Опера и смерть

Опера и смерть
Вера Русакова

Осенью 1874 года оперная труппа из Турина гастролирует в Англии. Гастроли приводят к неожиданным последствиям: вскрываются таинственные связи, соединяющие между собой певцов и музыкантов труппы с местными жителями, в том числе весьма далёкими от искусства. Сначала в досужих разговорах упоминается убийство младенца, затем во дворе заброшенного дома обнаруживаются два мертвых тела. Есть ли связь между этими событиями?

ОПЕРА И СМЕРТЬ

Глава 1.

В промозглый октябрьский день 1874 года в английском городе Бирмингеме оперная труппа синьора Петрича из Турина давала «Итальянку в Алжире».

Пленительная музыка Россини заполняла зал, а на сцене одно за другим следовали действия. Вот низенький толстый Мустафа (синьор Алессандро Имолезе, бас) жалуется высокому худому Али (месье Рауль Сэрму, бас) на надоевшую жену и требует привести ему пленницу-итальянку. Вот опечаленная Эльвира (мадмуазель Рубина Пернэ, сопрано) жалуется любимой служанке (мисс Элизабет Мак-Генри, сопрано) на охлаждение мужа. Вот, наконец, появляется Изабелла (синьора Тереза Ангиссола, контральто). Она расстроена: хотела разыскать возлюбленного Линдоро (синьор Роберто Кассини, тенор), а попала в плен. Вот из-за спины Изабеллы возникает простоватый, но симпатичный Таддео (синьор Амадео Амати, баритон). И закручивается круговорот событий, которым заправляет несравненная Изабелла – око этого тайфуна.

Дон Октавио Ларраньяга, которому предстоял только один, да и то безмолвный выход на сцену – в роли одного из итальянских пленников, которых Изабелла подстрекает к побегу – сидел покамест в зале и искренне наслаждался этой весёлой и в то же время возвышающей душу оперой. В перерыве он сказал жене:

– Божественно! И музыка, и исполнение, и даже роли играют прилично. Возможно, потому что многие из исполнителей по характеру и вкусам похожи на героев. Синьор Амати, например, и в жизни недотёпа.

Жена одобрительно хихикнула и добавила:

– Только синьор Роберто в роли Линдоро мне не нравится. Ты был бы лучше!

Октавио и сам так думал. Он с благодарностью взглянул на свою Лус и погладил её по руке.

После спектакля большая часть труппы ужинала в гостинице. Кто-то от ужина отказался, а синьора Ангиссола и её друзья отправились в ресторан – отмечать день рождения певицы.

За красиво сервированным столом рассаживались гости, облачённые сообразно торжественному случаю. Рубина Пернэ, черноволосая и белокожая, обладательница округлых форм и мягкой грации движений, была облачена в бордовое платье (взятое напрокат) и ожерелье из жемчуга и рубинов (своё); невысокий смуглый слуга замер за её стулом. Мисс Мак-Генри – белокурая, голубоглазая, востроносая и довольно худощавая для певицы – облеклась в лимонно-желтое платье, на шее – бархотка, слуги за спиной нет (и вообще нет). Месье Сэрму галантно поддерживал под руку свою вторую жену, синьору Джулию, урождённую Беккариа, в первом браке Тонци, главную костюмершу труппы, в лиловом платье с чёрными кружевами. Подошёл синьор Кассини, в далеко не новом костюме с ярковатым галстуком, но весёлый и привлекательный; его спутник синьор Амати, от природы имея приятную внешность и от портного – отличную одежду, всё равно выглядел несколько нелепо. Почётное место рядом с виновницей торжества (точнее, рядом с её пустующим стулом) занял сам директор – высокий худощавый мужчина с проседью в чёрных волосах, глазами чуть навыкате и славянскими скулами. Одет он был дорого и модно, на пальце – перстень с топазом.

Расселись, посмотрели друг на друга. Выдохнули. Освоились. Тишина.

Точно выбрав момент, с театральной торжественностью вышла к гостям синьора Тереза. Примадонна маленькой труппы – красивая женщина с лицом и фигурой римской статуи, украсила себя синим платьем в модном стиле «позитивизм», колье с опалами и меховым палантином; светлые волосы были уложены просто и со вкусом. Её встретили аплодисментами и радостными возгласами.

– Спасибо, друзья, спасибо! – растроганно говорила Тереза. – Благодарю, что почтили менясвои присутствием. Не будете ли Вы возражать, если сегодня за наш стол сядет моя верная Лауретта?

Никто не возражал, и румяная от счастья горничная заняла место в конце стола.

– Английская кухня, как мы все уже имели возможность заметить, ужасна, – говорила Тереза, усаживаясь с удобством, но в ресторане этом, к счастью, повар – француз. Поэтому смею надеяться, что вы не будете совсем уж недовольны.

