Эликсир жизни

До обеда индус был невидим, и Супрамати читал или прогуливался по окрестностям; все же время после полудня и вечера было посвящено беседам. В эти-то часы, которых Супрамати так нетерпеливо ждал, Эбрамар с неистощимым терпением отвечал на все вопросы и объяснял все проблемы, понять которые жаждал его слушатель.

Однажды они снова беседовали о готовящейся катастрофе, которую сулит в будущем людская непредусмотрительность, и Супрамати был положительно поражен глубокими познаниями Эбрамара в социальных, религиозных, политических и даже промышленных вопросах, волновавших современное общество.

– Учитель! Не сочти меня нескромным, если я спрошу, каким образом можешь ты знать то, что происходит так далеко от тебя, и чему ты остаешься совершенно чуждым в этом уединении? – спросил он, не будучи в состоянии сдержать свое любопытство.

Эбрамар улыбнулся.

– То, что тебе кажется таким чудесным, в сущности очень просто и основывается на том, что я говорил тебе о спиритуализации чувств. Результатом этой спиритуализации является сила восприятия и способность мнимого, так сказать, духовного перемещения; а тот, кто приобрел эту способность, может быть сознательным зрителем всюду, куда перенесет его мысль. Поэтому я могу видеть на всяком расстоянии, не телесными глазами, а духовным взором, слышать рассуждения людей и понимать мотивы, заставляющие их действовать. Чтобы собрать эти материальные, так сказать, сведения, я изучаю течение звезд и анализирую космические влияния. Ты должен понимать, что беспорядочные эманации планеты и миазмы, которые она отбрасывает, не могут остаться незамеченными для глаза посвященного. И я, и братья мои, маги, мы видим язвы, терзающие человечество и готовящиеся бедствия; но мы бессильны отклонить их. Иначе неужели же мы оставались бы бездеятельными! Нас парализует закон отталкивания, вызванный неверием, нечистыми страстями и всевозможными преступлениями. Попробуй заставить ходить каменную статую; а двигать гранит могучим веянием волн гораздо легче, чем строптивое сердце человека, ослепленного тщеславием и пороками. Как мрак и свет не могут являться одновременно, так мы не можем ни остановить течение событий, ни жить в разлагающейся атмосфере населенных центров, которые вы считаете верхом вашей цивилизации. Поэтому мы избежим их, ищем уединения и учимся в ожидании будущего.

Впрочем, то, что происходит на нашей земле – вещь вовсе не исключительная. На других планетах, подобных нашей, жили такие же жадные и неразумные поколения людей, как и наше человечество. Они тоже злоупотребляли всем, высасывали и истощали свою мать-кормилицу до тех пор, пока возмущенные стихии не производили большой финальный катаклизм и окончательное выделение воспламенившихся газов, улетучившихся в пространство; материальные же распавшиеся на атомы частицы превращались в горсточку пепла в руке Всемогущего, всевластное дыхание Которого создает и разрушает.

Подобные пожары в пространстве часто наблюдались вашими астрономами. Созерцая, как рассеивается горсть пепла, которая заключала в себе столько любви и ненависти, тщеславия и преступлений, жестокости и гордости, и с которой бесследно исчезли столько имен, почитавшихся «бессмертными», и столько «неувядаемой» славы, становится понятным бессилие пигмея, именующего себя человеком. Если бы люди лучше понимали грозные управляющие ими законы, они не смотрели бы на жизнь, как на сатурналию, единственная цель которой – наслаждение, и не гибли бы так глупо и пошло, поглощенные тьмой.

Подобные разговоры производили глубокое впечатление на Супрамати. Он долго размышлял о них, и эти размышления порождали в его уме массу новых вопросов.

Однажды вечером они сидели на террасе, прилегающей к рабочему кабинету Эбрамара. Супрамати рассказывал о своей прошлой жизни врача и вспоминал свои изыскания по животрепещущим вопросам о сумасшествии.

– Лечение душевных болезней потому представляет столько затруднений, что доктора не хотят обратить внимание на оккультные причины, вызывающие извращение мозговых функций, и ограничиваются лечением одного только тела, – заметил Эбрамар. – Только тогда ты сделаешься истинным доктором-психиатром, когда пройдешь первое посвящение, так ты будешь видеть то, что происходит за завесой, скрывающей невидимый мир профанов.

Не скрою, что тебя ждет тяжелое испытание, что дракон, охраняющий порог, стережет неофита и старается напугать его и прогнать от входа в невидимый мир. Понятно, что легче ходить при свете и гармонии, чем проникать во тьму и побеждать яростных врагов, появляющихся во всех видах и на каждом шагу.

Тем не менее, сын мой, тебе необходимо изучить то, что происходит в первом поясе, окружающем вашу планету, – этом приемнике всех разлагающихся миазмов, которые заражают землю и пространство, отбросами которых питается настоящее адское население. В этой атмосфере, кажущейся твоему неразвитому глазу такой прозрачной и чистой, кишат существа, обуреваемые всеми человеческими страстями, присущими плоти.

Эманации нечистых желаний, пороков, преступлений и излишеств привлекают их и производят в них настоящую бурю. Они всеми силами стараются овладеть человеческим организмом, чтобы при посредстве его органов наслаждаться плотскими чувствами.

Эти нечистые духи очень дурные советники. Они пылают всеми человеческими страстями и высасывают из своих жертв жизненность, как пчелы сок из цветка. Все, что я сказал, приводит нас к вопросу о сумасшествии, живо интересующему тебя, так как большая часть помешательств происходит от такого овладения, или от «бесноватости», как справедливо называет это народ.

Различные причины вызывают такую одержимость: совершенные живым излишества, физическое предрасположение, связи прошлого или невидимое соприкосновение в каком-нибудь удобном для этого месте (как, например, игорная зала в Монте-Карло) с такими отвратительными существами, уже умершими, то есть освободившимися от плотского тела, но которые, пылая плотскими вожделениями, стараются войти в организм живого человека, чтобы возродиться, если можно так выразиться, для материальных наслаждений.

Одержимость организмом живого человека вызывает борьбу между двумя разумами, из которых каждый хочет покорить другого. Законный владелец тела сильней и должен был бы остаться победителем; но, к несчастью, надо иметь большую нравственную силу, чтобы бороться с лукавым, настойчивым врагом, подстерегающим каждую слабость, каждое излишество и каждую болезнь, чтобы овладеть своей жертвой, пробудить в ней животные инстинкты, натолкнуть ее на всякие излишества и, в конце концов, сделать неспособною к нормальной жизни.

Иногда, когда одержимость совершается внезапно, одним порывом, она разрушительно действует на мозг живого, производит физическое расстройство и, переставая быть чистою одержимостью, переходит в хроническое состояние. В таких случаях исцеление бывает очень редко, так как при лечении совершенно пренебрегается именно эта сторона вопроса.

Расстроенный внезапным вторжением чужого разума, мозг подвергается физическим изменениям, теряет способность управлять, медленно разлагается под влиянием флюида разложения, которым тот насыщен, – и человек умирает от прогрессивного паралича.

В настоящее время, когда деморализация достигла такой высокой степени, когда никакая узда не сдерживает уже человека, терзаемого всеми нравственными и физическими болезнями, порождаемыми пороком, уже является поколение болезненное, хилое, пропитанное пороками своих родителей, а иногда и одержимое с самого дня своего рождения.

Одной из причин одержания последней категории являются столь частые в настоящее время насильные выкидыши. Женщины пользуются всеми средствами, чтобы отделаться от материнства, не понимая, как опасны такие приемы. Если посредством выкидыша можно удалить образующееся тело ребенка, то трудно бывает отделаться от духа, который становится одержателем матери, а не то следующего ребенка и, таким образом, в одном теле заключено бывает два духа-близнеца.

Люди воображают, что можно безнаказанно пренебрегать законами природы, так как человеческое правосудие молчит, а небесное мщение не обрушивается тотчас же па головы виновных; но они быстро изменили бы свое мнение, если бы могли видеть отвратительную и ужасную картину невидимого мира, объемлющего их со всех сторон, и если бы понимали причину стольких бедствий, которыми попранная природа молча, но жестоко мстит им.

– Ты прав, учитель! Грозные законы управляют нами, и велико несчастье, что мы их так мало знаем! Скажи, учитель, какого ты мнения о самоубийстве? В нашем ослепленном и материальном мире говорят, что жизнь есть единственное неоспоримое благо человека, и что человек имеет право делать с ней, что ему угодно, а прежде всего может избавиться от нее, если она становится невыносимой. Что же касается запрещения церкви, то на ото смотрят, как на отсталый предрассудок.

– С точки зрения материалистов, такое объяснение просто и логично, – с улыбкой ответил Эбрамар. – Человек, не допускающий никаких духовных основ, смотрит на разрушение материи, как на простую и дозволительную вещь, так как это никому не приносит вреда.

Но оставим в стороне убеждения таких слепых невежд; их суждения похожи на суждения людей, полагающих, что мир покоится на трех китах или на плечах гиганта, и не могущих понять, что он витает в пространстве. Поговорим о самоубийстве с точки зрения физических и моральных последствий, какие оно влечет за собой.

