Паштет из соловьиных язычков

Он принялся ходить взад-вперед перед стенкой.

– И как теперь к тебе обращаться? – спросил Марк у мальчика, повернув к нему голову. – Для отца ты явно молод.

– Как хотите, – махнул рукой ребенок. – Хоть никак не обращайтесь.

– Что ты помнишь?

– Все.

Мальчик осмотрел Марка с головы до ног и поинтересовался:

– Так кто из вас остался здесь в прошлый раз? Должен был Публий, но я вижу, Марк, по твоей набедренной повязке и вьетнамках, что это снова был ты. Почему?

– Потому что Публий обманул меня и застрелился сам, – ответил Марк.

Публий никак не отреагировал на слова Марка, продолжая ходить взад-вперед.

– А ты смог завершить дело, ради которого рвался отсюда? – задал вопрос Марк.

– Нет, – покачал головой ребенок. – Я болел с детства. Чем только не хворал! Меня лечили от всего, от чего только можно лечить. И вот в десятилетнем возрасте я угорел от газа (кто-то забыл закрутить до конца вентиль в баллоне) и впал в кому. Сколько лет я пробыл в бессознательном состоянии – не знаю. Но, видимо, опять кто-то что-то не докрутил в медицинском оборудовании, в результате чего мои мучения там закончились, и мне пришлось отправиться сюда.

Он поежился и зябко передернул плечами.

– Тебе холодно? – с тревогой спросил Марк. – Ну конечно! Ты же босой. Надень мои вьетнамки!

– Ха-ха-ха! – рассмеялся вдруг Публий, резко остановившись. – От твоих вьетнамок он тут же согреется. Черт, знал бы, что так получится, захватил бы с собой мои уваренные ботинки. Они как раз ребенку впору. Ботинки здесь пригодятся лучше, чем твои шлепанцы, раз ему все равно придется остаться.

– Не придется! – злобно произнес Марк. – В этот раз тебе не удастся никого обмануть!

Он вытащил из-за спины пистолет.

– О! – с уважением воскликнул Публий. – «Глок семнадцать»! Хорошая пушка. Ну, давай, стреляй. Сначала в него, а потом в себя.

Его палец указал на бледного мальчика, с интересом слушавшего диалог. Рука Марка с зажатым в ней пистолетом непроизвольно опустилась вниз.

– Что, не можешь убивать детей? – с ехидством осведомился Публий.

– А ты можешь? – спросил Марк, нахмурившись.

– Я две тысячи лет наемник, – с язвительной ласковостью пояснил Публий. – А наемники, обвешанные гуманистическими принципами, долго не живут и потому не нужны никакому работодателю.

– Марк, – вмешался в разговор мальчик. – Отдай ему пистолет. Пусть он застрелит тебя и себя. А я останусь здесь. Ведь это мое место.

– Никогда! – гневно вскричал Марк. – Это несправедливо! Публий еще ни разу тут не отсиживался. А тебе вообще нельзя оставаться здесь в таком хилом виде. Страшно подумать, что с тобой сделает эта адская банда!

– Какая банда? – глаза Публия сверкнули любопытством.

– Сусликов! – хором ответили ребенок и Марк.

Публий задумался.

– Сделаем так, – принял решение Марк. – Пистолет заряжен двумя патронами, как и в прошлый раз. Один уже находится в стволе. Ты выстрелишь мне в висок, а потом сразу же себе в то же место. Смотри! Ни при каких обстоятельствах не давай пистолет в руки Публию. Понял?

– Понял, – кивнул головой ребенок.

Он взял обеими руками пистолет, протянутый ему Марком, и с видимым усилием поднял его стволом вверх. Руки мальчика дрожали от напряжения, настолько он был слаб. Публий насмешливо наблюдал за действиями немощного ребенка и губы его вдруг стали растягиваться в широкую улыбку.

Заметив это, Марк помог незадачливому мальчику поднять пистолет к своей голове и приставить его дулом к виску.

– Смотри! – строго сказал он, косясь глазом на Публия. – Как только я упаду от первого выстрела, не приставляй пистолет к своей голове. Я вижу, силенки у тебя на исходе… Потому просто вставь дуло в рот и большим пальцем выжми спусковой крючок. Понял?

– Да, – ответил пацан, щурясь от напряжения.

– Только пистолет Публию не да…

Грянул выстрел!

Тело Марка отбросило в сторону, и оно завалилось под стенку. Отдача чуть не вырвала пистолет из рук ребенка, но каким-то чудом ему удалось удержать его. Согнув ногу в колене, он опустил на нее пистолет рукояткой вниз, нагнулся и собрался было ртом накрыть ствол оружия, но Публий, как оказалось, совсем не дремал. Он был уже рядом!

Левой рукой Публий без труда (одним движением) выхватил пистолет у мальчика, а правой отпустил тому звонкий подзатыльник, отчего голова ребенка мотнулась из стороны в сторону, а глаза распахнулись шире линии горизонта.

– Оружие детям не игрушка, – ворчливо заметил Публий, разглядывая пистолет. – Вон, посмотри, что наделал. Человека убил! Ха-ха-ха!

Он заржал как лошак.

– Эх, сынок-сынок, – грустно сказал мальчик своим детским голоском.

– Какой я тебе сынок?! – зло спросил Публий, оборвав смех. – Тряпичный медвежонок тебе сынок! Ладно. Прощай, папаша. Нашелся тут… Надо же?!

Он приставил пистолет к своему виску и грянул второй выстрел.

Мальчик подполз к трупу Марка, снял с его ног шлепанцы и обулся в них сам. Они были, конечно, велики ему, но наличие хоть какой-то обуви позволяло перемещаться по площадке с бо?льшим удобством.

Вершина горы тем временем наполнилась ангелами, но мальчик, прислонившись спиной к расстрельной стенке, смотрел не на них, а на солнечный диск, продолжавший свое закатное движение, и потому не заметил, как один из ангелов юркнул в пещеру.

– Га-га-га! – раздался вдруг громкий гогот.

Мальчик повернул голову на звук. Перед ним стоял Генрих Новицкий.

– Добро пожаловать домой! – сказал он, явно издеваясь. – Ура! Красс вернулся! Только разве ж это Красс? Да это не Красс, а Крассик какой-то!

Вокруг дружно заржали. Красс молчал.

– Будет тебе теперь на орехи! – довольно произнес Новицкий. – Чего расселся? Брысь отсюда, шкет дистрофический! Работать мешаешь!

Мальчик встал, подошел к обрыву и уселся на край его, свесив ноги вниз. Ангелы принялись за дело. Через несколько минут трупы и расстрельная стенка исчезли. Исчез и пистолет с двумя выброшенными затвором гильзами. Лишь два начавших чернеть пятна крови напоминали о трагедии, случившейся здесь несколько минут назад. Площадка опустела, и Красс подумал, что остался один. Но мысль эта оказалась заблуждением, которое тут же и рассеялось.

Из пещеры с зажатой под мышкой бутылью разболтанной походкой вышел Изя. Прищурившись от яркого света, он осмотрелся и, заметив Красса, направился к нему. Молча усевшись рядом, он свинтил с горлышка крышку и поднес бутыль к глазам.