Оценить:
 Рейтинг: 0

В вечных сумерках после заката без нас

Год написания книги
2025
Теги
<< 1 2 3 4 5
На страницу:
5 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Он – дерево. Он нянчит гнезда…» (Франтишек Грубин).

Считается, что этот отрывок стихотворения чешского писателя вывозит из любого состояния. Замечу только, это, если повезёт, что будет он – гроб. Может, дереву нянчить некого – гнездо разрушено или птенцов нет. Или дерево превратилось в пепел, как и само мироздание.

Всё прозрачно, но не всё так однозначно

Шёл год 2000-й. Давно прошёл парад суверенитетов. Гарант сего Ельцин не у дел. Но в Якутии всё пучком. Вот что выдал искусственный интеллект о делах насущных в алмазной республике за первый год нового века: «Проведены крупные мероприятия в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне, 10-летием Суверенитета Республики Саха (Якутия), 100-летием якутской литературы, II Международными спортивными играми «Дети Азии», Годом детства и детского спорта».

Вы только вдумайтесь: интеллект искусственный! Можно докторскую писать, лёжа на диване, стать автором бестселлера, не отходя от кассы. Самому даже гуглить не нужно, за тебя сделает искусственный интеллект. Порой он выдает стихи собственного сочинения, которые лучше по форме и содержанию многих поэтов смутного времени.

В 2000-м я судорожно дописывала свою единственную поэму то в соседнем пустующем доме или в коровнике, несмотря на осенние холода. Коровы не мешали выстраивать в уме сложные стихотворные конструкции, которые даже по истечении 24 лет не вписываются в стройный ряд якутского стихосложения. Стихи – не в национальной манере, проза – слишком сложно, не для среднего ума, «так не принято». Многие, в том числе наш босс Моисей Ефимов, говорили, мол, я безнадёжно опередила своё время, немного рано родилась. Я бы рада оказаться в далёком будущем, но родить обратно мама бы не смогла. Оказавшись в прекрасной России будущего, о которой грезили в 2000-м, обнаружила себя слишком старой, старомодной. Стиль и манеры, которые шокировали почтенную публику в начале века, не вписываются в реалии эпохи модерна, рассвет которого мы в своей обособленной среде национальной литературы благополучно пропустили. Поезд ушёл – модерн пришёлся не ко двору. Один интеллект искусственный продолжает творить в вольном стиле и ему за это ничего не прилетит.

А в начале века мы, по крайней мере, в своих письмах были немного вольнодумцами. Не знаю, о чём и как говорил тет-а-тет с тем же первым президентом Республики Саха Михаилом Ефимовичем Николаевым, Моисей Дмитриевич Ефимов, со мной наедине, да и со своими друзьями-писателями был вполне откровенен, говорил прямо, без опаски. А в письмах много было даже исповедального. Хотя он, наверное, предполагал, что эти письма станут посланием в будущее. Он был себе на уме. Дневников не вёл. Есть стихи, а он писал их всегда, в них вся жизнь, а что за кадром, между строк, из какого «сора» они плелись, нам знать необязательно.

«12 октября 2000 года. Президент обещал принять меня, да вечно у него времени нет. Надеюсь, на днях всё же встретимся. В Москве (Путин), в Хабаровске (Путиловский) не поддерживают наш суверенитет. Нет больше у Михаила Ефимовича возможности решать вопросы самостоятельно, как бы сам ни хотел. Вот и весь суверенитет. 17 октября сюда приезжает Путиловский. Начнётся та ещё суета…».

«13 ноября 2000 года. Я 24-28 октября был в Москве. Участвовал в работе исполкома нашего союза. Встретил писателей, с которыми на «ты» ещё с юности. Что нового в союзе – это то, что усиливается шовинизм русских. Хотят смести с поста председателя Тимура Пулатова. Мы, представители национальных республик, пытались за него заступиться».

