Два сфинкса

Когда Ричард проснулся, была уже ночь и на бюро горели свечи. Профессор все еще сидел над развернутым перед ним рисунком. Лицо его выражало такое воодушевление и такой лихорадочный интерес, что Леербах подивился.

– Ну что, профессор? По вашему виду я понимаю, что вы узнали интересные вещи, – сказал Ричард, вставая с дивана.

Бэр вскочил с кресла и, положив обе руки на плечи Ричарда, радостно вскричал:

– Знаете ли, Леербах, что я нашел? План тайных подземелий большой пирамиды и галереи, которая соединяет ее с Большим сфинксом в Гизе. Я хочу далее предложить вам отправиться вместе со мной к пирамидам и произвести исследование на месте. В настоящую минуту я располагаю свободным временем. Я так заинтересован, что еду во всяком случае, что бы там ни было; ну, а вы как хотите.

– О! Я ничего лучшего и не желаю, как ехать с вами. Но вы серьезно считаете возможным проникнуть в подземелья пирамиды? – радостно спросил Леербах. – Я читал, что оккультисты считают большую пирамиду храмом посвящения в древние мистерии и убежищем, в котором скрываются маги высших степеней. Даже если все это и справедливо, я все–таки опасаюсь, что галереи осыпались и разрушены временем.

– Это–то мы и исследуем! Указания свитка должны основываться на истине, так как они предназначались не для нас, а для того Рамери, о котором упоминается в надписи. Вероятно, сфинкс не попал в руки того, кому предназначался, или тот не мог воспользоваться извещением, так как Аменхотеп, великий маг, указывал ему явиться в большую пирамиду, где находился он сам с Эриксо. Кстати, о ней! Должен вам сказать, что я слегка перелистал рукопись. Там тоже упоминается об этой особе, которая, казалось, играла роковую роль в жизни всех этих людей. Насколько я мог судить, Эриксо была влюблена в Рамери, а ее, в свою очередь, любил маг Аменхотеп. Там говорится также о сонном зелье, от которого засыпаешь на целые века, чем и объясняется то обстоятельство, что Рамери времен Амасиса мог ухаживать за римлянкой Валерией…

И профессор расхохотался от всего сердца. Ричард сперва ему вторил, а затем серьезно заметил:

– Все это кажется смешным и невозможным для нашего скептического ума, но после всего, что я испытал и видел в последнее время, все становится возможным. Я не смею больше ничего отрицать и спрашиваю себя, не есть ли мой скептицизм простое невежество?

– Черт возьми! Можно ли оставаться скептиком, когда является мученица, которая целует вас и рассказывает вам факты, случившиеся две тысячи лет тому назад? – иронически заметил Бэр. – Но вернемся к исследованию пирамиды. Я полагаю, что ваш долг предпринять это исследование. Альмерис, как вы говорили, называла вас Рамери, а так как неопровержимые факты подтверждают, что скульптор, носивший такое имя, действительно существовал, то ничто не мешает нам верить, как верили египтяне, что вы – перевоплощенный Рамери, и что на вас лежит обязанность почтить останки Аменхотепа.

– Значит, решено и мы едем. Во всяком случае, я заинтересован не меньше вас. Рамери я или нет – это не важно; а важно то, что мы напали на след какой–то странной драмы. Счастливая случайность, что сфинкс снова откопан, благоприятствует нашим исследованиям. Согласны вы, профессор, хранить в тайне нашу поездку?

– Без сомнения! Над нами стали бы только смеяться. Никому ни слова! Время говорить придет, когда мы раскроем тайны сфинкса и пирамиды.

Глава IV

Неделю спустя, Леербах и профессор были уже на месте развалин Мемфиса и вечером расположились бивуаком у подножия большой пирамиды. Они приехали как будто для археологических занятий. С ними была палатка, араб, служивший проводником, и двое слуг.

И вот, после ужина они ушли в свою палатку, а арабы разлеглись у костра и заснули.

В это время Бэр и Ричард делали свои последние приготовления. Каждый из них захватил по связке крепких веревок, несколько факелов, и вооружился киркой и молотком. Взяли они с собой и копию с плана подземных галерей, которые, если план верен, должны были иметь весьма значительное протяжение, ввиду чего не была забыта и провизия.

