– Он… умер.
Я сунул ей конверт и убежал. Не мог я больше смотреть на неё.
До сих пор не знаю, что было в том конверте.
Вот и вся история.
Мёртвая петля
Сентябрь 1941 года. Прекрасный солнечный день начала «бабьего лета». Просёлочная дорога. По дороге неспешно трусит гнедая кобыла, запряжённая в старенькую телегу. Правит лошадью худой небритый старик. И одет он в какой-то дореволюционный наряд: некогда чёрный засаленный пиджак с заплатами на рукавах, выцветшие полосатые штаны, бурые яловые сапоги, на голове неопределённого цвета картуз со сломанным козырьком.
В телеге, помимо старика, ещё женщина неопределённого возраста с двумя детьми: грудным ребёнком на руках и худеньким белобрысым мальчиком лет двенадцати.
– Н-но! – кричит старик и остервенело хлещет кнутом по худому боку кобылы, которая никак не реагирует на его подстёгивание.
Старик тревожно глядит назад. Метрах в пятидесяти позади телеги толстый мужчина в немецком мундире машет им руками. За спиной у толстомордого торчит дуло винтовки.
– Стой! – орёт мужик. – Стрелять буду!
У, полицейская морда, – шепчет старик, стегая кобылу. – Но, Зорька! Но!
Полицейский срывает с плеч винтовку, прицеливается.
Бабах!
Мимо.
Бабах!
Опять мимо.
Полицейский встаёт одной ногой на колено, тщательно целится.
Бабах!
Пуля отсекает у кобылы кончик правого уха.
– Но, Зорька!! – отчаянно кричит старик, вжимая голову в плечи.
Зорька старается изо всех сил. Но толку от её старания мало.
Впереди, метрах в десяти, прямо по дороге стелется густая полоса тумана. Прежде, чем полицейский успевает сделать следующий выстрел, Зорька вместе с телегой исчезает в тумане. Полицейский ждёт несколько минут, сплёвывает, вешает винтовку на плечо и бредёт восвояси.
Не проходит и двух минут, как телега выныривает из тумана. Старик оглядывается. Позади, за туманом ничего не видно. Прислушивается. Ничего не слышно.
– Кажись, пронесло, – бормочет старик и крестится.
Резко натягивает вожжи. Изумлённо смотрит вперёд. Оглядывается по сторонам.
– Где это мы?
Они находятся в центре незнакомой деревни. Под ногами у кобылы – асфальт. Рядом с телегой – двухэтажный кирпичный дом за высоким забором.
– Смотри-ка, дед, – мальчик хватает старика за рукав пиджака, тыкая пальцем вверх, – какая чудная тарелка прибита прямо к дому. Красная. На ней белое яйцо нарисовано. Яйцами что ли торгуют? А забор-то, кажись, железный!
– Скажешь, – произносит старик с сомнением в голосе. – Какой дурак столько железа на забор истратит? Одного не пойму, – продолжает старик, – откуда деревня взялась? Кажинный год езжу по этой дороге. Нет здесь никакой деревни. И быть не должно.
– Может, сбились в тумане? – говорит мальчик, вопросительно глядя на старика голубыми глазами, которые кажутся огромными на его худеньком личике.
– Зорька всё время прямо ехала. Нет здесь другой дороги до самой Жердеевки. А до неё вёрст семь, не менее. Не могла Зорька за две минуты семь вёрст отмахать.
– А если отмахала? Вон как жала.
– Зорька давно своё отжала. И что я, Жердеевки не знаю? Вчерась там был. Скажешь, за одну ночь такие дома отгрохали?
– За ночь двухэтажную кирпичную домину не построить, – соглашается мальчик.
– Охота вам языками молоть? – встревает в разговор женщина. – Спросите у прохожих. Мне молока надо. Пора Маньку кормить.
– Где они, прохожие?
Старик опять оглядывается. Ни души. Как вымерли.
– А вон, за тем палисадником какой-то дед сидит.
Женщина показывает свободной рукой вперёд, на следующий дом. Дом обычный, из брёвен, почерневших от времени. Перед избой – палисад из штакетника. За палисадником, на скамейке сидит древний дед, опираясь коричневыми руками на деревянный посох. По виду ему лет девяносто, не меньше. У деда жидкая всклокоченная бородёнка, которой он судорожно подёргивает время от времени.
Старик подгоняет телегу поближе к следующему дому.
– Здравствуй, дедушка! – кричит он.
– Здоров, коль не шутишь, – отвечает дед неожиданно звонким голосом.
– Это что за деревня?
– С утра Ивантеевкой кликались.
Пассажиры телеги недоумённо переглядываются. Они никогда не слышали о такой деревне.
– Волга далеко от вас? – интересуется мальчик.
– Волга? Да с тыщу километров будет.
– Как с тыщу? – недоумевает старик. – Мы час назад там были. Разве по силу нашей кобыле отмахать за час тыщу километров?
– Вам лучше знать.
– Оно так, – соглашается старик. – А что там за лес чернеет?