А я в это время учила французский. Может, что и писала, благо БЫТ не перекрывал мне кислород. Вдохновение не терпит суеты, но его ещё можно поймать: хоть в коровнике, хоть в заброшенном доме. Это не то же самое, когда обязанности кухарки заставляют менять приоритеты.

Тот же быт, вернее, просто будничное, земное присутствует и в письмах народного поэта. «Сегодня 60 лет печальной даты начала Великой отечественной. Семён Руфов с женой месяц пролежали в больнице. Рафаэль, став народным поэтом, тоже в больнице. В октябре планируем провести съезд. В то же самое время будет 75-летний юбилей издательства «Бичик». Твою книгу включили в план. Ты не беспокойся об объёме книги, там видно будет, главное – качество. Наташа Михалёва здесь на радио работает. Иногда приходит. Хочу взять отпуск, уединиться в Доме творчества. Купил тебе краску для волос. Лучше бы тёмно-коричневый цвет. А этот «рубин», сказали, красный. Здесь, увидев одну актрису с красными волосами, представив тебя с такими же волосами, немного опечалился».

Помню, приехав на очередной съезд писателей, кардинально поменяла себе цвет волос. Один из моих начальников в отделе внутренних дел встретил меня со словами: «В новостях показали ваш съезд. Мельком увидев блондинистую особу, я подумал – только бы не Венера, оказалось, что это ты». Идут года, я становлюсь всё более «блондинистей» по естественным причинам. А тот начальник всё тот же – намного старше, но бодрячком и до сих пор в теме. Обласкан властью, служит власти. При нём начали всю милицейскую картотеку в компьютер заносить. Компьютеры были только у начальства, а меня заставляли печатать на старой обычной машинке. Теперь умная камера засекает нарушителей ПДД, искусственный интеллект вычисляет преступников, идентифицируя по цвету глаз, а мобильные телефоны выдают их с потрохами. Да и «преступники» интеллигентнее.

Всё прозрачно. Ещё немного и думать станет лишне. А вдруг подумаешь не о том. Или в том смысле, что за тебя будет думать чужой интеллект. А я, как дура, после работы бежала в республиканскую научную библиотеку, чтобы из одной книги по высшей математике выцарапать хоть одну цитату для моей научной фантастики. Приятнее было листать для этого книги по астрономии, геологии, археологии. Сейчас всё это делается одним кликом за одну секунду…

Всё прозрачно, но не всё так однозначно, есть нюансы. Остаются ещё области, где всё также призрачно, и слава богу.

Домашний оппозиционер, госдеповский горох и оранжевый холодильник

В продолжение «космической» темы. «Вчера к нам заходил Андрей Кривошапкин. Он рассказал о том, как созданное при газете «Глас Туймады» общество «Хосун» 60 человек «сделало» шаманами. Из Москвы пригласили отставного полковника КГБ, который в своё время учил шпионов, и он за три тысячи обучал людей искусству шаманизма. Андрей говорит, что после этого ты видишь людей насквозь. Я потом спрашиваю у Лазаря Афанасьева: «Тебя тоже шаманизму учили?». На что он: «Там, в основном, картёжники учились, чтобы видеть, какие карты у соперников, но безуспешно». Это общество раздаёт «звания» посвящённым. Есть теперь Бабый-хосун (Василий Босяк), Уххан-хосун (Иван Николаев-Уххан), Тэрис-хосун (Лазарь Афанасьев). Я спрашиваю у редактора газеты Джурантая, мол, тоже «хосуном» стал или как, на что он: «Тебя тоже «хосуном» собираемся сделать».

Помнится, вся страна бредила то Кашпировским, то Чумаком. Но, как правило, к нам в Якутию всё новомодное приходит с опозданием. Даже революция, гражданская война не торопились стучаться к нам. Телевизор стёр барьеры между нами и материком, «Большой землей». В некоторых вещах мы иногда впереди планеты всей, и это не всегда хорошо. Но надо заметить, в письмах Моисей Ефимов признаётся, что телевизор не смотрит, от слова совсем. Поэт зрит в корень, у него в голове свой собственный телевизор. Ну, у некоторых встроенный, работающий в унисон с общим.