С нравственной точки зрения это – трусость, бегство с поля сражения, причина горьких поздних сожалений и тяжелых страданий впоследствии; так как человек может избавиться от материального тела, но не от жизненного флюида, сосредоточенного в его астральном теле, и не от той капли первоначальной материи, которая оживляет его и должна гореть в нем во все продолжение его земной жизни. Эта жизненная эссенция, не находящая больше условий нормальной жизни, все-таки продолжает пылать в флюидическом организме, причиняя ему невыносимые страдания и возбуждая в духе все плотские желания, которые он уже не может удовлетворять.

В этом отношении самоубийство даже ужаснее беспутной жизни, разрушающей излишествами тело и истощающей пламя жизни. Хотя подобный способ сокращения своих дней позорен и унизителен для человеческого достоинства, но это все-таки операция, аналогичная работе нормального разложения.

Совершенные злоупотребления оставят малоприятные последствия, так как каждое нарушение закона неизбежно отомщается; жизнь является на основании закона и должна продолжаться, пока другой закон, смерть, не положит ей конец. Этот конец бывает спокойный и без страданий, если человек уважал законы природы и вел правильную, деятельную жизнь; так как труд – необходимый руководитель жизни человека, тихо доводящий его через здоровую и почетную старость до предела его земного существования.

Позволь прибавить, что религия – это представительница божественности, как государство есть представитель гражданственности. Одно запрещает воровство, убийство и разные преступления, другая – самоубийство, прелюбодеяние и прочее, и оба правы.

Религии установлены людьми вдохновенными, посланниками Отца Небесного, великими разумами, основательно знавшими оккультные законы. Самоубийство они запретили по причинам, о которых я уже говорил; блудодеяние и оргии они запретили тоже отнюдь не из педантизма и не по узости мышления, а потому что беспорядочная смесь полов производит флюидическое расстройство, разрушительно действующее на здоровье и, кроме того, приводит к преступному результату – рождению существ, имеющих право на жизнь и на любовь, но которых часто бросают, а не то даже уничтожают как бремя позора.

Поэтому недостаточно заставить исчезнуть из видимого мира стесняющие и надоедливые существа, чтобы совершенно от них избавиться. Напротив, атмосфера кишит тучами несчастных духов, которые, будучи полны жизненного сока для долгой жизни, вырваны из нормальных условий и принуждены выносить последствия подобного состояния и причиняют серьезные флюидические беспорядки.

Ох, если бы человек хотел понять, что он не имеет права по своему капризу нарушать великие Божеские законы, установленные для управления Вселенной и поддержания в ней совершенного порядка; если бы он хотел понять, что высшая мудрость не создала ничего бесполезного, и что каждая вещь имеет причины своего существования, свое определенное место и свой указанный путь.

Каждому творению Господь назначил место и необходимую пищу. Во всех бедствиях, космических беспорядках и личных несчастиях человек виноват сам, стараясь исправлять природу, вместо того чтобы повиноваться и поклоняться Всемогущему Существу, сущность и величие Которого он не в состоянии понять.

Не поражает ли ум человеческий эта премудрость, создавшая все окружающее нас из одной и той же субстанции, оживившее одним и тем же дыханием и атом, и растение, соединив их неразрушимой цепью. Эта же премудрость с изумительной точностью определила происходящие в бесконечности химические комбинации, причем каждый атом словно был взвешен и к нему нельзя ничего прибавить или отнять от него, не нарушая общей гармонии.

Если бы человек, отбросив в сторону свою гордость и свое тщеславие, посмотрел бы на собственные дела и сравнил бы их с деяниями природы, то понял бы, что он – только неблагодарный лентяй. Рука Господа щедро дала ему все нужное, чтобы жить, питаться, одеваться и совершенствоваться; а между тем он все недоволен, все хочет улучшить, извратить и подчинить своей жадности, и, в результате, его путь отмечается смутой, резней и грабежом.

– Твои слова, учитель, заставляют меня предполагать, что ты не разделяешь того восхищения, какое мы питаем к победителям, великим полководцам и политическим гениям, – с улыбкой заметил Супрамати.

На губах Эбрамара появилось суровое и презрительное выражение, какого молодой доктор еще никогда не видал на ясном и спокойном лице мудреца.

– Если ты называешь политическими гениями интриганов без чести и совести, которые только тем и живут, что смущают порядок и подрывают благосостояние народов, возбуждая дурные их страсти, тогда ты прав; я не только не восхищаюсь ими, но презираю и считаю их существами вредными и опасными. Что же касается завоевателей, то это – просто наполненные тщеславием пустые тыквы, тунеядцы, ищущие бессмертия за чужой счет. Своему пустому и преступному тщеславию они приносят в жертву миллионы жизней и проливают потоки крови в братоубийственных войнах из-за какого-нибудь несчастного клочка земли, без которого легко могли бы обойтись обе воюющие стороны. В моих глазах, как и в глазах всех мудрых и честных людей, нет более отвратительной вещи, чем война. Война развращает нации возбуждаемыми страстями и инстинктами жестокости и грабежа, смертью, которую она сеет на своем пути, горем и проклятиями, которые вызывает, и, наконец, разорением, эпидемиями и личными несчастиями – неизбежными ее последствиями.

