Народ облегчённо вздохнул. Шоу продолжается.
Губернатор начал паковать вещи.
Но всякая сказка когда-нибудь кончается. Кончилась и эта. Счастливо или нет, не мне судить.
Надпись исчезла. В смысле, перестала появляться. Сама по себе. Ведь никого так и не выловили.
Но дело совсем не в этом. А в том, что надпись объявилась в соседней области.
– Ау, пан губернатор!
Робот
– Никак не пойму, – сказала девушка, задумчиво глядя на меня большими тёмно-серыми глазами, – человек вы или робот?
Я не счёл нужным отвечать на странный вопрос, лишь ещё дальше отодвинулся от неё, едва не втиснувшись в дверь автомашины.
Мы встретились на вечеринке у общих знакомых. Она приходилась дальней родственницей хозяйке, я попал в этот дом случайно: приехал к хозяину по делам, но его не оказалось на месте, заявился он вместе с первыми гостями, долго и нудно извинялся за опоздание и предложил мне остаться. Мол, о делах переговорим после застолья.
Но какое там. Не прошло и часа, как хозяин напился вдрызг, и его с трудом отволокли в спальню.
Меня представили гостям, некоторые из них также назвались. Но не все. Девушка оказалась в числе последних, что меня никак не напрягло. Я и заметил её не сразу. Не представляла она из себя ничего примечательного. Обычная среднестатистическая девушка: не красавица, но и не страшная.
Наши места за столом случайно оказались рядом. Я вёл себя так, как и полагается вести в подобных случаях воспитанному человеку: вежливо и неназойливо ухаживал за соседкой, подливая в её бокал вино и предлагая разнообразные салаты.
– А почему вы себе не наливаете? – поинтересовалась соседка примерно в середине застолья.
– Я не пью.
– Совсем?
– Совсем.
– И не курите, наверное?
– И не курю, и здоровеньким умру. На радость вам и вашим близким.
– С какой стати я должна радоваться вашей смерти?
– Люди всегда радуются, когда умирает непьющий человек. Вот дурак: не пил, не курил, да ещё и бегал по утрам, а всё равно загнулся, как и мы, простые смертные.
– Не знаю, – она презрительно передёрнула хрупкими плечами, – о каких таких людях вы говорите? Лично мне безразлично: умрёте вы сию минуту или благополучно доживёте до ста двадцати лет.
– И на том спасибо, – сказал я и пригласил девушку на медленный танец.
Во время танца я держал себя так, как это полагается делать мужчине с малознакомой девушкой: соблюдая приличную дистанцию и не нашёптывая в её розовое ушко непристойных глупостей.
Поскольку деловой разговор с хозяином дома был бесполезен, я, возомнив себя джентльменом, предложил девушке проводить её домой. Она удивлённо посмотрела на меня, но согласилась.
Я вызвал такси, усадил девушку на заднее сиденье и сел рядом с ней, разумеется, соблюдая приличную дистанцию.
– Странный вы человек, – сказала девушка, так и не дождавшись ответа на свой вопрос. – Какой-то неестественный. Точно робот.
Я опять промолчал. Неприятно, конечно, когда тебя сравнивают с кучей ржавого железа, но верх неприличия спорить с малознакомой девушкой. Как, впрочем, и с хорошей приятельницей.
Интересно другое. Почему, как только ты начинаешь вести себя по-человечески, тебя непременно начинают оскорблять, приписывать тебе Бог знает что?
Что я сделал ей плохого? Ни одного оскорбительного взгляда, ни одного нескромного намёка, ни одного неприличного жеста.
Но и доказывать, что я обычный, живой человек, глупо и оскорбительно. В первую очередь, для меня самого.
Но вот мы подъехали к нужному подъезду. Я расплатился с водителем, выскочил из машины и подбежал к «её» дверце, собираясь тактично предложить даме свою помощь. Но девушка, демонстративно не замечая моей протянутой руки, самостоятельно выбралась из машины и решительно направилась к входной двери.
Я равнодушно пожал плечами. Ничего иного я не ожидал. Как-то не складываются у меня отношения с девушками.
Вроде бы и внешность у меня представительная, и работа приличная, и зарплата достойная, и образование хорошее. И о поэтах серебряного века могу поговорить, и об импрессионистах, и об отличии кубизма от супрематизма, и много ещё о чём.
Но…
В чём дело? Почему меня девушки не любят? Хотя, в отличие от Паниковского, я далеко не старик, и ванну принимаю регулярно. Тем не менее, девушки сбегают после первого же свидания, хотя я ничем – ничем! – не обидел ни одну из них.
– Тебе надо быть понаглее, поразвязнее, – учил меня более удачливый в любовных делах приятель. – Запомни, старик, бабам не нужна твоя чрезмерная щепетильность.
– А что им нужно?
– Напор и натиск.
– Sturm und Drang, – машинально поправил я не очень грамотного Гуру. – Что переводится как Буря и Натиск.
– Какая разница? Напор или Буря? Руками надо работать, а не языком болтать. Не нужен девке профессор кислых щей.
– А кто ей нужен?
– Мужик! Пусть грязный, пусть не шибко образованный, даже совсем неграмотный. Но – мужик.
Я с сомнением посмотрел на приятеля. Слишком хорошо знал я всех его «баб» и «девок». Ни одна из них мне и даром была не нужна. Но ссориться с приятелем по столь ничтожному вопросу было просто глупо. Я согласно помотал головой и пообещал «включить мужика».
Разумеется, я не собирался менять своих привычек в угоду низкопробным «девкам». По мне: лучше ничто, чем кое-что.
Встретил я её случайно. Ту самую девушку, которая назвала меня роботом. В супермаркете. И в магазин я забрёл невзначай: встречался с руководителем одной фирмы, которая находилась рядом с этим супермаркетом, засиделся у него допоздна, вспомнил, что ничего нет на ужин, вот и заскочил купить чего-нибудь съедобного. И произошло сие знаменательное (или не знаменательное?) событие через две недели после нашего знакомства. А ведь я так и не узнал её имени! Не посчитал приличным навязываться.
Не я, она признала меня.
Стою я возле стеллажа с овощными консервами, рассматриваю их глубокомысленно: что лучше на поздний ужин – фасоль или горох? Склоняюсь к фасоли и протягиваю к банке руку.
В этот момент и раздаётся за мной насмешливый и отдалённо знакомый женский голос:
– Вот не думала, что работы питаются консервированной фасолью.