Пустая колыбель

Она вновь посмотрела мне в глаза и спросила:

– Почему ты тогда не сделаешь аборт?

Я предполагала, что она вновь вернется к этому вопросу.

– А ты не думала, что я могла сделать аборт двенадцать лет назад и тебя бы не было?

Она отпрянула от меня. На лице отразилось отвращение.

– А ты хотела? – в голосе вновь зазвучала злоба. – Может быть, и надо было, мне не пришлось бы сейчас все это терпеть.

Я поняла, что она неправильно восприняла мои слова.

– Алина, я к тому, что когда-нибудь и твой братик или сестра будет вот так же сидеть рядом. Этот малыш в моем животе уже жив, и я люблю его так же, как и тебя. Когда у тебя будут свои дети, ты это поймешь.

– У меня их не будет. Мы все вымрем, – Алина довольно грубо освободилась из моих объятий и села на кровать. Казалось, ей было стыдно за свою слабость.

– Нет, нет, солнышко, – я подошла к ней и попыталась обнять. Она плечом сбросила мою руку. На глазах вновь заблестели слезы.

– Можно мне побыть одной? – спросила она.

– Да, – я погладила ее по голове и сказала, – все обязательно будет хорошо.

Я подошла к двери, а она крикнула мне:

– А телефон? – на меня снова накатила злость. Алина опять была противным подростком. Но сил спорить с ней у меня больше не было. Я достала телефон из кармана и, бросив его к ней на кровать, вышла из комнаты.

Все вернулось на круги своя. Возможно, это был момент, когда я могла бы что-то изменить. Наладить контакт с дочерью. Но сейчас, вспоминая тот случай, я все еще не знаю, как должна была бы себя повести, чтобы предотвратить то, что произошло потом. Я до сих пор помню то объятие, ее беззащитность, ее любовь ко мне. Почему потом я все продолжала давить на нее? Почему не попыталась стать ей подругой, в которой она отчаянно нуждалась? Я говорю себе, что у меня не было на это сил. Хотя сейчас понимаю, что тратить всю энергию нужно было именно на Алину.

Месяц шестой. Март

Впервые за долгое время я ехала на работу. Не хватало подписи на каких-то документах для оформления больничного по беременности. Город казался вымершим. Я села в трамвай в маске и в перчатках, полностью закутанная в одежду. Кондуктор-мужчина с удивлением посмотрел на меня. Женщины больше не работали в общественных местах и транспорте. В магазинах на кассах и в наушниках в колл-центрах сидели мужчины. Тем, кто не мог, как я, работать удаленно, обязали выплачивать пособия. Но платили их далеко не все. В большинстве своем женщины, работавшие не в крупных белых компаниях и не в бюджетных организациях, оказались в безоплатных отпусках и фактически без средств к существованию. Матери-одиночки и просто незамужние пытались устраивать митинги, но вместо этого попадали в полицию. Передвигаться по городу за пределами пары кварталов и ближайшего магазина можно было, лишь оформив пропуск с указанием причины выхода из дома, что я и сделала.

Когда я зашла в офисное здание, где располагалась редакция, избежать косых взглядов не удалось. Даже под свободной осенней курткой мой живот был вполне заметен. Знакомые здоровались со мной и глядели на меня с какой-то смесью жалости и отвращения. Казалось, я пройду сейчас мимо них, а они за спиной будут крутить пальцем у виска, считая меня сумасшедшей. Наверно, такой я и была. Шла двадцать вторая неделя. И муж, и мой начальник, видимо, до последнего надеялись, что я сделаю аборт. Но я сказала: «нет».

Путь в кабинет главного редактора проходил через опен-спейс. Когда я зашла туда, примерно три четверти рабочих столов были пусты. Это неудивительно: у нас работали в основном женщины. Сейчас они сидели за своими компьютерами дома. Коллеги мужского пола поприветствовали меня. Те, с кем я общалась больше, начали расспрашивать, как я, как справляюсь дома, как муж и дочка. Не спрашивали только о моем животе. Хотели, но молчали. Или не хотели. Я вежливо отвечала дежурными фразами.

– Вы беременны? – вдруг раздался голос за спиной, когда я уже собиралась зайти в кабинет к главному редактору. Я обернулась. В паре метров от меня стоял тот самый программист, жена которого была беременна, когда началась эпидемия. Он всегда был неразговорчивым парнем, и поэтому сейчас все сидевшие в комнате буквально уставились на него. Я до сих пор помню этот взгляд. Сколько же боли было в нем. В руке он крепко сжимал одноразовый стаканчик с водой. Он буквально ломал его своими пальцами. Вода уже капала на пол.