В невидимом мире эти бессовестные существа, вызывающие все эти несчастия, лишь бы увенчать себя кровавыми лаврами, называются палачами, а не героями. Грубая толпа ставит им памятники и поклоняется им; но в истории человечества они фигурируют, как пугало, а астральный закон влечет их на суд Всемогущего в качестве виновных, окруженных окровавленной толпой изувеченных трупов.

Да, печальное зрелище представляет ваш мир, отвратительнее даже римского цирка, где развлекались, глядя, как дикие звери терзали беззащитных людей; а теперь сами люди обратились в диких зверей, оспаривающих друг у друга золото и не знающих ни жалости, ни сострадания, раз затронуты их материальные интересы.

К счастью, круг миров, который, подобно черной ленте, занимает вторую планетную сферу, не единственное местопребывание душ; существуют земли, где царят гармония, милосердие, порядок, и где с жаром изучают истинное назначение духа и тщательно избегают всего, что могло бы вызвать бедствия, терзающие ваш мир…

Он умолк. Не смея его беспокоить, Супрамати тоже погрузился в глубокую задумчивость.

Во время этого разговора настала ночь, – ночь восточная, теплая и благоуханная. Над головами, подобно громадному куполу, расстилалось темно-синее небо, усеянное тысячами звезд, сверкавшими, как бриллианты. Беловатая полоса Млечного Пути, подобно светящемуся пару, опоясывала небо.

Вдруг Эбрамар поднял руку и указывая на синий небесный свод, восторженно сказал:

– Взгляни на безграничные владения наших душ, на бесчисленные обители Отца, как сказал Христос! Какое обширное поле для изучения представляют тайны этих мириад светящихся точек, из которых каждая представляет целый мир, населенный человечеством, подобным нашему. Не кажется ли тебе пустой гордость земного человека перед этой безграничной Вселенной? И эта-то пылинка, сметаемая ветром, этот невежда, которому неизвестно ни прошедшее, ни настоящее, ни будущее, этот тщеславный пигмей, не знающий даже, увидит ли он завтрашний восход солнца, осмеливается возмущаться, сомневаться, критиковать и пренебрегать великими законами, которым он подчинен, но которые не понимает.

Нервная дрожь пробежала по телу Супрамати. В эту минуту он действительно чувствовал себя пылинкой и понимал свое ужасающее ничтожество в сравнении с грандиозной бесконечностью, со всех сторон охватывавшей его. Вдруг он вспомнил инстинктивный ужас, внушаемый ему смертью, – этой таинственной и леденящей гостьей, которая бесстрастно, но неумолимо проникает в убежища нищеты и поднимается на ступени трона, обрушиваясь без различия, как на самые смиренные, так и на самые гордые головы. Позабыв, что ему нечего бояться смерти, он с тоской думал:

«Как могут люди так жадно гоняться за наслаждениями, приносить в жертву удовлетворению своих страстей и долг, и честь, забывая, что ежеминутно может постигнуть крушение их материальной жизни и пробить час суда».

– Да, – заметил Эбрамар, отвечая на мысль Супрамати, – следовало бы побольше задумываться над следующим изречением. Ведь «По смерти, за человеком не следуют ни жена его, ни дети, ни родители, ни друзья, ни его богатство, а только его добрые дела, чтобы свидетельствовать в его пользу перед судом вечного правосудия».

Два месяца, которые Супрамати должен был провести в Гималаях, пролетели с необыкновенной быстротой, и он с огорчением стал готовиться к отъезду.

В последний день, который Супрамати проводил в маленьком дворце, сделавшемся ему таким дорогим, Эбрамар с утра призвал его к себе и, покинув свои обычные работы, все свое время посвятил будущему ученику. Он дал ему последние советы и наставления на время его посвящения; а затем подарил ему очень толстый медальон с таинственными знаками с обеих сторон, сделанными из разноцветных драгоценных камней, прибавив, что этот медальон он должен открыть только в случае крайней нужды.

После обеда они сидели на террасе. При мысли, что это – последний вечер, проводимый с учителем, которого он любил и уважал от всей души, глубокая грусть овладела Супрамати. Сколько света и новых понятий влил в его душу этот необыкновенный человек, который, казалось, победил и подчинил себе все слабости и от которого, как от небесного посла, исходили добро, мудрость и любовь.