Милосердный демон

– Давай, сынок! – прокричал он в высоту.

На нежить обрушилось драконье пламя. Рыжую струю золотой канителью обвивало могучее заклинание. Армору такое не по зубам. Нет, оно исходило от огневласой девы, дерзко восседавшей на покатой чешуйчатой спине.

Теряя сознание от изнеможения, Саэф услышал воодушевлённый вопль сына:

– Нежить запечатана! Мы сделали это, отец!

Бусы

Утро нового дня предвещало то же, что и десяток предыдущих: сырость, уныние и всепроникающий холод. В ранние часы ещё ничего – обе кобылы, гнедая и чалая, после ночи отдыха в конюшне очередного постоялого двора резво перебирают копытами, ошинованные колёса мерно постукивают по корке мёрзлой земли, кое-где отмеченной белыми пятнами инея. А вот ближе к обеду начинается… Дорога превращается в чавкающее глиняное болото. Из уст возницы обильно льётся брань в адрес «проклятущих кляч», особенно достаётся лентяйке чалой, молодой лошадке, не смирившейся пока с долей упряжной скотины. И обязательно на одном из поворотов, когда меньше всего ожидаешь подобной пакости, экипаж проваливается по ступицу в невесть откуда взявшуюся ямину с топкой грязью. Тут уж возница орёт дурниной, хлещет со всего маху кобыл. Но толку от этого нет. Безропотная гнедая и рада бы послушаться приказа, да чалая мешает: то рвётся вбок, то пятится, приседая на задние ноги, и тянет за собой товарку. Вознице приходится слезть с облучка, чтобы направить пугливое животное в нужную сторону. Наконец, через полчаса криков и понуканий, лошади дружно влегают в дышло, и экипаж выкатывает на ровную поверхность.

Слава Небесам, в этот раз хоть не потребовалось выбираться наружу и подталкивать повозку. Однако радоваться Риносу довелось недолго, поскольку немного погодя правое переднее колесо весьма некстати встретило на своём пути крупную кочку. От резкого скачка молодой вейди врезался головой в крышу. Вознице тоже солоно пришлось, о чём возвестили его изощрённые проклятия. Ринос поморщился. Тонкие, ухоженные, совершенно не мужские, пальцы прошлись по ушибленной макушке. Широко распахнутые голубые глаза взглянули на дремлющего напротив старца с досадой и завистью.

«Как он может спокойно спать при такой тряске? – поразился про себя юный волшебник. – И вдобавок после жутких рассказов селян. Семеро без вести пропали за последние полгода. Хотя нет, один объявился. Загулял на ярмарке, вырученные деньги пропил, а после боялся дома показаться. И немудрено: жена у него лютая бабища. Я бы и сам от такой сбежал. Тут всё ясно. Остаются шестеро… Четверо мужчин и двое женщин из разных сёл, разных возрастов, никак друг с другом не связаны. Только время сходное: за день или два до полнолуния… Гнилое дело. Ни следов, ни очевидцев. А местные такое болтают! Кому-то призраки мерещатся, из тех, что лицами людскими питаются, всю кожу и плоть до черепа выгрызают. Жуть! Другие в исчезновениях винят нечисть лесную. Мряква, мол, девицей-красавицей оборачивается, мужиков в топь заманивает и, как мертвяк хорошенько в жиже болотной замаринуется, пожирает его со всеми потрохами вместе, из костей же суп варит. Фу, гадость! Наслушаешься – кусок в горло не лезет. И ночами глаз не сомкнуть. Но стоит начать конкретные вопросы задавать – всё, никто ничего не видел, никто ничего не знает. Если и в Новоракитном та же история будет, придётся в нэтэр с пустыми руками возвращаться. Атар точно не обрадуется».

На мгновение Риносу почудилось, что под кустистыми седыми бровями старца мелькнули насмешливые искорки. Впрочем, внимательно приглядевшись к расслабленному, безмятежному лицу спутника, он счёл это впечатление ложным.

Пробудился пожилой вейди только по прибытии в Новоракитное. Встали, как всегда, у околицы и сразу отправили возницу на поиски постоялого двора. А пока тот выполнял поручение, оба путешественника вылезли из экипажа, чтобы размять затёкшие мышцы.

– Обопритесь на меня, учитель, – предупредительно подхватил старца под локоть Ринос.

– Не бойся, не рассыплюсь, – пророкотал пожилой вейди и шёпотом добавил: «О деле ни слова – за нами наблюдают».

