На другой день пришедший из Каппамерри собирался обратно. Хотя Нэнси отговаривала его воздержаться от поездки верхом, но Элдред настоял на прогулке верхом сказать своему человеку.
– Они удивились, увидев меня разгуливающим, – обернулся он, – Подумать только, мне чуть башку не снесли, или что был на худой конец совсем окосел. Но такого как я долго не удержишь.
– Конечно, уход пошёл бы вам на пользу.
Элдред усмехнулся:
– Может быть.
Он принёс в общину свежую говяжью ляжку. Поблагодарив Элдреда, Нэнси спрятала мясо в погребе, в мусульманском мешке.
В тот полдень температура достигла 115° F в тени. Дождь не принёс собой ни капли прохлады, а тонкая сетка от москитов вскоре покрылась налётом пыли.
Настоящая засуха закончилась в 1910 году, а нынче в 1913 пришла с одной из пустынь.
Хотя ничто не говорило о том, что засуха была нормальным условием для дальнего севера Южной Австралии и дальнего запада Квинсленда.
Помощник станционного смотрителя из большого города был единственным человеком в посёлке, постоянно выглядевшем щеголевато и опрятно, одетый в свою форму.
Но этим утром Элдред Норман блеснул, облачившись в подержанную куртку, хорошо подогнанные рабочие брюки и ботинки на высоком каблуке со шпорами.
Он выглядел настоящим скотоводом по восторженному представлению Нэнси.
Эффект начинался уже с макушки, на которой ловко сидела фетровая шляпа. Парень забрал свои вещи из крытой повозки, проезжающей дальше, и появился в собственной новой и чистой одежде. Он пригласил Нэнси на прогулку, чтобы показать ей восемьсот голов скота, перегоняемых через железную дорогу на пастбище.
Нэнси и Элдред дружно оперлись, глядя на станционные перила, пока Элдред отмечал хорошие и плохие точки скотины.
– Единственная деталь – наше клеймо «Э.Н.» не миновала ни одну скотину.
– И что особенного?
– Да, ничего. Большинство бродячих растений обглодано несколькими заблудившимися по дороге животными – здесь огромная территория с маленькими загородками и несколько незаклеймённых животных смешались со своим стадом, и вам удастся их подобрать.
– А что если они смешаются с другим станционным клеймом?
– Несколько типов могли попытаться и изменить клеймо, например, мягко подрисовать к «Э.М.», но я бы им не советовал, – улыбнулся Элдред обезоружено, – Но если кого-нибудь и удивляло в волах так это, когда помышляете убить скотину ради пропитания, ладно бы, подхватил в пути пулю.
– А что, это не разрешается?
– Ага. Но это не клеймо на куске мяса…
– И это напоминает, что скоро обед. И на обед ростбиф. Вам и другому больному достанется по лучшему куску!
Очередь готовить была за Нэнси, и та старательно присматривала за жарким с обилием холодного ростбифа, готовым к употреблению.
– Здорово. Спасибо.
На другой день он попросил ей поменяться так, чтобы девушка смогла понаблюдать за прогоном стада к утреннему поезду. Элдред ехал верхом на каурой кобыле, как главный участник происходившего за изгородью.
– Вообще-то, Вам нежелательно ездить верхом, – заметила Нэнси, – Правда, Стэн?
– Ничего, выдержит, если проехал верхом, зашитый лишь конским волосом!..
– К тому же верховая езда улучшает аппетит, – и он с полным правом уселся за свою порцию мясного блюда, – Превосходно! – провозгласил он, когда тарелка опустела, – Кажется, сестра Нэнси, Вы говорили, что не умеете готовить?
– Я не говорила, что не умею. Я говорила, что Стэн готовит лучше.
– И всё же приготовьте для меня. Мы с трудом добыли отборный кусок мяса на жаркое. Сгодится на ху… на худой конец.
Он задержался на веранде, разглядывая Нэнси, её светло-голубые глаза и бледную, не в пример его загару, кожу.
– Могу я пригласить Вас вечером в гостиничное кафе, сестра?
– Обычно, мы не посещаем гостиницу, разве что на воскресные обеды.
– Может, тогда покатаемся вместе верхом при лунном свете? Вы ведь не боитесь лошадей?
– Нет. Но и не слишком искушена в верховой езде.
– Если так же, как и в стряпне, тогда сойдёт. Моя лошадка идёт рысью, как паинька, когда нужно.
Задетая, Нэнси не знала, что возразить, но подумала: «Он ведь здесь долго не задержится и, может, потом я его больше не увижу! Почему бы и нет?»
– Хорошо, – смирилась она, – Я буду готова, когда приберу в кухне после чая.
Элдред пришёл пораньше и помог ей домыть посуду.
Пока Стэн раздавала пациентам вечерние дозы лекарств. Элдред бережно вытирал вымытые Нэнси посуду и приборы.
– Вот видите, какой я хозяйственный! – приговаривал он, приподняв над плечом чайник.
Нэнси расставила утварь по местам и приготовила подносы с ужином для пациентов – всего двоих, в том числе и станционного мастера, который уже поправлялся. А его жена принесла к ужину домашней выпечки.
Вынося ужин из кухни, Нэнси поблагодарила её, нарезав пирог, пока миссис Беннет с любопытством рассматривала молодого скотовода:
– Да это же Элдред Норман! Мы с Вами уже знакомы. Вы же лежали в одной палате с моим мужем! Поначалу я вас не признала. Как Ваша рана?
– Зажила как на кошке. С лёгкой руки сестры Нэнси. Худое лицо миссис Беннет вытянулось:
– Вы, кажется, очень романтичны, не так ли? Могу поспорить, девушка Вас до этого не оперировала?!
– Н-нет, – замялся Элдред, – Разве что аборигенка. Хотите взглянуть на шрам?
Он уже было взялся за брюки, но миссис Беннет остановила его:
– О, нет, нет, благодарю! Это, наверное, очень интересно, но мне пора к мужу…
– Через несколько дней можете забрать его домой, – сказала ей Нэнси, – Но не позднее дежурства следующей недели.