Город мудрых дев. Мозаика монастырской жизни

Мы садимся в такси, и Сашенька  не  отпускает  мою руку до самого монастыря. В её глазах отражается долгая разлука, и необъятная радость обретения.

Ставим вещи в монастырскую гостиницу. Перекусываем. Александра с ходу начинает делиться рассказами о своей жизни. О первом свидании, об очередном пребывании в больнице, о бесчувственном на её взгляд подходе к школьникам некоторых замученных жизнью учителей. Рассуждает о политике, экономике и здравоохранении, и я замечаю, что практически не ощущаю между нами разницы в возрасте.

Александре уже четырнадцать. Разница в возрасте между нами шестнадцать лет. Мама Оля подарила нам Шуру, когда я и Катюня пошли в 11 класс. Всё лето мы заботились о мамочке, а «животику» пели колыбельные.

…Сашенька получила паспорт, но старается не показывать его из-за не удавшейся, по её мнению, фотографии. Ростом с меня, свою тридцатилетнюю старшую сестру, а вот характером вышла, образно говоря, в активиста оппозиции: нонконформист.

Саша взяла себе псевдоним в интернете: Анжелика Бунтарь. Когда я впервые не смогла найти в соцсети заставку с плюшевым мишкой и профиль «Сашенька Доброта», я стала недоумевать: куда же пропал мой общительный юный друг? Но через минуту увидела в друзьях незнакомую рокершу с никнеймом: «Анжелика Бунтарь», и всё поняла.

Как говорят психологи, люди меняются скачкообразно. Мне псевдоним понравился, сама в студенчестве носила несколько: Ася Клёстова, и Сашечкой же придуманный

«Лунтик». «Бунтарь» – выражение внутреннего состояния. Сашка у нас – борец за правду, её суждения независимы и бескомпромиссны; Анжелика – имя, вызывающее ассоциации с романтикой, европейским христианством и молодёжной свежестью.

Любуюсь на её щёчки-ямочки, красненькие, как и  у меня  (не  стыдись  их,   это   наше   украшение   от   пред- ков – скандинавов); на красивые пальчики и статную фи- гурку – развита не по годам. Рассудительна, максима- листки критична.

– Ничего-то я о тебе не знаю – вздыхаю про себя. – Есть у нас две недели, чтобы заново познакомиться, открыть друг друга и вероятно, друг другу несколько поднадоесть. Из кармана джинсов торчит телефон, «покоцаный» как у большинства тинэйджеров, полуразряженный. В ухо вставлен наушник.

– А давай ты, Валерьюшка, придёшь ко мне после по- слушания, и я тебе покажу аниме?

– Аниме? Это в смысле мультики?

– Да, японские с хорошим смыслом. Их много.  Даже мама видела «Ходячий замок» Хаяо Миядзаки. А вообще это целая молодёжная субкультура, у меня подруги тоже увле- каются аниме.

… «Ходячий замок» действительно произвёл на меня впечатление как произведение искусства, не случайно режиссеру вручили «Оскар». Гармоничная картинка и пре- красная художественная идея, но смысл?! Главный герой поверг меня в ступор, и, если бы не горящие глаза моей сестрички, я бы выключила немедленно, чем оскорбила бы её чувства.

– Сестрёна, ещё я обожаю сериал «Великолепный век», про жизнь Хюрем – наложницы турецкого султана. Её тоже звали Александрой в крещении, она была дочкой батюшки, но её захватили в плен и увезли из Крыма. У Хюрем был сильный характер, и она смогла стать не просто любимой рабыней, но султаншей.

… Сели мы с Сашенькой смотреть, но меня, «правильную инокиню», хватило только на одну серию.

– Саш, ну зачем мне смотреть на гарем?

– Как зачем? Это же история!

– Я же могу, если будет нужно, взять и прочитать про этот период в книге или статье. Да и так всё понятно – человеческие страсти во всей красе. Прости, милая, не хочу засорять свою память чьими-то дрязгами.

Поспорили. Ребёнок обиделся. Мои доводы про целомудрие для Сашки пока пустой звук, но надеюсь, что после нашего эмоционального разговора она запомнила не только мое брюзжание.

– А ещё я слушаю Лил Пипа. Его песни многих подрост- ков спасают в трудные моменты.

… Послушала и я нескольких любимых исполнителей моей сестры. От каких-то клипов волосы зашевелились на голове под апостольником. Не зря государство запрещает некоторые группы. Под другие композиции спокойно можно было подепрессовать или попрыгать.

Итак, опыт окунуть меня с головой в Сашины интересы обернулся фиаско. Нет, конечно, по словам Василия Вели- кого, мы как пчёлки можем собирать нектар с разных цветочков, но тут уж у пчёлки случилась интоксикация.