Юноша обеспокоенно оглянулся по сторонам.

– Да не верти ты головой, балда, – одёрнул его старец, – у кошки зрение острое. И прекрати называть меня учителем. Ты прошёл испытание, а, значит, мы теперь на равных.

– Не вполне. Пусть я стал друином, но вы-то караг. Поэтому я всё равно считаю вас своим наставником, господин Тиранай, – возразил Ринос.

– Упрям, как вол, – посетовал пожилой вейди, возведя очи горе.

Дальнейшая беседа свелась к обсуждению окрестного пейзажа: чёрного прямоугольника зяби, мглистого оврага с нависшим над ним живописным мостиком, дремучего леса с проплешиной торфяника, излучистой речушки с тихими заводями.

Предосторожность Тираная оказалась излишней. Соглядатай не умел читать по губам, так что содержание разговора осталось для него загадкой, зато внешность чужаков он успел изучить детально. Оба путешественника, и старый, и молодой, носили одинаковые узорные очелья, плащи и штаны из толстой некрашеной шерсти, сыромятные сапоги – обычная одежда селянина в середине осени. И лишь наличие экипажа и парные кожаные браслеты на запястьях с особой мереёй, напоминающей узор из дубовых листьев, указывали на род занятий приезжих.

Через четверть часа вернулся возница. По его словам, в Новоракитном заезжего дома не имелось, но староста, узнав что за гости прибыли в село, пригласил остановиться у него.

– Что ж, тем лучше, – обрадовался Тиранай, – сподручнее будет делом заниматься.

На дворе у старосты приезжих встречала целая толпа взрослых и детей – все родственники и свойственники главы села. Мужики смущённо мяли в руках шапки, бабы и девицы с интересом глазели на гостей, не забывая при этом исподволь рассматривать наряды друг друга, ребятишки носились кругами в ожидании подачек от «дяденек вейдиев». Когда лакомства были розданы и любопытство удовлетворено, вперёд выступил невысокий сухопарый старик в лаптях и тулупе, накинутом поверх полотняного балахона.

– А вот и староста, – прошептал Ринос на ухо карагу, – бьюсь об заклад, Хайдир или Йертер.

– Оллат – моё имя, – громогласно объявил старик, недовольно покосившись на непочтительного юношу.

– Приветствую вас, уважаемый Оллат, – откликнулся пожилой вейди, – мир вам и вашему селению. Я – Тиранай, это – Ринос. Мы оба прибыли из нэтэра Мирагвел. А это – Юк, наш возница.

– Мир и вам, досточтимые, – смягчился староста. – Прошу прощения за то, что не могу предложить жилище, более подходящее таким высоким гостям, ибо село у нас маленькое, небогатое…

– Мы понимаем и благодарим за оказанную честь, – поклонился Тиранай.

Вслед за ним согнули спины Ринос и Юк. Староста ответил тем же.

После того как необходимые правила вежливости были соблюдены, возница в сопровождении сына Оллата отправился заниматься лошадьми, а волшебников провели в отведённую им комнату.

В Просторах ничто никогда не делается быстро. За исключением, пожалуй, тушения пожара. Привыкшие к размеренной однообразной жизни селяне, преимущественно землепашцы, не терпят спешки. Зная об этой особенности, вейди не торопились заводить разговор о цели своего визита. Только по окончании ужина, когда гостей оставили наедине со старостой, Тиранай счёл уместным приступить к обсуждению главной темы.

– Уважаемый Оллат, мы слышали, что в вашем селе недавно пропала молодая женщина, – без обиняков начал караг. – Расскажите, что знаете, об этом случае.

– Было такое, да, – неспешно проговорил староста. – Месяца два назад рано поутру пришёл ко мне Брингбор, из нашей общины человек, и поведал, что накануне вечером жена его Эсмиэль отправилась на реку за водой да не вернулась. Он, дескать, ночь целую не спал, её разыскивал, но всё без толку.

– А почему он сразу за помощью не обратился, – удивился Ринос, – к соседям, либо родичам?

– А потому, досточтимый, что они с Эсми, хоть и общинники, да держатся на отлёте, – ответил староста, слегка раздосадованный тем, что его перебили. – Дом их за околицей стоит, на опушке. Белки да зайцы – вот и все соседи. Из родичей – только бездетная тётка Эсми по матери. Да и с ней они редко видятся.

Пока Оллат говорил в свойственной многим селянам тягучей, медлительной манере, Ринос беспрерывно ёрзал на табурете в ожидании возможности задать новый вопрос. Угадав намерение бывшего ученика, Тиранай, как только староста замолчал, нарочито громко откашлялся.

– Благодарю вас, уважаемый Оллат, за разъяснение, – вернул себе главенство в разговоре пожилой вейди. – Продолжайте, пожалуйста.

– Ну что, собрал я мужиков. День искали, два… После и бабы подсобить вызвались, да исход тот же: не нашли мы Эсми. Ни живую, ни мёртвую.

– Вот как… Староста Оллат, не доставит ли вам неудобство просьба подробнее рассказать о пропавшей: какого она нрава, из какой семьи происходит, не имела ли с кем ссоры?

Теперь уже заёрзал староста.

– Нет у нас никаких ссор. Село добропорядочное. Я сам слежу, чтобы общинники в ладу жили и друг другу обид не чинили. А Эсми, она сирота. Лет восемь ей было, когда родители в лес по грибы пошли, да заплутали и в болоте утопли. В болоте, да, в трясину попали и утопли. Такая вот беда. Эсми, как узнала, стала нелюдимой, слова от неё не добьёшься. Спросишь, бывало, чего, а она – молчок и уставится так, аж нутро холодеет.

– Ясно, – кивнул Тиранай. – Я так понимаю, что после смерти родителей девочка жила у бездетной тётки. Верна ли моя догадка?

– Верна, досточтимый. Да, у тётки жила до замужества.

– Удивительно, что замуж её взяли, раз она всех дичилась.

– Всех да не всех… Брингбор – человек пришлый, не нашего села уроженец, и коли уж прямо говорить, мутный. О прошлом рассказывает неохотно и скупо. Родом откуда-то с юга, имел свою ферму, овец и коров разводил. Был женат, но случилось несчастье: жена умерла в родах, а вместе с ней и младенец. После того Брингбор по совету то ли родственника, то ли знакомого распродал имущество и пустился бродяжничать. Где был, чем занимался – неведомо. Сам не говорит, а начнёшь допытываться – рукой махнёт, вздохнёт глубоко и тут же о другом разговор заводит. Сперва не хотел я его в общину принимать: а ну как разбойник он или душегуб. Хоть и неклеймёный, да кто поручится? Может, не попался, может, как раз укрыться решил в нашем медвежьем углу… В общем, думал я дать ему от ворот поворот, да Брингбор оказался не лыком шит. Пригласил ваших сотоварищей, правда, из другого нэтэра, и те подтвердили, что никаких злодеяний он не совершал, помыслов худых не имел. Делать нечего, пришлось принимать. Тут Брингбор и объявил, что, как только дом построит (прежде он во времянке ютился), хочет на Эсми жениться, у них, мол, уже всё обговорено, и тётка согласие дала. Но я опять воспротивился. Девица тогда ещё не вошла в возраст, да и к жениху надо было получше присмотреться: сможет ли содержать семью, не охоч ли до баб али до выпивки. Два года глаз с него не спускал, а так и не уразумел, отчего меня озноб пробирает при каждой с ним встрече. Вот ведь, вроде бы, работящий мужик, трудится наравне с остальными, от поручений не отлынивает, пьяным не напивается, в непотребства не пускается, нрава миролюбивого, несклочного, а всё-таки, нутром чую, есть в нём червоточина, только нащупать никак не получается…

– Однако ж выдали за него сироту, – заметил Ринос.

– Пришлось. А куда было деваться? – принялся оправдываться староста. – Эсмиэль при всём честном народе согласие своё подтвердила. Мэрис, тётка её, тоже. Да и опять же, за Брингбором никаких дурных дел не водилось.

– Вы правильно поступили, уважаемый Оллат, вины за вами в этом случае нет, – заверил старосту Тиранай. – Благодарю вас за правдивый и обстоятельный рассказ. А теперь, надеюсь, вы нас извините, путь неблизкий был, притомились мы изрядно…

– Да-да, конечно-конечно, – с явным облегчением воскликнул староста, – да и час поздний, а в нашем возрасте, сами понимаете, не то что в молодости, да…

– Доброй вам ночи, уважаемый Оллат, – проговорил Тиранай, поднявшись на ноги при помощи расторопного Риноса.

Молодой вейди коротким кивком присоединился к пожеланию.

– И вам доброй ночи, досточтимые, – благодушно улыбнулся староста.