– Хорошая компания за плохим столом лучше, чем плохая компания за хорошим столом, – весело заметил Роберто. – А наша компания – лучшая в мире!

Присутствующие согласно рассмеялись.

– Спасибо, синьор, вы мне подсказали тост. За нашу компанию!

Дальше праздник покатился как шарик по гладкой дороге. Присутствующие с удовольствием отдыхали после трудового дня – точнее, вечера, шутили, ели и пили.

Синьор Петрич поднял тост за новорожденную и преподнёс ей подарок. Подарок понравился, тост тоже.

Месье Сэрму вспомнил шутку: рай – это место, где французы – повара, итальянцы – любовники, швейцарцы – часовщики, а организуют всё англичане. А ад- место, где англичане – повара, швейцарцы – любовники, французы – часовщики, а организуют всё итальянцы.

– Теперь я знаю, почему у нашей труппы хорошо идут дела, – фыркнула его супруга. – У нас директор не итальянец.

Петрич рассмеялся:

– Гарибальди итальянец, однако его предприятия были куда успешнее, и, главное, грандиознее моих!

Подали новую перемену блюд. Разговор на время затих. Элизабет Мак-Генри, временно прекратив насыщаться, тихо сказала своему соседу Амати:

– По-моему, такие шутки не совсем справедливы. После Рисорджерменто гений итальянцев уже не подлежит сомнению. Как я завидую вашей нации и восхищаюсь ею!

Синьор Амати не высказал ожидаемого восторга; вместо этого он покраснел и промямлил что-то неопределённое. Зато Лаура, сидевшая напротив, взглянула на визави с благодарностью.

– Как я жалею, – сказала она так же тихо, – что не родилась на несколько лет раньше! Тогда я могла бы принять участие в великих событиях, определивших облик нашей страны!

– Не только вашей страны, но и всего мира. Возможно, мои слова покажутся Вам излишне торжественными, но они искренни – множество угнетённых наций смотрят на вас и вдохновляются вашим примером.

Во главе стола тем временем разговор принял более прозаическое направление.

– Сеньор Октавио говорил мне, – просвещал соседей месье Сэрму, – что у них в Центральной Америке тоже делают вино, и представьте себе: он предпочитает это вино французскому.

– У каждого свой вкус. А у сеньора Октавио, судя по его жене, вкус… ээээ …. своеобразный.

– Не язвите, Роберто. – Тереза была в прекрасном настроении. – Она кажется, добрая женщина, а доброта не хуже красоты.

– Я бы предпочёл злую и упоительную, – улыбнулся директор, – как Мустафа-бей.

– Думаю, что злая и упоительная просто не стала бы жить с беем.

– В жизни всякое бывает, дорогой друг. Турецкий пират Хайреддин Барбаросса захватил как-то венецианский корабль, всех мужчин перебил, а женщин отправил в подарок султану. Одна из пассажирок злосчастного корабля, юная Сесилия Верньер-Баффо, стала женой наследника престола, а потом и султаншей. Так она там правила всеми: мужем, сыном, министрами, страной. Только никто не знает, была ли она счастлива.

– О, дорогая! Счастье – странная вещь. Человек, находящийся в ужасных условиях, может чувствовать себя счастливым, а благоденствующий во дворце – страдать.

Смех прервал историко-философские рассуждения.

– Месье рассказывал про мусульманина, который жил в России и очень любил водку. Объяснял это тем, что пророк запретил пить вино, а про водку – ни слова не сказал.

– Ловко придумано!

– Вино полезно и приятно, а от крепких напитков один вред. Господин Лев Ситников говорил, что у них в России пьянство – большое горе для многих семей.

– Про Россию ничего не могу сказать, а какое дикое пьянство в Баварии – вспомнить страшно.

– А в Англии вам не страшно? Мы с сеньором Октавио и сеньорой Лус пошли гулять по Лондону и зашли в какой-то квартал… так мне показалось, что это отделение ада на Земле. Пьяные валяются на улице и пахнут так… обычно сравнивают с бочкой вина, но тут бочка вина флаконом духов бы показалась… Злоба просто в воздухе висит, лица уродливые, пропитые… Мы еле выбрались. Сеньор Октавио потом говорит: «и это самая богатая страна мира»! А я ему отвечаю: «и это нация, которая на всех смотрит свысока и всех называет дикарями»!

– К сожалению, этому пороку подвержены все британские подданные, в том числе и мои соплеменники ирландцы…

– Пьянство – ладно, а вот что злоба в воздухе висит – это вы верно подметили. Они все здесь злые и холодные…

– Они этим даже гордятся. Называют свою чёрствость и бесчувственность «жёсткой верхней губой».

– Друзья, наша беседа начинает приобретать какой-то мрачный тон! Давайте говорить о хорошем! Хотя бы о новых модах.