Гардемарины

После подъема военно-морского флага Алексей и Николай направились к башне главного калибра, куда они были расписаны и чьи книжки боевой номер им были выданы.

Их встретил низенький и плотный старшина 2 статьи Николаенко, который стоял перед башней, широко расставив плотные ноги.

Перед ним уже стояли два слушателя из военно-медицинской академии и среди них Николай и Алексей узнали знакомого Игоря Муратова. Второй слушатель был очень высокого роста. На голову выше Алексея и Николая и, наверное, на две Игоря.

Старшина 2 статьи рассказывал правила поведения в башне.

– Это хорошо, что вы будущие врачи и связисты попали ко мне. Я сумею вам объяснить тяжелый труд артиллериста. Объект вашей приборки – бак. Здесь работают все наши и башенные, подбашенные и погребные. Палубу драить будем щетками до бела, чтобы блестела как у кота причинные места. Здесь бывает командир корабля, и мы находимся под непосредственным взором вахтенного офицера в ходовой рубке! – он показал глазами на ходовую рубку, – поэтому обманывать и плохо работать я вам не позволю. Теперь по проворачиванию. Если вы опоздали, то лучше не приходите. Башня вращается при проворачивании и если вас защемит, то это может до смерти. У нас здесь погиб уже не один матрос! – кивнул он головой в сторону башни.

Курсанты и слушатели с испугом посмотрел в сторону башни.

– Будете слушать меня и выполнять мои команды и все будет хорошо. А сейчас все в башню! Я вам покажу ваши места и поставлю задачи!

Курсанты побежали вокруг башни. Там были специальные створки и вход в башню.

Башня встретила их стерильной чистотой. Внутри горели светильники. Были видны замки всех трех орудий, и шли какие-то трапы вниз. У каждого замка орудия сидели матросы. Старшина, залезший в башню за ними, приказал:

– За мной! – и ловко заскользил по поручням вниз.

За ним стали спускаться Алексей, Николай, Игорь и последним спускался высокий курсант, которого, как узнали, зовут Петр Сопруненко.

Спустились практически до самого дна через много промежуточных площадок.

– Там ниже погреб и хранятся снаряды и заряды. Оттуда их подают нам сюда, и мы должны подать их к орудиям. Есть система автоматической подачи снарядов наверх. Но она может в бою отказать и придется снаряды подавать вручную. Это сложно и тяжело. Снаряд весит почти сто килограмм и ручек, за которые его можно взять, у снаряда нет. Уронить нельзя. Уроните на ноги – вы калеки. Берегите ноги и руки. Уроните на палубу – снаряд может взорваться. Заряды подавать легче. Но это тоже труд. Слушай мою команду! Сейчас мы отработаем подачу одного холостого снаряда-болванки.

Он повернул к себе специальную переговорную трубу и прокричал:

– Вася, подавая болванку!

Из специального отверстия в башне показалась здоровенная болванка, которая лежала в специальном креплении.

– Далее у нас есть специальная система подачи, – продолжал старшина, – но условно сегодня она не работает. И вы вчетвером должны подать ее наверх к орудиям. У нас здесь три системы подачи к каждому орудию. Но считаем, что ничего сегодня не работает. – Он достал секундомер. – Вы должны уложиться! – он назвал цифру.

Николай снял голландку и берет. Все последовали его примеру и остались в тельняшках.

– Пошли! – скомандовал старшина и ловко по трапам стал подниматься наверх.

– Вы двое наверх! – скомандовал Алексею и Игорю Николай. – Мы с Петром подаем вам снаряд, а вы его подаете выше. Пошли! – скомандовал он.

Алексей и Игорь ловко поднялись выше, а Николай и Петр, подняв снаряд из его ложа, стали поднимать вверх. Сверху Алексей и Игорь принимали его. Когда он оказался на площадку выше, то Николай и Петр поднялись выше и снаряд стали передавать им Алексей и Игорь. И так они подняли снаряд до орудия и положили его в специальное ложе.

