– Детство иногда и хочется забыть, – признался Келлер. – Да не выходит никак.
– Помнишь, как ты хотел драться с нами одной рукой?
Келлер усмехнулся.
– Ну, а как иначе-то? Я на улице вырос, а тут вы – великие князья.
– Великие князья… – Николай Александрович рассмеялся. – Помню-помню. Ты еще засомневался в первый день, дескать, какие это великие, вы же маленькие… Отец подошел, а ты ему вот – великий князь, а вы мелочь какая-то…
– Ну, про мелочь-то я не мог сказать, – возразил Келлер.
– Ну может и так. Но я о другом. Я вот иногда вспоминаю эту историю, думаю, почему бы и нет? Почему бы двумя руками-то не начать? Ведь верное ж дело, – Николай Александрович вздохнул. – Но нет, вполсилы пробуешь, и думаешь, а не Володя ли в тот день научил так?
– Ну, ваше величество… – смутился Келлер. – Я-то что, я маленький был, дурной.
– Почему дурной. Природа такая. А ведь если по уму, по-другому надо. Бить сразу и двумя руками.
Келлер смутно помнил эту историю. Вроде бы и было что-то такое, но подробности в памяти не задержались. Зато он хорошо помнил другую историю – их совершенно авантюрный побег из Аничкова дворца. Наделавший много шума, и много неприятностей всем – охране, прислуге, ну и, конечно, им с Никки.
Сбежали они по его почину. Принялся он как-то из чистого озорства поддевать Никки – дескать, ничего вы, князья великие, кроме дворца-то своего не видели, жизни не знаете, то ли дело он, улицей взрощенный… В один прекрасный день Никки это надоело, и он предложил прогуляться до Апраксинова двора. План был простой. При смене караула перебраться через садовый забор, прошмыгнуть в Екатерининский сквер, обогнуть Александринский театр, а там уже скоро и Щукин двор.
Побег сразу пошел не по плану. Сначала увязался Жорик, пригрозивший их сдать если его не возьмут, ну а потом, когда до цели было уже рукой подать, они угодили в засаду. В Чернышевом переулке их ждала ватага местных ребятишек десяти-двенадцати лет. Было их пятеро, было им скучно, а тут развлечение само пришло.
Двенадцатилетний Володя мгновенно сообразил, что десятилетний Никки и тем более семилетний Жорик ему не подмога, и что надеяться он может только на себя.
– Бегите во дворец, – не терпящим возражения тоном сказал он Никки, а сам буром попер вперед.
Все свое детство, до того, как попал в друзья к великим князьям, Володя жил с матерью в дешевом доходном доме на Литейном проспекте. Драться приходилось много, так что действовал он без раздумий, по привычной схеме. Врезать малому, врезать больно, чтоб визжал как недорезанный, а потом бить до упора старшого. С младшими, как правило, проблем не было, но вот в главаре ошибаться было нельзя. За ошибки приходилось платить кровью. Но со временем Володя запомнил, что смотреть надо не на рост или размер кулаков, смотреть надо в глаза.
То ли сказалась выучка, то ли ему повезло, но в тот день в Чернышевом переулке все вышло как по писаному. Малой визжал как порося, а старший продержался под ударами недолго. Осознав, что вместо развлечения он получил разбитые губы и нос, что его бьет совершенно нечувствительный к боли сумасшедший, хотя его и колотят четверо, старший наконец вырвался из-под ударов и, сплюнув приличный комок крови, дал команду уходить. Подхватив плачущего малого под руки, ребята быстро ретировались, опасливо поглядывая на Володю.
Боль как водится пришла позже. Его скрутило и бросило на колени. Болело все – превращенное в кровавое месиво лицо, отбитые бока и живот. Подумалось, еще чуть-чуть и его бы, наверное, поломали… Впрочем, такое чувство было всегда.
Когда плечо тронул Никки, Володя уже почти терял сознание. Его голос доносился как сквозь вату.
– Ничего себе, – сказал он. – Это было что-то… Если соберемся еще раз – без тебя ни ногой!
Володя слабо улыбнулся. Восхищение в голосе великого князя приободрило, и он даже умудрился не потерять сознание. Удержался на самом краю.
– Я тоже так могу! – вдруг донесся капризный голос Жорика. – Я умею драться. Когда с папой дерусь, я всегда побеждаю!
Никки засмеялся. Глядя на него и морщась от боли, стал смеяться Володя. Жорик поначалу насупился, решив, что смеются над ним, но уже через минуту, забыв об обиде, заливисто хохотал в унисон с братом…
Едва взойдя на престол, Николай Александрович вызвал Келлера, к тому времени уже закончившего Александровское училище и Николаевскую академию по 1 разряду, и получившего штаб-капитана. «Мне нужен офицер для особых поручений, – сказал Николай Александрович и добавил с улыбкой. – Нужен человек, которого невозможно остановить». Владимир Федорович вытянулся во фрунт и с каменным лицом ответил «Вы его нашли, государь. Давным-давно!..»
Николай Александрович закашлял, прервав воспоминания Келлера. Владимир Федорович внимательно вгляделся в лицо царя. Больше стало морщин, седых волос, лицо осунулось, как будто подсохло. Обычно дружелюбный взгляд стал тяжелым и мрачным. Николай Александрович усмехнулся.
– Вы тоже, Владимир Федорович, не помолодели. Возраст-то у нас с вами серьезный, пятьдесят годков. Вокруг все быстро меняется, а мы помним мир без электричества, без радио, без кинематографа. Иногда я думаю, что мы, быть может, все еще там и живем. В том мире… Был у меня недавно граф Игнатьев, докладывал об открытии Русского Палеонтологического общества. Так вот, слушаю я его, слушаю, и вдруг понимаю, что я такой же. Такой как они, эти самые древние рептилии. Понимаете меня Владимир Федорович?
– Не совсем, ваше величество.
– И Вильгельм, и Георг, и я. Мы ведь как эти древние чудища. Они ведь тоже некогда царили на земле. А теперь их скелеты стоят в музеях. Понимаете, Владимир Федорович? Эти чудища проморгали людей. Наши предки, какие-нибудь мелкие крысы прятались по норам и щелям, а гиганты, вероятно, просто брезговали их ловить. Ну, а крысы тем временем развили разум, выросли и убили всех. Быть может, мы тоже чего-то или кого-то не замечаем? – с улыбкой спросил Николай Александрович. – И в один прекрасный день тоже окажемся в музеях.
Келлер вздохнул. Причем тут рептилии, причем тут Вильгельм и Георг, Владимир Федорович давно уже потерял нить рассуждений.
– Я не понимаю вас, ваше величество, – признался он.
Николай Александрович отмахнулся.
– Неважно. Итак, ваша новая задача, полковник. Вы должны покинуть столицу и отправиться в провинцию. Губернии выбирайте на свой вкус, главное подальше от столицы.
– Что значит отправиться? Что я должен делать?
– Ничего. Ваша цель – затеряться. Чтобы про вас забыли. Перестали принимать в расчет. И так далее. Ничего не предпринимайте. Отдыхайте, развлекайтесь и ждите. Главное – не привлекайте внимание.
Келлер нахмурился, покачал головой.
– Боюсь, это будет нелегко.
Николай Александрович кивнул. Он понимал это как никто другой. Иногда достаточно лишь присутствия кого-то с волей и решимостью чтобы изменить положение дел самым радикальным образом. Что на уровне государств, что на уровне простых смертных.
– Как бы там ни было, постарайтесь. Даже если ослабнет интерес к вам, это будет неплохой результат.
– Как долго?
– Не знаю, – Николай Александрович пожал плечами. – События возможны, но не предрешены. Мне хочется думать, что ничего не произойдет. Но мы должны быть готовы ко всему.
– Как я пойму, что началось?
– Думаю, Владимир Федорович, поймете без труда. С вашим-то звериным чутьем… Когда начнется, за вами придут. А пока не пришли – отдыхайте. Вы когда были последний раз в отпуске? Лет десять назад, кажется?
– Я не нуждаюсь в отпуске, государь. Прошлый раз, когда вы отправили меня отдыхать я места себе не находил!
– Ничего—ничего, сейчас для вас самое время – отдохнуть. Когда за вами придут, будете отдохнувшим, полным сил…
– Я не очень люблю ждать, государь, или лучше сказать совсем не люблю, – вздохнул Келлер и, не удержавшись, добавил с надеждой. – Одно ваше слово, и я сам приду к ним.
Николай Александрович улыбнулся краешком губ.
– Бросьте вы это. Ну к кому вы сейчас пойдете? Революционеров как грязи, одного посадишь – на его место тут же очередь. А многих и не посадишь, в думе заседают… Что же до родственников, тут дело семейное.
– Заговоры тоже – «семейное»? Я докладывал, ваше величество…
Николай Александрович жестом остановил его.
– Не продолжайте, Владимир Федорович, не вы один. Заговоры… Да, дела семейные. Ничего не поделаешь. Это как восход и заход солнца.
Глава третья