Мы, Николай II

Николай Михайлович вздохнул и первый отвел взгляд. Гибель броненосца «Петропавловск», несомненно, оставила в душе Кирилла Владимировича след куда глубже, чем можно было предполагать. Николай Михайлович, возможно, понимал его как никто другой. Много лет назад у него был свой своего рода «броненосец» – сражение на Аладжинских высотах, за участие в котором – «за разбитие армии Мухтара-паши» он, тогда юный штабс-капитан, получил орден Святого Георгия 4-й степени. Но военная карьера никогда его не прельщала, и после русско-турецкой войны он окончательно осознал – никогда более. Никаких войн, никаких боевых действий. Вот только в отличие от Кирилла Владимировича, прилюдно обнажившего свои страдания, Николай Михайлович о таких вещах предпочитал помалкивать. Но понять его можно – на кону корона.

Печатая шаг, Кирилл Владимирович вернулся на свое место и сказал уже будничным тоном:

– Предлагаю в качестве временно подходящего варианта принять все-таки меня.

– Я понимаю вас, Кирилл Владимирович. Тринадцать лет назад вам выпало нелегкое испытание.

– Испытание? Да какое к черту испытание?! Тринадцать лет назад из двадцати броненосцев было уничтожено четырнадцать, в тылу устроена кровавая резня, Никки… что уж там, нас всех щелкнули по носу! Нам показали, что не мы контролируем флот, да что там флот, оказалось, мы не в состоянии обуздать всю эту социал-демократическую плесень! Должен признаться, тогда же я понял еще кое-что. Если Российский императорский дом, или правящая династия, или черт его дери Никки! – не в состоянии гарантировать жизнь одного из наследников престола, так может ну его к черту – Российский Императорский дом?! Может быть безопаснее держаться подальше от него?!

Николай Михайлович вскинул брови. Что он только что услышал? Оригинальную версию морганатического брака?..

– Вы намекаете на ваш брак с Викторией Федоровной? – не удержался он от вопроса.

Кирилл Владимирович поморщился. Он уже жалел о сказанном. Не стоило демонстрировать свои эмоции, да еще при этом старом лисе. Все может быть понято превратно.

– Я говорю о том, что давно очевидно для нас. Никки не способен управлять страной. Он как броненосец «Петропавловск», его котлы уже заминированы, и он может взлететь на воздух в любой момент. И как «Петропавловск» же он уйдет на дно за считанные секунды. Так что если мы не хотим уйти на дно вместе с ним… Если мы хотим сохранить контроль над Россией, нам нужен новый правитель. Умный, волевой, решительный. А главное – осененный – в ту самую ужасную ночь – милостью божьей!

Николай Михайлович закашлял, подавляя смешок. Оно, конечно, трон есть трон, но нельзя же на голубом глазу нести вздор до такой степени!.. В воздухе повисла неловкость. Непроницаемо каменные лица великих князей явно скрывали некие малоприятные чувства. По своему обыкновению только Александр Михайлович кривил губы в усмешке, но и ему хватало ума хранить молчание. Многозначительное.

– Хм-м, – наконец выдавил Николай Михайлович, – в каком-то смысле, с вами трудно не согласиться, Кирилл Владимирович. Я имею в виду ваши слова о новом правителе. Умный, волевой, решительный. Вряд ли ошибусь, если скажу, что этими качествами обладают все присутствующие здесь лица.

Улыбка Александра Михайловича сделалась шире, он явно изготовился сказать что-то, но Николай Михайлович аккуратно и незаметно для остальных надавил ему на носок сапога. «Сандро» закашлялся.

– Но вот вопрос, Николай Михайлович, – отозвался Кирилл Владимирович, – с чего вы взяли, что вы, или вы, Михаил Александрович, или даже вы, Николай Николаевич, сможете навести порядок в России? Вот о чем мы должны думать! А не… о наших браках.

Николай Михайлович поморщился. Пафосная речь Кирилла Владимировича не произвела на него ровно никакого впечатления.

– Михаил Александрович родной брат Никки, к тому же позволю себе напомнить, что манифестом от 1904 года он уже был регентом великого князя Алексея, так что…

– Позволю себе напомнить, – перебил его Кирилл Владимирович, – что указом 1912 года над его личностью и имуществом была установлена опека, чего в моем отношении не было!

– Откровенно говоря, я не настаиваю на своей кандидатуре, – усталым голосом откликнулся Михаил Александрович. – И охотно уступлю место Кириллу.

– Благодарю, Миша, – Кирилл Владимирович кивнул. – Очень рад, что между нами нет разногласий.

Николай Михайлович примиряюще вскинул ладони. Михаил Александрович поступил верно, прекратив спор, иначе они спорили бы тут до утра. Тем более, к ним уже явно готовился подтянуться и Николай Николаевич со своим обычным аргументом насчет сомнительного брака Александра II. Но озвучивать этот аргумент, игравший на руку всем, кто не принадлежал к ветви Александровичей, то есть и Николаю Михайловичу, сейчас было не самое подходящее время.

В конце концов, не так важно, что они решат сейчас. Важно, как все пройдет потом. А там уже будет видно – кто, что и как.

– Хорошо, господа, давайте оставим этот вопрос. Нам предстоят еще переговоры со многими участниками… – язык не повернулся произнести слово «заговор», – нашего плана. Этот вопрос будет еще неоднократно обсуждаться. Кроме того, как мне кажется, окончательное решение вполне может быть принято на Учредительном собрании. И там уже будут всесторонне обсуждаться все кандидаты. Жизнь – она расставит все и всех по своим местам. Не так ли, господа?

– Именно так, – Кирилл Владимирович кивнул. – Поэтому я буду действовать согласно нашему плану, но оставляю за собой право – при определенных обстоятельствах – поступать сообразно собственному усмотрению.

Как и все остальные, конечно же, сказал себе Николай Михайлович. Как и он сам. Кто знает, как развернутся события?.. Да, лично у него шансы занять трон весьма призрачны. Слишком далек, слишком много претендентов перед ним. Но – лишь в условиях монархии. Но кто может знать наверняка, когда все начнется, сохраниться ли монархия вообще?..

И если нет, если на смену монархии придет республика, шансы стать президентом у Николая Михайловича уже отнюдь не нулевые. Почему бы ему, при поддержке его французских друзей, не повторить путь Наполеона III?..

Глава четвертая

Май 1916, Севастополь

Николай Александрович неторопливо прогуливался вдоль поезда, следом тенью скользил Келлер. Под парами шипел паровоз. Где-то в темноте перекликались караульные, вдалеке лаяли собаки… Царь ничего этого не слышал. Он слушал прибой. Но не Южной бухты, и даже не Черного моря. Он слушал прибой Средиземного моря. Слышать который мог лишь он один.

В конце концов, то, к чему стремились его предки. То, ради чего его великие предшественники – Александр I, Николай I, Александр II принесли столько жертв. То, ради чего русский народ претерпел столько невзгод и лишений. То, из-за чего Россия оказалась одна супротив целого мира и, пожалуй, уже дважды. А главное – то, что обеспечит России блистательное будущее. Наконец, то, что обеспечит Николаю II невероятную, почти – хотя почему почти? – мировую власть. Оставалось лишь рукой подать.

Как только его недалекий, но очень упрямый дядя, Вильгельм II подпишет мир, а он подпишет его, деваться ему некуда, и довольно скоро, мир этот будет принадлежать России. А значит – принадлежать ему, Николаю II. Ради этого он положил двадцать лет жизни, ради этого он жертвовал своими друзьями, близкими, родственниками. Ради этого он готов пожертвовать всем, что у него есть. Включая свою собственную жизнь.

Конечно, даже на исходе войны может случиться всякое. Ибо Россия велика и обильна, и этого достаточно, чтобы вызывать зависть, страх и ненависть. Германия и Австро-Венгрия – потому что проигравшие, и потому что страшный голод. Франция и Англия выигрывают, но и они на грани голода. И над всеми ними нависает девятым валом Россия. Сытая – даже за годы войны подросла на четыре миллиона, и вооруженная – десять миллионов под штыком. Никто в Европе даже не пикнет.

Тут уже не до рациональных доводов. Одна лишь ненависть, глухая, животная. И победители, и проигравшие все одно. Но что они могут сделать? У каждого длинный, на много десятков, а то и сотен лет список претензий к соседу. Да, один раз, в Крымскую, они сумели как-то объединиться против России, ну и к чему это привело? Россия чуть позже своё отыграла, а что получили ее противники?..

Нет, ни Вильгельм, ни Георг не будут наступать на те же грабли. Николай II был уверен, что сюрпризов не будет. Война должна закончиться так, как должна, и вскоре все они… Царь мысленно сомкнул пальцы в кулак. Все они – Германия, Австро-Венгрия, Франция, а потом и Британия – все они будут плясать под его дуду. Кто-то раньше, кто-то позже. Теперь, когда война близилась к завершению, это было кристально ясно всем. Это было неизбежно. Как восход и заход, как прилив и отлив…

Потому что по-другому быть не могло. И именно он, Николай II, приблизил этот день как никто другой. Конечно, еще многое предстояло сделать. Тевтоны уперты, несмотря на голод, утраченный моральный дух, они будут биться до последнего. Тут вам и сорванное – спасибо брату Георгу – восстание на Балтийском флоте в январе. Тут и февральская забастовка на Путиловском, на две недели парализовавшая поставки снарядов. Германия напоминала загнанного под флажки волка, израненного, обреченного, но все еще очень опасного.

Собственно, в том числе поэтому в планах царя не было и мысли добивать этого зверя. Германия была и должна остаться как торговым партнером – одним из важнейших! – России, так и ключевым игроком в европейском концерте. И одержав победу над ней, России же придется ее защищать. Впрочем, защищать ее следовало уже сейчас. На носу Парижская конференция, где союзники как раз и планировали Германию добивать. Задача России, задача царя – ни при каких условиях этого не допустить!

На конференцию рвался Николай Михайлович, но он, конечно, не поедет. Глуповат для таких дел, да и чересчур много интересов у него во Франции. Пусть сидит дома, плетет свои заговоры. В Париж поедет Покровский. Исполнительный служака, без отсебятины, без фантазий. А конференция очень важна. После подписания мирного договора Германия должна стать союзником, а не врагом. Как и должно было быть изначально. Если бы не англо-русская конвенция 1907…

Мог ли Николай Александрович избежать этого? Был ли иной способ прекратить разгул революционного террора в девятьсот пятом году? Георг VII пошел ва-банк, стремясь не допустить сближения России и Германии, и он преуспел. А дальше… Дальше война с Германией становилась почти неизбежна. Царь вздохнул. Что сделано, то сделано. Сейчас есть реальный шанс изменить баланс сил в Европе, а затем и в мире. И теперь-то уж он его не упустит.

Главное – не ошибаться. Необходимо лавировать, скользить между чужими интересами, сталкивать их между собой, обходя острые углы, избегая открытых конфликтов, жертвуя всем во имя главного. Проливы должны быть русскими, и они будут русскими.

Царь обернулся к Келлеру, тот машинально вытянулся, преданно заглянул в глаза. Николай как будто изменился. Несколько минут назад на перрон ступил уставший пятидесятилетний человек, искавший покоя и сочувствия, но сейчас, в эту самую секунду перед Келлером стоял другой человек. Спина царя выпрямилась, черты лица затвердели, а взгляд горел яростно и весело.

– Что ж, Владимир Федорович, слушайте меня внимательно. Я хочу, чтобы вы видели общую картину.

Николай Александрович глубоко, почти обжигая пальцы, затянулся напоследок, и отшвырнул окурок. Медленно выдохнул, окутываясь дымом.

– Скоро будет конференция в Париже, Владимир Федорович, – царь говорил, печатая каждое слово.

Келлер жадно вглядывался в лицо царя. Вот такого Николая II Владимир Федорович любил и готов был умереть за него да хоть бы сию же секунду. Божиею поспешествующею милостию, Мы, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсониса Таврического, Царь Грузинский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая…

– Союзники будут требовать кое-что от меня. Этого они, естественно, не получат. Ибо требовать сейчас им – не по чину. Условия ставить буду я.

В душе Келлера все трепетало. Слова Николая как будто входили в унисон с его чувствами, хотелось кричать ура и палить из нагана в воздух.

– После конференции все и закрутится. Родственнички, конечно, начнут интриги, заговоры плести, братца моего… – Николай II с трудом удержался от слова «идиота», – на трон зазывать. Он, конечно же, от великого ума согласится. Поломается для виду, но согласится. Вижу, хочешь спросить, почему бы их всех в Сибирь сразу не отправить?

Келлер закивал, дескать, действительно чего тянуть-то?..

– Пока болтают вреда немного. За каждым приглядывают, ну а ежели болтовни мало станет, вот тогда придется по рукам бить. Владимир Федорович, вы должны понимать. – Николай Александрович с усмешкой развел руками. – Родня.

Келлер вздохнул, вспомнив пословицу, но, конечно, промолчал.

– Но вот от союзников я не могу избавиться так же легко как от родственников. Да и действовать они будут чужими руками. Конференция в июне, наверное, в июле и начнут. Начнут с окраин, а когда убедятся, что я не иду на уступки, доберутся до Петрограда. Моя задача – дотянуть до февраля-марта. После чего изменится все. Думаю, что не позже апреля Вильгельм подпишет мир – и все будет кончено. Поэтому постараются успеть до.

Николай Александрович положил на плечо Келлера руку и тихо сказал: