Красный луг. Приключенческий роман

Допил старый брагульку, смахнул с бородёнки пену.

– Иэх, ма, хороша бражка, пениста да забориста, знать хорошая хозяйка будет жить в новом доме! Пойду-ка и я до своей хаты, посплю часок…

А веселье ещё и после ухода старика продолжалось долго.

Заначка

После ухода гостей, на рассвете три брата Веснины, Андрей, Толик и Федя долго ещё сидели за столом, но уже у Андрея дома. Андрей тренькал на балалайке, кто-то из жён пытался плясать, кто-то пел частушки.

– Гармонист у нас хороший, только разница одна,

Всех девчонок в пляс пускает-только я грущу одна.

Ой ты, белая берёза, ветра нет, а ты шумишь.

Ой ты, девка молодая, горя нет, а ты грустишь.-

Ни о чём я не печалюсь, хоть и в людях я живу.

А кому любовь досталась, я сегодня утаю…

Накануне Андрей был в городе и на толкучке купил старенькую гармонь двухрядку, теперь поглядывал на неё вожделённо, хотелось взять её в руки, скакнуть по клавишам вверх-вниз, разбудить сонную деревеньку. Кто-то предложил сходить до стариков на хутор. На лодке, прихватив гармонь, переплыли речку, оставили лодку у кустов прибрежных, и пешком отправились к старикам. Приплясывая под гармошку. У стариков нашлась бражка, и веселье продолжилось на полянке у дома. Обратно возвращались далеко за полночь. Вышли на берег перед посёлком, но вспомнить, где спрятали лодку, никто не смог. Снова вернулись на хутор, забрались в дедову маленькую лодчонку все разом и, боясь шевельнуться, вода была вровень с бортами, поплыли по течению к посёлку. Перед селом был большой перекат, течение резко убыстряло свой ход, лодка местами цеплялась днищем за камни и, наконец, совсем остановилась. Чертыхаясь и повизгивая от холодной воды, повылазили в воду, потащили лодку к берегу. Андрей что-то наигрывал на гармошке, шёл впереди, у самого берега оступился и свалился в омуток, гармошка хлебнула воды и смолкла. Толкаясь и смеясь, все мокрые, выловили из омута Андрея с гармошкой, выбрались на берег. Андрей встряхнул гармошкой, сливая из мехов воду, гармонь пискнула раз-другой и залилась весёлым перебором, будто и не было никакого купанья, видать добрый мастер смастерил её, не испортилась, и даже голос после купания как будто стал чище. Так, под весёлые переливы гармони и под частушки, вошли в посёлок, будоража деревенских собак. На следующий день в правление к Андрею пришёл Толик.

– Братан, пойдём порыбалим, что-то ушицы захотелось…

– Голова после вчерашнего не на месте ещё…

– Да я прихватил, у Нинки заначка была…

Андрей из принесённой братом бутыли опохмелился бражкой, закусил малосольным огурчиком.

– Лады, брательник, идём, а то голавли спать лягут…

Взяли удочки, трёхлитровый бидончик бражки и на лодке поднялись до островка за перекатом. Место для рыбалки было наиболее удачно, здесь около камышей всегда водилась щука, заходили голавли и крупные окуни. Клёв был отличный. Вытащив по рыбине, рыбаки прикладывались к бидончику и потихоньку пьянели. Андрей прятал в спичечном коробке от жены заначку, утаённую десятку, так, без задней мысли, на чёрный день. За выпивкой совсем забыл про деньги, прикуривая самокрутку, встряхнул коробок, не услышав привычного спичечного шума, швырнул коробок в воду. Оба рыбака вскоре от брагульки совсем обалдели, языки развязались и вскоре они уже и о рыбалке позабыли, да и рыба от ихнего шума разбежалась по всей реке. Поклёвок больше не было, закончилась и бражка. Закрепив в лодке удочки, братья собрали наловленную рыбу и бросив лодку на островке, отправились до дому, благо на перекате было мелко. Тоня обоих незадачливых рыбаков уложила спать, а пока братья спали, сходила до Феди и Нины, затем сварили уху, а заодно и прикончили все имевшиеся припасы спиртного. Когда братья проснулись, опохмелиться было уже нечем. Головы начинали трещать при малейшем движении. Чуть позже зашёл Федя.

– Братки, там не осталось чего? Голова чего-то…

– Похоже, что ничего…

– Тонька пусть сходит, может продавщица в долг даст…

– Ну да, в долг, скажешь тоже, да она скорее удавится…

– А денег нет, вчерась последние деньги старьёвщику променял на обувку ребятишкам.

Тоня пришла с работы, возилась с горшками и тоже была не прочь остограмиться. Андрей вспомнил про заначку.

– Тоня, поищи в телогрейке, в коробке заначка должна быть…

Тоня обшарила все карманы, спичечного коробка как не бывало.

– Нет тут ничего…

Андрей, обхватив чугунную голову руками долго сидел, размышляя, но соображения не хватало. Потом сам снова проверил все карманы, коробка не было на самом деле. Анатолий всё это время наблюдал за безуспешными поисками, затем проговорил:

– Андрюха, ты не тот ли коробок ищещь, что вчера в воду скинул?

Андрей схватил брата за рукав.

– Точно! Ну-ка, братан, скорее! Может, не унесло далеко…

Лодка по – прежнему находилась на островке, бегом добрались до неё. На одной из удочек бился полудохлый, искусанный щукой, пескарь, бросили его в воду. На второй был приличный окунь. Столкнули лодку в воду, поддавшись течению, медленно плыли, всматриваясь в прибрежную траву. Уже за посёлком зоркий Толькин глаз заметил крутившийся в омутке спичечный коробок.

– Коробок! Давай вёсла…

Подплыли, схватили, открыли. Вот она, заначка, бумажка даже не намокла… Подплыли к берегу, привязали лодку к кустам, на перегон лодки терпения не хватало. В маг Андрею нельзя, как никак председатель колхоза. Рабочее время, что люди скажут… Толику тоже нельзя, Нинка ворчать начнёт.

– Лады, зайдём к Тоньке на птичник, сбегает, небось сама болеет…

Пришли.

– Выручай, мы тут без тебя управимся…

Тоня сходила до сельмага, отоварилась.

– Живём, братуха!

Красносёлка

Красный луг как всегда жил по своим, только ему понятным, законам. Рос потихоньку, увеличивался в размерах. В колхозе кукуруза прочно царствовала на полях, занимала лучшие земли, хотя и не вызревала, початки еле-еле достигали молочной спелости. В основном же кукурузная масса шла на силос и коровы ели её с большим удовольствием. Приходилось Андрею выпрашивать в леспромхозе всё новые и новые угодья, чтобы хоть как-то выправить растущие потребности колхоза в зерне и картофеле. Кукуруза начинала надоедать, потому что тянула экономику колхоза назад, не давала новых путей для развития. Кроме того, она прочно входила в быт, заменяя порой хлеб. Наверное, многие помнят вкус мамалыги… Не смотря ни на что, объём работ в колхозе неуклонно рос. Андрей, имея всего-то четыре класса образования, не мог уже полноценно управлять хозяйством, не смотря на увеличенный штат специалистов. На очередном заседании правления Андрей просил об освобождении. После долгих дебатов просьба его была удовлетворена. Отец его, Константин, любил вспоминать про украинские степи и реки, леса, города и сёла, очень любил родные места и часами мог рассказывать о станичной жизни, про снимаемые урожаи картофеля, свеклы, подсолнуха и кукурузы. Андрей родился и вырос на Урале, но, увлечённый рассказами отца, решил съездить на Украину. Отец и сам был бы не прочь съездить до родных краёв, побывать у могилки родных людей, но выбраться с хутора было мудрено. Скотину и пчёлок оставить было никак нельзя. Вот отец и порадовался решению сына.

Продали дом, живность, какую имели. Поехали. Впечатлений, хоть отбавляй! Виктор не отходил от окна вагона, смотрел на убегающие холмы, речушки и леса… Думал ли он о будущем или прошлом? Вряд ли. Ему просто было всё внове и всё интересно. В Москве были ночью и, видя ночные огни большого города, Виктор не понимал возбуждения родителей, говоривших что-то про столицу. Да и вообще, за всю длинную дорогу с Урала до Украины, он запомнил только надоедливую толкучку на вокзалах при пересадке, шум и гам разношёрстной толпы, носильшиков с номерками на груди, длинный мост через реку Волгу и далёкий теплоход на грязной воде, большие вокзальные часы с прыгающими через каждые пять минут стрелками в вокзале Киева, и долгие часы ожидания, казавшиеся бесконечными.

В Красносёлке встали на постой к одинокой старушке, от старости похожей на ведьму из всем известной сказки, тот же длинный крючковатый нос, седые космы волос, торчащие изо рта длинные жёлтые зубы, согнутая в пояснице спина, вечная клюка-подпорка в руках. Алевтина с первого дня невзлюбила старую и боялась её, а больше того, боялась за свою сестру Татьяну, которую старуха, шутя, хотела забрать себе… После этой неудачной шутки Аля уже больше не отходила от сестры, ожидая, пока старуха-ведьма не уляжется спать на своей скрипучей кровати. Андрей с Тоней не обратили внимания на странности в поведении дочери, им было не до этого, проблем возникло не мало, нужно было прописываться, искать работу… Между тем у Алевтины от постоянного нервного перенапряжения случился нервный припадок. В тот день дома, как обычно, никого не было. Оставались старуха да дети. Таня расплакалась, Аля никак не могла её успокоить. Хозяйка, бывшая где-то на дворе, зашла в дом, подошла к Татьяне и склонилась над нею, пытаясь определить, отчего она плачет. Испугавшись за сестру, Аля вцепилась зубами старухе в руку, кулачками и ногами била старую, пока та, опешив от неожиданности, не откинула взбесившуюся девчонку. Алевтина же так и не подпустила старую к сестре, хотя та и продолжала плакать. Всякий раз, когда старуха пыталась приблизиться к Тане, Алевтина с диким визгом кидалась на неё и колотила её, увёртываясь от старухиных рук. Бабка вынуждена была покинуть хату и ждать за пределами дома появления родителей. Алевтина была в истерике, ничего не могла сказать и лишь показывала на сестру и на старуху. Успокоить её не смогли, пришлось обращаться к врачу. Нервное потрясение было довольно сильным и требовало длительного лечения. Бабка отказала в дальнейшем проживании на квартире, она просто боялась возвращения из больницы бешеной девчонки, так и не поняв её поведения. С поисками жилья в станице было довольно туго, никто не хотел пускать на квартиру русичей-кацапов. Тоня как-то после очередных неудачных поисков квартиры, заговорила о этой проблеме у себя на работе, где работала временно, на её отчаяние откликнулась Лиза Дозморова, пригласила к себе домой.

– Вечером приходите к нам всей семьёй, хотя это и будет далековато, да ничего, переночуете. Поговорим, может вместе решим чего…

Этим же вечером Веснины отправились в гости. Хозяева исподтишка наблюдали за играющими детьми, а когда гости засобирались уходить, предложили:

– Ну вот что, Андрей и Тоня, семья у вас хорошая и дети дружные, нам это понравилось. Есть у нас свободная боковушка, можете занять хоть сейчас. Обживётесь, может чего и получше найдёте… Ты, Андрей, вроде упомянул, что кузнечить можешь, так нам на сахарном заводе второго кузнеца надо. Расчитывайся, где ты там сейчас, я для тебя место придержу. Зарплата приличная, опять же… Вещей-то много? На мотоцикле уместятся? Так вот Ивась и съездит, ну и что, что ночь. Старуха только рада будет.

На мотоцикле сгоняли до старой, она действительно не спала, собрали свои шмотки, уложили и закрепили на мотоцикле. Пристройка была не ахти какая, но печурка в ней была. Самое главное, что жить предстоит не на улице, на дворе лето, но скоро и осень нагрянет. Хозяева плату назначили символическую, а вскоре и вовсе отказались, когда подружились с квартирантами. Помимо всего ещё и помогали обживаться. С первого сентября Виктор пошёл в школу. Никак не мог привыкнуть к многоэтажной школе, терялся в длинных коридорах, вечно опаздывал на урок. И чем больше Виктор присматривался к новой школе, тем более вспоминал и думал о своей маленькой, но родной, Краснолужской школе. Он ни с кем не мог поделиться сокровенным и молча переживал разлуку. Родители, как могли, старались отвлечь ребятишек от раздумий, но и сами то и дело мысленно возвращались в родные края. Осень не баловала хорошей погодой, частые дожди и холодные ветра способствовали простудным заболеваниям. По сравнению с Уралом здесь было довольно тепло и ребятишки, забывая о наказах родителей, носились по улицам полураздетыми. Коренные же жители одевались чуть ли не в полушубки, боялись простуды. Результат не замедлил сказаться, простудилась и снова попала в больницу Алевтина, только вылечилась, заболела Татьяна…

На станичном рынке китайцы продавали самодельные игрушки, сделанные из лучины, очень дешёвые. Андрей иногда покупал такие детишкам, на большее вечно не хватало денег…

Русский язык в школе преподавался только раз в неделю, в остальной период общаться нужно было только на украинском. Виктор же ничего не понимал из разговора учителей, ничего не мог записать, разве что переписывал с доски то, что там было написано. Учителя же вообще не обращали на него никакого внимания, даже не подходили, чтобы проверить или объяснить материал доходчиво. Друзей среди одноклассников Виктор не обрёл, а в одиночку новый язык не освоишь. Одноклассники тоже, как и учителя, не обращали на него никакого внимания. Сидя на уроке Виктор внимательно слушал учителя и, ничегошеньки не понимал… За партой рядом с ним сидела девочка Олеся, дочка школьной врачихи. Ей стеснительный робкий парень нравился и она старалась помочь ему, подсказывала, переводила… Но нелепый случай развёл их и Виктор остался в полной изоляции. Виктор от перемены климата завшивел. При санитарном осмотре вшей обнаружили у него и у Олеси, довели до сведения родителей. Мать девочки развила бурную деятельность, чтобы развести детей и, хотя девочка не хотела расставаться с новым другом, её всё-таки перевели учиться в другую смену и теперь дети не могли общаться. В школу вызвали мать Виктора, долго с ней беседовали в учительской, вышла со слезами, забрала сына с занятий и ушла домой. Вечером Дозморов Ивась остриг Виктора наголо, со вшами было покончено. Одежду тоже прокипятили. Но сидеть с Виктором за одной партой желающих так и не нашлось.

Станичные пацаны обижали Виктора, обзывали кацапом, более сильные затевали драку, и Виктор ещё более полюбил одиночество. Придёт из школы, кое-как уроки сделает и поскорее на улицу. Неподалёку протекала по оврагу маленькая речушка-ручеёк, впадавшая в какую-то большую реку, название Виктор не запомнил. За оврагом тянулась затянутая акацией и сиренью бетонная стена станичного стадиона. Укрывшись в кустах, Виктор любил лежать в траве, наблюдая за футболистами или за бегущими по небу облаками. Выдумывал сказки про зверей и птиц, мечтал о возвращении на Красный луг. И просто засыпал… Здесь же познакомился со своим новым другом. Никита подошёл сам и присел около спящего Виктора, сорванной травинкой провёл по лицу. Виктор открыл глаза и чихнул, мгновенно приготовившись к драке, но незнакомый парень и не думал нападать. Дрыгая ногами, он катался по полянке, смеясь так заразительно, что Виктор тоже не смог удержаться.