– Да, – коротко сказала я и хотела снова повернуться к двери.

– Зачем? – вдруг закричал он. Стакан упал, вода растеклась по его ботинкам и по полу, но он не обратил на это внимания, смотря лишь на меня. – Зачем вы это делаете? Вы понимаете, что будет?

– Понимаю. Но обсуждать это не хочу.

– Нет, не понимаете! Не понимаете! – он подбежал ко мне и схватил меня за рукав. – Она тоже не понимала! Мы так хотели этого малыша, – он почти плакал. – Она до последнего верила, до последнего.

– Я понимаю вас. Но не хочу про это говорить, – уже громче сказала я. Все коллеги молча продолжали наблюдать за нами.

– Ваня, отойди от нее, пожалуйста, – дверь за моей спиной открылась. Там стоял наш главред Сергей Николаевич.

Иван, так звали программиста, взглянул на него и, будто опомнившись, отошел от меня.

– Извините, – тихо сказал он и вышел в коридор. Стаканчик так и остался лежать в луже. Главред заметил мой взгляд и сказал, глядя поверх меня (он был уже немолодым мужчиной высокого роста):

– Вытрите кто-нибудь, не нужно грязь разносить. Пойдем, – сказал он, уже обращаясь ко мне.

Мы вместе зашли в кабинет. Эта небольшая комнатушка, отделенная тонкими перегородками от основного опен-спейса, была мне хорошо знакома. Сколько раз я получала здесь задания, а также изредка нагоняи. На похвалу наш главред был весьма скуп.

– Присаживайся, – сказал он и протянул мне бумаги.

Я воспользовалась его приглашением и села на свободный стул, стоящий возле рабочего стола.

– Катя, – так звали нашу кадровичку, – прислала бумаги, которые тебе надо подписать.

Я взяла ручку и стала их быстро просматривать. Это был какой-то новый пакет документов, который обязаны были подписывать беременные. Катя заранее предупредила меня про него. По сути, я подтверждала свое намерение уйти в отпуск по беременности, и работодатель снимал с себя всю ответственность за мою дальнейшую судьбу. Отпуск теперь начинался раньше – уже в двадцать две недели, то есть со следующего понедельника. Я расписалась везде, где было нужно. И подняла взгляд на главреда. Он внимательно смотрел на меня, будто пытаясь что-то понять для себя.

– Ты знаешь, что случилось с женой Вани? – вдруг спросил он.

– Догадываюсь, – тихо ответила я. – Они потеряли малыша?

– Нет, не только. Он потерял и жену, и ребенка.

– Как? – внутри что-то больно резануло. – При родах?

Главред покачал головой.

– Нет, после. Малыш у нее родился живым. Его сразу же забрали на обследование. Сделали укол сурфактанта. Ты знаешь, они таким образом пытаются спасти тех, кто родился живым, у кого есть шанс. Она не хотела его отдавать. Как только пришла в себя после родов, его жена пробралась в детское отделение и взяла ребенка. Ее пытались утихомирить, но она не отдавала малыша. Он умер у нее руках. А после этого…

– Что после этого?

– Когда она поняла, что малыш умер, она вместе с ним подбежала к окну и выпрыгнула. Благо четвертый этаж. Она выжила, но с серьезными травмами, в том числе черепно-мозговыми. Сейчас лежит в больнице, это было две недели назад. Она как овощ, ни одной человеческой реакции. Даже не могут понять: это повреждение в мозге или психиатрия. Ей всего двадцать пять лет.

Мне было страшно от его слов. Я еле сдерживала слезы. Будто своими глазами я видела всю эту картину. И видела лицо Ивана, смотрящего на меня. «Я выдержу, Господи, я выдержу», – произнесла я про себя. А вслух сказала:

– Мне очень жаль, что так произошло.

– Это не единственный случай в городе. А уж по стране и подавно. Многие надеются на чудо, а в итоге мужья остаются без жен, старшие дети без матерей.

– Я не хочу про это говорить, пожалуйста, – тихо сказала я, понимая, к чему он клонит. Голова кружилась.

– Да, конечно, – сказал главред. – Моей дочери двадцать шесть, – вдруг добавил он. – Я рад, что она не успела забеременеть, как хотела. Я очень этому рад.

– Возможно, для нее это было правильно. Но не для меня, – слезы подступили к глазам. Я отвела взгляд. И лишь через несколько секунд тишины, справившись с эмоциями, вновь посмотрела на него. В его глазах тоже блестели слезы.

– Кто там хоть у тебя? – с подобием улыбки спросил он.

Я ответила: