Шмордонские игры

Джему вдруг вспомнился странный разговор, возникший по поводу этих деревьев, и состоявшийся с бароном Филером.

Он, прищурившись, спросил у Алмаза:

– Скажите, пожалуйста, где вы взяли деревья, стоящие в коридорах вашего корабля?

– Ах! – непринужденно взмахнул рукой Алмаз. – Это карликовые экземпляры. Настоящие деревья такой породы достигают в высоту более ста метров. Они выделяют гигантское количество кислорода, и даже в карликовом виде сильно освежают воздух в звездолете.

– И где они растут?

Глаза Алмаза мигнули и серьга, висящая в его ухе, сверкнула радужным цветом.

– Ох, я и не помню, – ответил он, явно лукавя. – Где только меня не носило. Эти кадки с деревьями я купил в Тарахтуне, но туда их привезли из какого-то другого места, убей бог, не знаю, из какого… Еще вина?

– Да, спасибо, – Джем отставать не собирался. – И как они называются?

– Кубическими тополями, – ответил Алмаз.

– И родина их где?

– Я же сказал – не знаю, – повторил Алмаз, пристально глядя на Джема. – Но мы с вами засиделись! Я предлагаю вам отдохнуть в удобных каютах. А у меня, знаете ли, дела. Управление большим кораблем занимает уйму времени. Через три-четыре дня мы будем в Джаппурии.

Джем и Шмор, поднявшись из-за стола, поблагодарили капитана звездолета за вкусный обед и отправились в свои каюты.

*

Четыре дня по корабельному времени никто их не трогал. Третья палуба находилась в каком-то захолустном углу звездолета и запиралась на огромную стальную дверь. Из кают можно было выйти в общий коридор, с бесполезным эффектом поцеловать означенный выход, после чего, стоя в том же коридоре, послушать рассказы Кебаба о буйной молодости, или, на худой конец, повествования Хапса о науке жить оптом.

Три раза в день стальная дверь открывалась, и ретивым Топазом подавалась еда – для всех одинаковая и невкусная. Но каждый раз на металлическом столике, заставленном жестяными тарелками, оказывалась литровая бутылка достаточно неплохого виски с запиской: «Для смертельно больного графа Вискерса».

Виски, естественно, пил не только секретарь бывшего императора, и потому порции явно не хватало, о чем неоднократно говорилось Топазу, который в ответ только жульнически улыбался и заверял, что обязательно доведет до капитана требование дорогих гостей.

Но ничего не менялось, и в один прекрасный момент Кебаб вдруг заявил:

– Предлагаю устроить бунт на корабле!

– Я – за! – тут же согласился Хапс. – Четыре дня сидим как в тюрьме. И никакой связи с окружающим миром! Даже по шморофону поговорить не с кем, потому что нет ни шморофона, ни связи.

– А вы заглядывали в каюты, расположенные в конце коридора? – поинтересовался Вискерс.

Он уже чувствовал себя гораздо лучше и потому полным ходом участвовал жизни коллектива, сплоченного коридорным заключением.

– Нет, – ответил Кебаб. – Стану я по чужим каютам лазить! У нас с Батоном есть своя и нам ее хватает, тем более, что остальные заперты.

Каюты были тесными и вмещали всего двух пассажиров. Таким образом Кебаб соседствовал с Батоном, Хапс с Отжимом и лишь Шмор с Джемом (видимо, по статусу) довольствовались отдельными помещениями каждый. Ну, а Вискерс, как больной неизвестной болезнью, располагался где-то в середине коридора, в одной из свободных кают, находясь – как объяснил Топаз – на излечении.

Но санузел, которым заканчивался длинный коридор, был для всех одним, и представлял собой огромное помещение, утыканное унитазами вдоль и поперек. Причем – без перегородок.

– Зря, – сказал по этому поводу граф Вискерс. – Наши каюты – для людей, которых можно продать как людей.

– Не понял! – воскликнул Шмор.

– Потерпите, ваше величество, – произнес граф. – Дальше по коридору каюты для тех, кто не желает, чтобы его вообще продавали, но остается человеком, так как он каким-то образом ценен для работорговцев. Потому там везде решетки.

– Постойте! – вскричал Кебаб. – Но все каюты заперты!

– Я являюсь секретарем императора с его рождения! – гордо вздыбив подбородок, заявил Вискерс. – И много чего знаю! Это не значит, что я должен докладывать государю обо всем на свете, тем более – об устройстве разгульдяйских звездолетов! Эта информация ему раньше не была нужна. А теперь – пожалуйста.

– Не нервничайте, граф, – с сочувствием сказал Шмор. – Я ценю вашу осведомленность. Расскажите о том, что знаете.

– Пожалуйста, – произнес Вискерс, успокоившись. – Если взломать двери любой из кают, расположенных в конце коридора, вы увидите там одни решетки, и помещения эти предназначены далеко не для двоих пассажиров. Мы находимся в третьем ярусе, и это еще хорошо. Первый ярус в разгульдяйских кораблях отведен капитану. Он – полный хозяин корабля, и в этом ярусе расположены все «рычаги» управления минигосударством, коим является его звездолет. Здесь находятся рубки: капитанская, боевая, управления; апартаменты хозяина, казнохранилище и тому подобные нужные помещения. Второй ярус – команда, которая по большому счету является конгломератом его близких и дальних родственников. Плюс: кухня, склады и вся прочая хозяйственная составляющая звездолета. Седьмой ярус – ангар со спасательными ботами и средствами выхода в космос. А вот четыре яруса между ними…

– Вы хотите сказать, что эти четыре яруса предназначены исключительно для работорговли? – спросил Шмор.

– Нет, конечно, – ответил Вискерс. – Шестой и пятый оборудованы для перевозки грузов. А вот третий и четвертый – именно для работорговли! В третьем ярусе размещают наиболее ценные особи (условия хорошие, потому они лучше сохраняются), а в четвертом – огромные трюмы, где человеческий материал находится в повально-кучном состоянии, которое при продаже характеризуется как «оптовое стадо». Кстати, Хапс – это ваш профиль! Так вот: условия обитания там – не приведи бес! И сортира вообще нет, есть только дырки в полу.

– Стоп! – вскричал Джем. – Вы хотите сказать, что нас собираются продать?!

– Вас это обескураживает? – искренне удивился Вискерс.

– Но ведь Джаппурия – свободная система! У нас многие сотни лет нет рабства!

– Хм, – усмехнулся граф. – Рабство – понятие относительное. Но дело не в этом. Ваше правительство зачем-то поддерживает разгульдяйцев, не захотевших стать подданными Шмордонской империи. И потому они чувствуют себя у вас как дома. Естественно, что рабов они продадут где-нибудь подальше от вашей системы, но мы… Мы – ценные экземпляры галактической политики (я имею в виду господина императора, ну а себя – просто как источник информации). А вы – подданные королевы Беллы, герои Джаппурии! Можно слупить премию за ваше спасение, а можно увести вас в другие миры и продать как скот. В любом случае – останешься в наваре!

– То есть, граф, вы хотите сказать, что разгульдяйцы настолько меркантильны, что если правительство Джаппурии не захочет нам предоставить политическое убежище, они увезут нас на край галактики и продадут как рабочую силу? – спросил Шмор.

– Меня – да! – ответил Вискерс, ухмыльнувшись. – А вас – нет. Императоры (даже бывшие) на дороге не валяются. Вас, ваше величество, попытаются продать не один раз.

– Вы пьяны! – воскликнул Шмор.

– Так точно, ваше величество, – покорно склонил голову Вискерс. – Развезло меня. Но все, что я сказал – чистейшая правда. Велите меня расстрелять за это!

Шмор, просительно посмотрев на Джема, тихо произнес:

– Джем, пусть ваши друзья отправят моего секретаря спать.

Но в этой просьбе уже не было никакой необходимости, так как Батон, обнимая секретаря за плечи, шел с ним по коридору в сторону графской каюты, а Хапс уже открыл двери и показывал руками, куда надо заносить тело.

Джем, встретившись взглядом с бывшим императором, опустил взор вниз и задумчиво сказал:

– Да уж, если верить вашему секретарю, картина нашего нынешнего положения выглядит чернее некуда.

– У меня нет оснований не верить Вискерсу, – сказал Шмор. – Ну, Алмаз! Вот сволочь! Зря я во время прошлой войны приказал его отпустить. Надо было упечь на каторгу за контрабандизм!

– А кто бы нас тогда спас от ваших военных?

– Тоже мне, спасатель! Одной рукой спасает – другой торгует. Мерзавец!

– Не переживайте, – сказал Джем. – Мы, джаппурцы, коней на переправе не меняем. Раз согласились вам помочь – то до конца. Если сквалыга Морс не захочет платить Алмазу за вас (а что-то мне подсказывает, что так и будет), я найду способ воздействовать на него.