В таком боевом вооружении они отправились в путь. Ночь стояла теплая, но когда они подошли к подножию сфинкса, взошла луна и при ее свете гигантский силуэт символического чудовища как гора вырисовывался на темной лазури неба.

Между лапами сфинкса, в то время совершенно очищенными от песка, видна была высокая каменная плита, принесенная фараоном Тутанхамоном IV в дар великому божеству Копри, которое явилось ему во сне, когда тот был еще принцем, и просило его расчистить песок, засыпавший его изображение.

Ричард и профессор тщательно осмотрели плиту. По плану здесь должен был находиться вход. Но как они ни разглядывали и ни ощупывали камень, сколько ни стучали молотками, пытаясь найти пустоту – все их старания были напрасны: плита была так плотно вогнана в камень, что, казалось, составляла одно целое с остальной массой.

После целого часа бесплодных поисков профессор бросил свой молоток и сел на песок.

– Слушайте–ка, барон! Вся эта история с подземельями одна только шутка, а мы с вами жертвы древней мистификации, – сказал он с досадой, вытирая свой вспотевший лоб.

Подождите! – ответил Рамери, который стоял, прислонившись к плите и, казалось, что–то глубокомысленно обдумывал. – Может быть, мы не так беремся за дело, как нужно. В указании, приложенном к плану, сказано, что надо последовательно стукнуть в различные буквы надписи, чтобы дать знать внутрь…

– О прибытии Рамери! – перебил его, смеясь, профессор и прибавил, вытирая глаза: – Вы забыли, мой дорогой друг, что этому указанию две тысячи лет и что мало вероятно, чтобы там ждали еще прихода Рамери, хотя бы и ставшего бароном Леербахом.

– Я не настолько тщеславен, чтобы надеяться на это, но может быть, последовательные удары в известном порядке приведут в действие скрытую пружину. Во всяком случае, раз мы уже здесь, нужно все испробовать. Дайте–ка мне молоток и прочтите еще раз заметку.

– Попытаемся! – ответил Бэр.

Он снова прочел заметку и помог Ричарду найти указанные знаки.

И в ночной тишине мерно зазвучали глухие удары молотка.

– Господи Иисусе! Мне показалось, что я слышал что–то похожее на звон колокола! – вскричал внезапно профессор, подпрыгивая от удивления.

Ричард ничего не ответил. Он тоже слышал отдаленный звон и его сердце усиленно забилось. А минуту спустя он вздрогнул и отскочил: плита сдвинулась с места и образовала узкий проход такой величины, что в него мог войти только один человек. С понятным любопытством вошли в него Бэр и Ричард и очутились в темном коридоре, по стенам которого не было ни живописи, ни надписей.

– Начало сделано; но как будем мы продолжать наш путь? Относительно второй двери в указании не говорится ни слова. Согласно плана галерея должна идти по прямой линии, а потом уклониться влево, – задумчиво заметил профессор, опуская фонарь на землю.

В эту минуту послышался легкий скрип. В глубине коридора открылась дверь, а на пороге ее появилась высокая мужская фигура в белом и с клафтом на голове. Неизвестный поднял факел, дрожащее пламя которого смутно осветило его бронзовое лицо.

– Кто вы, чужеземцы? Кого вы ищете здесь? – спросил он на языке, который профессор признал за древнеегипетский.

Но в своем волнении Бэр не нашед ни слова в ответ и только машинально бормотал:

– Аменхотеп… Рамери…

Однако, несмотря на лаконизм такого ответа, страж входа, казалось, удовлетворился им и сделал знак рукой следовать за собой. Затем он нажал скрытую пружину – и входное отверстие, через которое проникал снаружи бледный лунный свет, бесшумно закрылось, не оставив ни малейшего следа.

Леербах и профессор тревожно переглянулись. Они очутились в плену. Но как бы ни было рискованно их предприятие – отступать было уже поздно и они молча последовали за своим проводником. Вторая дверь закрылась так же, как и первая.

Теперь они шли по длинной галерее, такой же обнаженной и узкой, как и первая.

– Не находится ли здесь какое–нибудь тайное общество, масонская ложа или что–нибудь в этом роде, – подумал профессор. – Конечно, очень странно, что имена «Рамери и Аменхотеп» сохранили еще настолько свое значение, что благодаря им нас приняли, но ведь бывают такие странные случаи!

Если бы только можно было объясниться с этим субъектом на каком–нибудь языке; говорить по–древнеегипетски вовсе не интересно, особенно же, когда так взволнован.

Тем не менее, профессор осведомился, куда их ведут? Но тщетно повторял он свой вопрос на английском, немецком и даже арабском языках: таинственный проводник упорно хранил молчание.

– Очевидно, ему приказано не отвечать и притворяться ничего не понимающим, – проворчал Бэр.

Ричард до такой степени был поражен, что машинально шел за проводником и не был в состоянии даже размышлять.

Коридор круто повернул и они очутились в небольшой круглой комнате, довольно низкой, с толстой колонной посредине. Повсюду виднелись рисунки, сделанные яркими красками; но света было слишком мало, а волнение исследователей слишком сильно, чтобы они могли все внимательно осмотреть. Несколькими отрывистыми словами и выразительным жестом проводник приказал им сложить на землю все вещи, которые были с ними. Скрепя сердце, Бэр и Леербах должны были расстаться со своими веревками, молотками, факелами и прочим снаряжением; мешок с провизией остался снаружи у входа.

Когда все было сложено у стены, проводник зашел за колонну, но Ричард и Бэр даже не заметили, как он открыл дверь. Затем они стали спускаться по узкой лестнице.

Спустившись, по счету Бэра более чем на тридцать ступеней, они остановились перед золоченой решеткой. Когда проводник открыл ее, Бэр и его спутник увидели перед собой подземный канал, покрытый сводом. У подножия лестницы стояла выкрашенная в белое лодка. Высоко поднятая корма ее изображала сфинкса. На ней горел огонь распространявший яркий светг подобно электрическому, далеко освещавший стены, покрытые живописью, и гладкую поверхность канала.

Все трое вошли в лодку. Проводник взялся за короткие весла, и они поплыли. Туннель был длинен, и сколько они ни подвигались вперед, он по–прежнему уходил все дальше и дальше, теряясь из виду. Вдруг лодка остановилась у лестницы, выходившей словно из стены. Незнакомец причалил к ней, ловко взбежал наверх и нажал пружину, скрытую в рисунках стены. Открылся проход, в который видна была довольно большая, ярко освещенная комната. В комнате стояли ложе, покрытое шкурой пантеры, большой, раскрашенный, деревянный сундук, полки, заставленные различными ящичками и свитками, несколько стульев очень древней формы и два каменных стола. На одном из них стояли две амфоры и два кубка; другой – стоявший посредине комнаты, был загроможден манускриптами и какими–то причудливой формы инструментами. За одним из столов, склонясь над развернутым свитком, сидел мужчина в белой одежде. На голове у него был надет такой же клафт, как и у их проводника.

Трудно было определить его лета. Бронзовое лицо его было величаво спокойно. Когда проводник стал что–то говорить ему, он пытливо взглянул на Ричарда и его спутника, которые все еще сидели в лодке. Барон был бледен, как смерть. Его волнение было так сильно, что минутами у него темнело в глазах и захватывало дыхание. Бэр тоже был очень взволнован, но любопытство ученого заставляло его почти забывать все опасности этого странного приключения.

В эту минуту профессор напряженно прислушивался к разговору двух незнакомцев. Несомненно они говорили по–древнеегипетски, а профессор считал себя знатоком этого языка, и ни на минуту не сомневался, что мог бы сказать приветственную речь самому Рамсесу II. Теперь же, к глубокому своему унижению, он должен был сознаться, что он почти ничего не понимает. Из всего разговора он уловил только имена Аменхотеп и Рамери и понял, что именно имя мага и дало им доступ сюда.

– Послушайте, Леербах! – сказал профессор, наклоняясь к своему спутнику. – Я думаю – да простит мне Господь! – что вас здесь ждут, т. е. не вас, а Рамери. Очевидно, у них здесь нет ни часов, ни календаря, и они забыли, что со времени гонения на христиан прошло достаточно много времени.

Ричард не успел ему ответить, как человек, сидевший за столом, встал и сделал им знак приблизиться. Наши исследователи нерешительно поднялись по лестнице и вошли в комнату; в это время их проводник спустился в лодку, и дверь закрылась. Незнакомец окинул их внимательным, недружелюбным взглядом. Затем, отворив скрытую в стене дверь, он сделал им знак следовать за собой.

Все трое очутились в длинной и слабо освещенной галерее. По обеим сторонам ее тянулись ниши, в глубине которых смутно виднелись высокие, темные статуи.