– Теперь давайте заряд! – скомандовал старшина.

Вспотевшие после трудной работы курсанты опять скользнули вниз до погреба. В погребе на каждой площадке было довольно много матросов, которые кто со злорадством смотрели на курсантов и слушателей, кто с сочувствием.

Заряд оказался длинным брезентовым цилиндром, в котором был порох. Он был легче снаряда и его было проще подавать. Но система Николая снова сработала и когда к орудию был подан заряд и улегся в специальном ложе, старшина щелкнул секундомером.

– Уложились! – с каким-то сожалением произнес он, – молодцы! Так держать!

После этого матросы стали отрабатывать подачу ко всем орудиям уже с работающими системами подачи.

Курсанты и слушатели спустились вниз на самую нижнюю площадку и сели. Больше им команд не поступало, и они просто разговаривали, сидя с друг другом, рассказывали об учебе о себе. Рядом шумели механизмы, подавались наверх и спускались вниз снаряды и заряды. Матросы отрабатывали боевые приемы.

Когда закончилось проворачивание, старшина скомандовал:

– От мест отойти!

Надев голландки и синие береты, курсанты и слушатели полезли наверх.

Первое проворачивание закончилось. Теперь по всем тревогам и проворачиванием оружия и технических средств курсанты и слушатели прибегали на указанные им места в башне. И каждое их прибытие заканчивалось ручной подачей снаряда и заряда наверх. А потом они просто спали, сидя на полу, что делали, кстати, и другие матросы в башне.

В субботу и воскресение курсанты с Альбертом Романовичем Ивановым посещали музеи Кронштадта, минную школу, где преподавал Александр Степанович Попов – изобретатель радио – имя которого носило ВВМУРЭ имени Попова. Поразила якорная площадь Кронштадта и памятник Степану Осиповичу Макарову, о котором много курсанты читали в романе Степанова «Порт-Артур». Интересным было кладбище, где были памятники лейтенанту Домашенко, ценой своей жизни спасшего жизнь матросу, упавшему за борт с корабля, и памятник погибшему где-то в Индийском океане клиперу «Опричник». Впервые на этой могиле курсанты увидели, какой красивый Андреевский флаг – флаг военно-морского флота, который поднимали боевые корабли России до Октябрьской революции.

В остальное время с курсантами проводились занятия в прокладочных классах по различным предметам, ходили на шлюпках по рейдам Кронштадта и махали флажками, изучая флажный семафор под командованием мичмана по прозвищу «Како» (такое прозвище курсанты дали мичману Перевознику за его постоянную команду, с которой начиналось любое занятие, «Делай Како» – обозначавший букву К – левая рука вверх влево на 450 правая рука вниз влево на 450).

Лучше всех из курсантов знал у нас флажный семафор Юра Кастырин, закончивший нахимовское училище и имевший, как все нахимовцы, кличку «Питон». Юра был виртуозом во флажном деле и первым помощником мичмана «Како». Занятия по флажному семафору проводились на причалах. Курсанты вставали друг напротив друга через небольшой канальчик и махали флажками. Иногда, когда мичман Како отлучался выпить кружечку пива, то отправлялся в ларек, бывший на торце причала, гонец, который приносил сгущенку, лимонада, сок и горячий пахучий белый хлеб. Спрятавшись за углублениями кронштадтских укреплений и причалов, курсанты жадно уплетали этот хлеб, жирно намазав его сгущенкой, и запивали лимонадом. Это было наслаждением. Но возвращался из города мичман Како, и курсанты уже махали под командованием Питона.

Под командованием офицеров-штурманов и командира роты были интересными походы на шлюпках под парусами. Уходили далеко на внешнем рейде даже на другую сторону Кронштадта, иногда подходили к фортам на островках.

В свободное время у курсантов родилось развлечение. За баковыми столами у курсантов 21 буки роты появилась дурацкая игра, названная «Гоп-Доп». Смысл игры был таков: трое курсантов садились за баковый стол против трех других и по очереди одна сторона прятала пятикопеечную монетку в руках под столом. Водивший, сидевший посредине, клал монетку в одну из шести рук и затем по команде противоположной стороны шесть рук со всех сил грохали по баковому столу, скрывая спрятанную монетку под одной из ладоней. Противоположная сторона должна была, подняв по очереди максимум три руки, обнаружить спрятанную монетку, если это не удавалось, то игра считалась проигранной и за стол садилась следующая тройка. Играли до самозабвения на всех баковых столах, бывших в кубрике. Грохот рук, раздававшийся из кубрика, пугал даже корабельных матросов и офицеров. Неоднократно приходили дежурные офицеры, требовавшие прекратить такое времяпровождение, и только они уходили, снова раздавалось дружное «Гоп-доп – руки на стол» и опять гремели баковые столы под силой обрушившихся на них множества рук на различных столах.

Альберт Романович Иванов, когда увидел, что курсанты маются от безделья, устраивал тренировки по заправке коек. Несколько раз он построил курсантов на баке, а затем, включив секундомер, давал команду «отбой», и курсанты должны были лететь по внутренним коридорам в свой кубрик в корме корабля и быстро разобрать койку, раздеться, сложить аккуратно одежду и лечь под одеяло. Затем приходил командир роты, проверял все ли разделись, правильно сложили форму одежды. И снова звучала команда «Подъем» и «Построение на Баке». И курсанты вскакивали, одевались, убирали койки и летели строиться на бак.

Тем не менее игра «Гоп-Доп – руки на стол» просуществовала до конца практики.

Алексей внезапно для самого себя вдруг понял, что на практике ему нравится. Но ждал, безусловно, выхода в море.

* * *

На флоте «рындой» называют судовой колокол. Скорее всего, что это переделанное английское выражение «ring the bell», что переводится, как «бой судового колокола». На английском флоте били в рынду в полдень, и именно этот бой имел такое название.

Хотя, слово «рында», согласно словарю Даля, было и в русском языке, и обозначало на пензенском и саратовском наречиях – нескладный верзила, сухопарая баба, исхудалая кляча, а на московском наречии – телохранитель, оруженосец.

Однажды Алексей, будучи посланным командиром роты в рубку дежурного, по собственному незнанию злостно нарушил корабельные правила. Он спустился по правому трапу на ют, а правый трап считался командирским трапом и по нему проход на ют для матросов категорически запрещен, кроме боевой тревоги. А еще умудрился дотронулся руками до горевшего медным блеском поручня трапа, что также на кораблях делать не разрешалось. Нельзя на кораблях ВМФ дотрагиваться руками до меди. Получилось сразу два нарушения.

И, как назло, увидел это злостное нарушение корабельных правил сам боцман крейсера мичман Черный.

В темно синем засаленном кителе с расстёгнутыми верхними крючками, ибо туда не влезала красноватая шея, в помятой фуражке с грязноватым чехлом, переломанными пополам погонами с длинным продольным потемневшим о времени широким галуном, казалось, не представлял опасности, и Алексей не придал значения и попытался пролезть к дежурному по кораблю. Мичман же что-то выяснял с дежурным по кораблю, и неожиданно для себя увидел это злостное нарушение корабельных правил курсантом.

Потом Алексей даже подумал, что он ждал этого нарушения и специально ловил нарушителей.

– Иди сюда, чудо в перьях! – приказал он Алексею, пытавшемуся пролезь у рубки дежурного и, крепко взяв за локоть, вытащил Алексея на палубу.

Алексей встал по стойке «смирно», все же мичман, хотя и какой-то помятый и представился:

– Курсант Морозов. Товарищ мичман! Я только к дежурному по приказанию …

Договорить он не успел.