80+. Как я (вы) жил

– Та там же замок!

– Ну й шо!

– Як шо?

– Та ты шо, та шо? Ты шо не радиешь мэни?

– Ой, шо ж тэпэр будэ? Шо ж нам тэпэр нимець скажэ?

– Баба Катя, та я спать хочу, а ты мэни шо, та шо!

– Так ты хоть умыйся! Ты ж там як свыня вымазався!

– Так мэни шо? Похрюкать!

– От, я тоби зараз як хрюкну! Йды вжэ!

На другое утро меня стали расспрашивать, что да как. И что делать дальше. Ключа второго не нашли, чтоб меня в сарай снова посадить и закрыть. Лезть через лаз обратно Катя не пустила. Стали ждать.

В положенное время немцы пришли с ключом от сарая и с удивлением посмотрели на меня. Курт стал сразу орать. А офицер остановил его, подошел к двери и долго рассматривал лаз, покачивая головой.

При свете дня следы моего побега хорошо просматривались. Затем он бросил ключ на землю, повернулся и пошел. Было так тихо, что было слышно, как мимо бабочка пролетела. Проходя мимо нас, офицер, на миг, задержав шаг, глянул на меня, выкрикнул «партизанен» и ушел.

И хоть меня почти сразу же выпороли за эту флягу и сказали, чтоб из хаты ни на шагу ногой, зато потом даже соседи стали называть меня «партизаном».

PS. Когда прочитала этот рассказ моя четырехклассная внучка, она высказала свое мнение:

– Деда, а я знаю почему нас не победили немцы в войне. Вот посадили бы ихнего мальчика вот так в сарай, и он бы просидел бы всю ночь в соплях. А наш дырку нашел и вылез. Я бы тоже не сидела просто так. Я бы тоже вылезла.

Ну, никак я не ожидал такой логики у ребенка!

ЭХ! КИНДЕР, КИНДЕР!

Наше село протянулось вдоль речки Псёл, за которой сразу начинались леса. В годы Великой Отечественной Войны там находились разные партизанские отряды. На окраине села, а иногда и на улицах, часто по ночам вспыхивали перестрелки между партизанами и немцами.

В каждой хате тогда чутко прислушивались к этой трескотне и, когда дело доходило до разрывов мин или гранат, многие прятались в погреба. Иди, знай, где рванет. Было уже, что попадало и по хатам.

Так и в этот раз, когда разрывы стали чаще и ближе к нашей улице, мы быстро собрались и побежали к соседке справа. Там жила сестра бабы Кати Степанида, у которой в саду был каменный погреб. Прибежали, а там уже все семейство Степаниды и еще кто-то из соседей. Все внизу, а Степанида в щель дверную поглядывает, как там и что.

На этот раз партизаны здорово на немцев надавили. Большую часть их гарнизона они перестреляли, а остальные немцы по большаку убежали в сторону города. Ходят партизаны по селу, оружие собирают да зовут всех на улицы. Освободили же! Хотели и мы пойти, да Степанида сказала:

– Диты хай сыдять со старымы, а молодые нехай еды, воды прынысють и вещи потеплей. Та швыдче! Одна нога там, а друга тут!

А ближе к полудню ударили немцы из танков и минометов, да на бронетранспортерах как вскочили в село, так и стали партизаны из села убегать.

Бой идет, кругом стрельба, взрывы и крики, то наши, то немецкие, а мы сидим в погребе и ждем, когда все это кончится. Слышим, как проехал танк, как по улице бегут и стреляют. А Степанида на три ступеньки от двери вниз стоит и меня за руку держит.

Вот она как-то напряглась, поставила меня перед собой и двумя руками у пояса держит. Вдруг дверь погреба распахнулась, и в проеме двери я увидел немца с гранатой в руке. А Степанида подняла меня, тычет ему и кричит:

– Киндер! Киндер! Киндер!

Немец развернулся, что-то прокричал кому-то и убежал дальше.

У Степаниды почему-то подкосились ноги, и она по стенке сползла на пол, а женщины – кто стал голосить, а кто успокаивать начал. Потом, когда стрельба окончилась, все стали расходиться по хатам.