С тех пор мы решили обходить в общении острые углы относительно художественных взглядов. Тем более, что мои любимые советские киношедевры девчонку не вдохновили. А о литературе просто помолчу. Хорошим звоночком для меня стало то, что Александра умеет слушать собеседника, не перебивать, откликаться сердцем. Нежная, ласковая и заботливая сестричка окру- жила меня максимальным комфортом: приносила чай, накрывала ножки пледом, чмокала в щёчку. В монастыре отвыкаешь от простой человеческой нежности, хоть и чи- таешь порой в апостоле: «Будьте братолюбивы друг ко другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте» (Рим. 12:10).

Нашим любимым временем все две недели были вечера. И я, и Сашенька, ждали того часа, когда можно будет подняться в библиотеку и, усевшись в уютные кресла друг напротив друга, завести неспешную беседу. Людям надо разговаривать, на то мы и люди. Хорошо и просто молчать, просто быть в одной комнате с близкими.

Мы спорили, и смеялись, и читали вместе. Девяносто процентов читала я, а Александра лежала с открытыми глазами на больной спинке. Мы решили погрузиться в шекспировскую трагедию «Ромео и Джульетту». Сняли с верхней полки книжного шкафа собрание сочинений, нашли это произведение в одном из томов. Мне интересна была реакция сестры на книгу, ведь главные герои были её ровесниками, и у Саши тоже имелся некий опыт влюблённости.

Мы не спеша читали это удивительно несовременное произведение, проникались восхищением перед совершенными оборотами речи, богатством оттенков смысла. Я рас- сказывала сестре о том, как стояла несколько лет назад под балконом Джульетты Капулетти в итальянской Вероне (хотя и знала, что, по-настоящему, никакого балкона не было) – и наблюдала за ошалелыми туристами.

Мы читали по очереди «Мартина Идена», и за две недели продвинулись чуть ли не на треть книги. Александрушка вслушивалась во фразеологические обороты и тут же использовала их в своей речи. Удивительно было наблюдать, как у юного человека расширяется словарный и понятийный запас. Жаль, надолго Сашкиного терпежу не хватило, и незадолго до своего отъезда она стребовала с меня «спойлер» – подробное изложение дальнейшего повествования и концовки. «Да, – вздохнула старшая умудрённая сединами сестра – быстрое время пришло, клиповое поверхностное мышление у  молодёжи,  ай-яй- яй» – занудствовала я про себя.

Сашенька моя. Какая она правдолюбивая, живая, стремящаяся во всех сферах бытия, подобно французскому революционеру, устроить «свободу, равенство и братство». Это наша общая черта. Мама Оля частенько называет меня в телефонном разговоре «Саша», ненамеренно путая имена таких похожих и таких разных дочерей.

Один в один: рост, цвет волос, голос, жесты, родинки, привычки, особенности психических реакций. Когда Александра была маленькой трёхлетней Шурой, забралась она однажды ко мне, восемнадцатилетней, на колени и  тихо так спросила: «Ну мы же с тобой вместе у мамы в животе сидели? Ты просто пораньше вылезла. А я там по тебе скучала. Мы на самом деле близняшки». Устами младенца глаголет истина.

В один из вечеров мы, фасуя чайные пакетики «Монастырского сбора», долго разговаривали о взаимоотношениях родителей и детей, о том, как часто взрослые перегибают палку или вообще не обращают внимание на свое чадо. Девочка моя рассказала леденящую сердце историю о несчастнейшей Насте, своей однокласснице, чьё девство было продано пьяным папашей собутыльнику за пол-литра. Ещё одним серьезным потрясением в жизни моей сестры явилась внезапная смерть подруги. Вспомните себя в возрасте с одиннадцати до двадцати лет.  Не  знаю,  как вы, но я часами, сутками пропадала у друзей, особенно в студенческий период. А в 14 лет у меня была любимая по- друга Алёнка, она могла прийти ко мне в 3 часа ночи и предложить прямо сейчас, например, приготовить вместе

пиццу или пойти гулять по сугробам.

Ксюша, Сашина одноклассница и лучшая подруга, с трудом приживалась в неродном для нее Петербурге. Старшая и младшая сестры акклиматизировались, родители устроились на новые работы и вписались в жизнь. Организм же девочки не мог перестроиться с Петропавловско- Камчатского часового пояса и климата на наш, Питерско-Московский. Развилась болезнь почек, потребовался постоянный приём лекарств. Папа часто ругал дочку и, бывало, бил. Ей было одиноко и горько, Ксюха обладала неспокойным и неуживчивым характером.

Она погрузилась с головой в панко-готскую субкультуру, покуривала, пыталась начать отношения с мальчиками, чтобы убежать от самой себя. Сашульке было её жалко, и она приглашала Ксеню в гости. Вместе обедали, делали уроки, общались. Частенько при этом общении присутствовала и наша мама Оля. Однажды, в конце февраля 2020 года, заплаканная Ксюшка прибежала к Сашке  домой. Стянула куртку и призналась: от отца прячусь, боюсь его. И вообще домой не хочу, и жить не хочу! Умереть хочу!

– Такими словами не бросаются, солнышко, – в ужасе произнесла мама Оля, она постаралась отогреть девочку, комочек боли и ужаса. И накормила, и выслушала, и обняла. Мама и мне как-то сказала в телефонном разговоре: у меня вроде как не одна младшая дочка, а две – Сашка и Ксюшка.

