Служил Советскому Союзу!

– Пойдем – не в силах отказать ответил Кузьма, внезапно для самого себя.

И вообще ему казалось, что он не в силах сопротивляться ее голосу и готов выполнить ее любое желание.

Зина провела Кузьму на Херсонес по какой-то тропинке. В темноте чернел подвешенный колокол, где-то бросали тени древние греческие постройки, колонны.

Они вышли на берег моря. Внизу о скалы бились черные волны. Кузьма подошел к краю обрыва и оттуда выбросил подальше в сверкающие при свете луны волны, лежавшие у него в карманах кастеты и нож «черных колготок».

– Ты чего выбросил? – тихо спросила Зина.

– Прошлую никчемную жизнь – ответил так же тихо Кузьма.

– Пойдем, посидим на скамейке, там есть рядом с колоколом – предложила Зина.

И они пошли в сторону, где темной громадой чернел старинный колокол.

Было тихо, и вокруг не было никого.

– Садись – предложил Кузьма, расстелив свою тужурку на скамейку.

– Не снимай, холодно – засмеялась, как колокольчик Зина, и одела снова тужурку, на него.

– Мы сядем так – сказала она, и усадив Кузьму на скамейку, а сама села ему на колени, распахнула тужурку, и прижалась всем телом к его груди. Ее глаза сверкали, как звездочки в ночи, отражавшиеся в море.

Она что-то ему говорила, но ее не слышал. Кузьма боялся пошевелиться, спугнуть ее. Она что-то ему говорила, и рассказывала. Голос ее звенел как колокольчик. И Кузьма был готов так сидеть до утра.

Они не знали, сколько прошло времени, боялись спугнуть жар-птицу их зарождавшейся любви.

Казалось, что прошел целый век, как они знают друг друга. Сквозь ее легкую курточку Кузьма чувствовал, как сильно бьется ее сердце, чувствовал ее небольшие и очень теплые грудки.

Наконец Зина сказала тихо:

– Кузя пойдем домой спать, а то тебе завтра надо на корабль.

– Да, часов в пять выходить надо. У нас в восемь выход завтра в море.

– Знаю, вы идете на две недели в Феодосию с «Беззаветным» и «Красным Кавказом».

Кузьма всегда удивлялся, откуда женщины в городе знают о задачах и действиях флота больше, чем флотские офицеры.

Они пошли медленным шагом домой, оставляя позади шум прибоя, бьющегося о тысячелетние скалы Херсонеса.

Дома Зина, поставила чай, и пока он закипал, постелила Кузьме в комнате на полу, а себе на небольшом диванчике. Комната была в домике всего одна.

Попив чай, Кузьма быстро помылся во дворе, и раздевшись нырнул, под приятно пахнувшую простыню, накрытую зеленым верблюжьим одеялом.

Зина погасила свет в комнате, и пошла умываться. Сердце Кузьмы, казалось выскочит сейчас из груди, так ему было хорошо. Его бросало то в пот, то в холод.

Через минут пятнадцать пришла Зина и в темноте залезла под свое одеяло на диване.

Они лежали и молчали. Кузьма не мог заснуть, он лежал и думал о Зине, дяде Васе и Анастасии Петровне. Он не мог понять, почему он раньше не знал Зины.

Внезапно в ночи раздался тихий, как колокольчик, и призывный голос Зины:

– Кузьма так и будешь продолжать половую жизнь на полу. Иди ко мне, здесь нам будет вместе гораздо теплее. А то у меня зуб на зуб не попадает.

Второй раз приглашать Кузьму было уже не надо, и через секунду их тела сплелись в тесных объятиях. И пропало все и небо, и звезды, и Севастополь, и «Брест», и этот теплый маленький домик.

Майор милиции Мастрюков, ел свой хлеб, не даром. Он уже к двум часам ночи имел полный список морских офицеров, бывших курсантов «Голландии» и «Стрелки» 1972-1974 годов выпуска, прибывших за последнюю неделю в Севастополь в отпуск или в командировку или к новому месту службы.

Таких набралось шестнадцать человек. Десять прибыли в отпуск с других флотов, один прибыл в командировку, двое прибыли в Севастополь с кораблями, прибывшими в ремонт, двое прибыли на кораблях, уходящих на другие флота из Николаевского завода и один прибыл уволенным в запас по болезни к месту постоянного жительства в Балаклаву.

Проверить, всех было, не сложно. Уже ночью ушли во все гарнизоны, откуда прибыли эти офицеры телеграммы с запросами о подобных случаях.

Конечно, была и погрешность во всем этом, и этого Мастрюков боялся больше всего. А вдруг искомый офицер не встал на учет в комендатуре в Севастополе, а приехал к примеру из Ялты, Евпатории или Сухуми, где отдыхает на один день. Такое тоже можно предположить. Но нужно ждать ответов из гарнизонов. И намаявшись с раздумьями, и накаченный своим командованием Мастрюков прилег спать на диванчике у себя в кабинете.

Кузьма прибыл на корабль к семи часам утра. Уже полным ходом шло приготовление. Заскочив на минутку в каюту к Мансуру, чтобы извиниться за вчерашнее он застал там полное веселье.

Столы были накрыты различными разносолами. Серега Огнинский с Мансуром и летчиком Красуком обнимались с каким-то мужиком в тельняшке и клялись в вечной дружбе. Бывший, с ними начмед Игорь Муратов, отвалился спать на диване.

Увидев Кузьму, Серега закричал:

– Штрафную, этому Кузьме. Как он просек, что эти девицы – пустой фантик, и не пошел их провожать.

– Ребята приготовление, через полчаса уже докладывать вам командиру о готовности боевых частей.

– Как приготовление, а мы не слышали. Сколько времени? – Сергей посмотрел на часы, и аж подпрыгнул – ничего себе посидели. Мансур наливай бутылку «шила» Перфильевичу, а то потом своего «крейсера» не найдет и две недели будет с нами в Феодосии париться.

– Как две недели – вскричал Перфильевич, – да мне сегодня надо в баню идти с Егоровичем вечером.

Всей гурьбой офицеры пошли провожать Перфильевича к трапу. На трапе Сергей долго целовался с Перфильевичем. В результате чего отдали приставку, и Перфильевичу пришлось прыгать уже на нее на ходу корабля. При прыжке он умудрился разбить подаренную бутылку с корабельным шилом, и сев наконец, в свою лодку горько заплакал о потере «подарка».

Серега кричал ему с трапа:

– Не переживай Перфильевич, придем с морей, еще нальем вдвойне.

– А вы, не обманите? – раздался далекий голос Перфильевича, с уходящей от корабля приставки.

– Да клянусь своим самым любимым противогазом – кричал в ответ ему Серега, и раздался задорный смех, провожающих офицеров.

В кабинет командующего Черноморским флотом прошел начальник Севастопольского городского УВД генерал- майор Литвиненко.

– Что Тимофей Ильич привело тебя ко мне. Мои что ли расшалились, так мы их поправим.

– У меня дело «черных колготок» по всем нашим данным это два ваших офицера в званиях капитан-лейтенантов так промышляют. Мы проверяем, но сегодня зверски избиты шестнадцати – семнадцатилетние дети, один из них сын секретаря горкома партии товарища Бурунова, другой сын директора завода «Фрегат» Крапченко. Избиты зверски – шестнадцатилетнему школьнику Валентину Машкину сломали руку, выбили зубы, сломаны ребра. Ну, звери твои офицеры. Надо найти.

Командующий флотом заходил по кабинету:

– Так понятно. А как ты объяснишь, что вчера вечером эти «черные колготки» зверски избили моего капитан-лейтенанта с «Красного Кавказа» Махортина. Показывает, что их было пять человек и один несовершеннолетний по кличке «Малыш». Сегодня ночью его доставили в госпиталь – сломаны четыре ребра, перебит нос, сломан палец на руке, разорвано ухо. Это как понять? Я уже приказал прокурору флота провести дознание по этому делу. Самых толковых ребят назначили на это дело.