Пришли мы к себе, а напротив хата горит. Соседи с их стороны тушат, а мы боимся к ним бежать, так как улицы еще простреливаются. А наш дед Павло, как сидел в хате, так и сидит. Он был почти глухой, и уходить при обстрелах отказывался.

– На все воля божья! – говорил он.

Так мы и жили.

Потом, когда немцы начали отступать, и фронт настолько приблизился, что снаряды долетали до села, мы снова стали прятаться в погребе. И вот раз сидим так у Степаниды в погребе, а кругом все взрывается и трещит.

Потом поутихло вроде. Затем топот и крики. Кто, где? Ничего не понять! Все головы задрали вверх и прислушиваются. Вдруг Степанида схватила меня под мышки и когда дверь открылась, сунула меня вперед и как закричит:

– Киндер! Киндер! Киндер!

А парень стоит перед ней и хохочт.

– А ну, Киндеры, вылезайте! Хватит в погребе сидеть! Свои пришли!

Тут еще трое солдат подошло, и все в советской форме!

– Ой, сыночки! Родненькие вы наши! Та чи надолго вы до нас? – спросила их Степанида.

– Та вы шо, тетя? Гляньте, какая сила прет! Так что – только вперед!

А по улице сплошной колонной грохотали наши танки с солдатами на броне. Все улыбаются, руками машут. Тут уже почти все наши повылазили из погреба и стали радостно кричать и махать им руками.

Фронт ушел громыхать дальше, а у нас началась мирная жизнь. Старшие, что-то ремонтировали, строили, сажали в огородах, а ребятня бегала по улицам, куда хотела. Особенно интересно было бегать за село. Там в блиндажах и окопах чего только не было. Находили винтовки, автоматы, патроны разные и даже гранаты. Но все это больше находили старшие ребята. А таким как я доставались только капсюля, патроны и каски.

У каждого из нас был тайник, где мы прятали свое богатство. Мой тайник был в сарае. Потому что, когда мать нашла за мешками в сенях патроны и полкаски капсюлей, она меня так выпорола, что я решил в хату больше ничего такого не носить.

Кое-что у кого-то взрывалось, кого-то покалечило, кого-то из ребят и убило. По неосторожности, наверно, это у них было! Так прошла осень и зима, а потом началась весна.

Из ребят 14-17-ти лет организовали отряд, которым командовал выздоравливающий после ранения сержант-сапер Трошкин Сергей. Он обучал ребят, как находить мины и обезвреживать, рассказывал им об опасностях, которые подстерегают сапера на его опасном пути. Ведь скоро посевная, а как пахать, когда кругом мины. Вот и готовил свой отряд сержант, чтобы вовремя начали сеять. В этот отряд входил и мой брат Сашко. Ребята обучались каждый день с утра до вечера.

И вот они первый раз вышли на свое поле. Вначале им было страшновато, и дело двигалось медленно, но потом все освоились. Сашко очень гордился своей взрослой работой. А как же! Его хвалили, так как он больше всех обезвредил мин и лучше всех понимал их секреты. Да я готов был саперную лопатку за ним носить, но туда никого кроме саперов не пускали.

А мины, которые они насобирают за день, свозили в овраг и подрывали. Женщины же в селе в тот момент замирали и крестились со словами:

– Господи, спаси и сохрани!

В тот черный день я дома был, когда пополудни раздался сильный взрыв. Я туда побежал, но нас, пацанов, сразу отогнали. Слышно только было плач женщин и чьи-то крики: – Кольку и Ваську убило! – и еще что-то про Сашку.

Как потом оказалось, Колька и Васька нашли большую и непонятную мину. Они позвали Сашку, чтобы он помог разобраться. А пока он шел, ребята решили сами ее обкопать. Но у них не было лопатки, и они попросили ребят из соседней пары поднести. А те не пошли, а размахнулись, бросили ее и крикнули: – На! Лови-и-и!

Лопатка летела, вращалась и приближалась к ребятам. Те отскочили в стороны, а она штыком ударила по мине и …взрыв. Тут и Сашко подошел.