Когда Ксюху накрыла депрессия, Саша предложила ей сходить на исповедь, переступить порог храма. Но увы, этого не произошло. В начале апреля Ксюша несколько дней не выходила из дома, и Саша, возвращаясь из школы мимо её дома,  видела, как подруга стоит у окна и смотрит задумчиво вдаль. Они переговорили несколько минут и договорились встретиться через несколько дней.

…Почему-то Ксюша не отвечает на мои звонки, – тихо произнесла Сашка. Несколько дней пишу, звоню, глухо. Наверное, приболела, бедная. 14 апреля 2020 года Александра отправилась разузнать в чём дело к Ксюше домой. Она редко ходила туда, потому как не хотела подавать повод Ксюшиным родителям для ругани. Не гостеприимный дом. Нажала звонок. Открыла старшая сестра.

– Где моя Ксюша?

– Сейчас ничего тебе сказать не могу, – ответила неестественным голосом девушка и закрыла дверь.

Саша стала писать общим знакомым, на душе было неспокойно. Увидела в телефоне смс сообщение с Ксюшиного номера. «Ксюша умерла».

Ни мама, ни Саша не могли поверить, что это правда. Мама, как взрослый и мудрый человек, предложила организовать сбор средств на похороны. Сашку подкосило. Никогда она не переживала подобных ситуаций. Да, умирали бабушки, но ведь они-то прожили свои жизни и были в каком-то смысле готовы к кончине, а тут – лучшая подруга. Столько всего вместе за семь лет испытали! О чём только не говорили, в какие только переделки не попадали.

Сашке отдали Ксюшины вещи, практически не ношенные, качественные. Александра единственная из класса ездила на отпевание и похороны. Она и семья. Отец рыдал у гроба, бился в историке. Ксюша лежала в белом платье, гроб был осыпан вянущими на морозе цветами. Было тяжело.

Вернувшись домой, она услышала от мамы: «Саша, сейчас ты единственный человек из Ксюшиного ближайшего окружения, кто знает Бога. И ты молись, потому что никто из близких молиться не будет».

В школу приходил следователь. Похоронили тоже не сразу. Оказывается, у девочки был приступ почечной недостаточности, и она напилась обезболивающих, больше нормы. Впала в кому, несколько дней пребывала в пограничном состоянии. Количество принятых таблеток вызвало подозрение на самоубийство. До сих пор никто не знает правду. Следователь расспрашивал одноклассников, учителей, друзей, бывшего парня. Проверяли переписку.

Когда маму и Сашу вызвали на допрос, следователь попросил маму выйти, но она не согласилась. И тогда Сашенька попросила: «Мама, многого я тебе не говорила, чтобы не расстраивать. А сейчас ты молчи, пока я буду говорить. Слушай». Саша во время этого разговора выросла в глазах мамы, оказавшись не маленькой милой дочкой, а мудрым взрослым человеком. Она не просто излагала факты, но и высказывала свои размышления, глубокие выстраданные мысли относительно подруги и своего поколения. Мама как будто бы вновь познакомилась со своим ребёнком.

– Мать Валерия, –  задумчиво  произносит  Александра, – как бы мне хотелось, чтобы сейчас Ксюше было хорошо. Сама же себе смерть призывала. Тяжело мне про неё думать. Как успокоиться?

– Знаешь, ангел мой, душа моя, я не умею утешать. Да и вряд ли кто может утешить. Одно знаю точно: мы не можем решать за Бога. В Апокалипсисе, Солнышко, есть удивительные слова, написанные как раз про таких людей, как твоя несчастная Ксюша: «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло (Апок.21:4)

***

Когда Александра рассказывала мне о Ксюше, я поняла, что эта история долго не отпустит мою повзрослевшую сестричку. Ей многое пришлось уже повидать и испытать. Мы говорили часами про природу человека, рассказывали друг другу такие истории, которые можно поведать только близким людям. Мы вновь познакомились и открыли друг друга, а это так важно в семье. Я поняла, что мой человечек унывает, её грызут безысходные мысли, она становится пессимисткой.

Мне  как   раз   попалась   книга   Михаила   Лабковского «Хочу и буду. Принять себя, полюбить жизнь и стать счастливым». Автор, в результате многолетней практики психологического консультирования пришёл к такому выводу, что все проблемы взрослых людей уходят корнями в детские неврозы, страхи и недолюбленность. Мысль не новая. Но меня зацепила глубина исследования, примеры житейских ситуаций, при которых человек становится моральным инвалидом. Автор убеждён, что любой невроз можно постараться исправить. Я бы даже назвала эту книгу христианской, несмотря на религиозные взгляды (точнее, отсутствие таковых) у автора.

Сашины уши навострились и загорелись глаза. Мы читали по одному абзацу и бурно обсуждали прочитанное, каждая исходя из своего опыта. При этом я не могу сказать, что опыт моей младшей сестры был качественно ниже. Вот некоторые из правил Лабковского в нашем совместном толковании: