезжали). Дом купило Каргиновское потребительское общество. И вроде как в Ростове остановились сестры Поповы. Кто из них остался, я не знаю. У Фельдмана был сын Борис, но он, говорят, пропал в войну.

До революции у нас сестра была двоюродная, она у панов жила, Аксинья Дмитриевна Новикова. Она прижила со старшим сыном Поповых девочку, и когда они уходили – забрали девочку, не отдали ее Аксинье.

В Ясеновке жили два брата и племянники Анастасии Даниловны. Братов ее я знал: Герасим Данилович и Гаврил Данилович. Дома у них в основном были саманные.

Анастасию Даниловну я узнал в революцию. Одну зиму она с Михаилом у нас зимовала, в двадцатом году, в доме Волоховых, одну комнату снимали (а Александра Михайловича я не видал), они вдвоем жили – в двадцатом или двадцать первом году это было.

Раз я Мишу Шолохова видал, за хутором с собаками шел, а второй раз через двор проходил, звала его старшая дочь Попова, какая учила нас.

Мой отец хорошо знал Шолоховых, бывал у них в Каргине. С двадцать шестого по тридцатый год приезжал Шолохов к нам в Ясеновку с Марией Петровной, с тестем Петром Громославским. По стрепеткам ездили. Громославский стрельнет – полетел, а Шолохов был отменным стрелком.

Как-то говорю: «Должно быть, клубника поспела уж», – и мы поехали, лазили по траве, ели ягоду. С ними вторая какая-то белая женщина была, не знаю, кто такая.