«Хосуны» ли виноваты или сама суровая северная природа щедра на таланты, с тех пор шаманов, ясновидящих, экстрасенсов столько развелось, что даже боязно – а вдруг не о том подумаю, и они вычислят? Потому лучше продолжить тему о трёх рюмках.

«Позавчера был на юбилее Никиты Соломонова. Послезавтра у Коли Курилова 50-летие. У меня норма – одна рюмка и домой. Жена болеет. Начинается предвыборная суета… Василий Сивцев собирает подписи в пользу Басыгысова. У нас Семён Руфов, Василий Сивцев бросили пить. Из пьющих остались только я да Чукар – говорю ребятам. Те говорят: «Тебе можно пить, две-три рюмки никому не повредят. А Чукару надо запретить пить совсем, а то газету свою невпопад делает». Вот такая суета и это есть жизнь».

1999 год, не 2000-й. Выборы не глобальные, а местечковые. Повторные выборы депутата Госсобрания республики. Выборы – хлебная пора для журов. Писателям, обычно, плюшки не достаются. Их привлекают или на общественных началах или они кому по дружбе помогают. Обычно ставят подписи под коллективным письмом в пользу того или иного кандидата.

«24 февраля 2000 года. Маме дали американскую гуманитарную помощь». Так вроде голодные девяностые давно прошли, а Америка всё помогала? Я помню госдеповский горох, ибо его было много. Видать, все пайки съедались, а горох оставался. Якут траву не ест, потому позже его отдали курам. Никто же не отказывался от халявы, не боялся даров англосаксов. Папа был всегда системным, партийным, а «Голос Америки» дома слушал. И это было в порядке вещей. Позже стал домашним оппозиционером. Ругал Ельцина, затем Горбачёва, обвиняя их в развале СССР. Путина с первой минуты возненавидел. Ему за это ничего не будет, ибо он уже в другой реальности.

Отец ждал, свято верил, что совок вернётся. Он умер в последний день лета 2022 года. В силу своей деменции так и не понял, что не зря ждал, надеялся и верил. Хотя он телевизор до последнего смотрел. Однажды спросил: «А что это всё время военных показывают? У нас что война?». Я бы ответила: «Нет никакой войны. Это просто операция», да что-то промолчала. Он бы всё равно не понял.

«26 февраля 2000 года. Никогда себе не прощу то, что вчера сделала. Жирные клопы, несовершеннолетки и т.д. Купила шампанское и апельсины. Завтра мини-презентация. Рыбку хотела пригласить, но не хватило смелости. Что-то я стала совсем заторможенной. Мама с папой пошли к Иннокентию Никитичу. У него какой-то целитель». Какой-то сюр, абсурд, клопов с апельсинами в одну кучу и понимай, как хочешь. Что тут закодировано? Наверняка, какая-то чушь, раз не помню. Что в моменте ВАЖНО, тут же бракуется и отправляется в корзину, ибо уже неважно. А мне сейчас важнее не тыкать в пустоту в поисках несуществующего ключа к нашему настоящему, а пойти вылить прокисший суп из восьмилитровой кастрюли-нержавейки, о которой столько мечтала, и подумать о том, чем же мне наполнить новый оранжевый холодильник, о котором даже не мечтала.

Фантом Ленина нервно курит в сторонке

Семь утра, а сосуд уже наполовину пуст. Это МОЁ уже не в приоритете, ибо прошлое с приветом или до того засекречено, что лень расшифровывать каждую строку, а то и слово.

Не лень следовать за мыслью, не признающей преград, блуждающей не в дебрях позорного во многих отношениях прошлого, в поисках несуществующего ключа к пониманию дня сегодняшнего, а балансирующей между правдой, с которой приключилась очередная беда, и полуправдой, которая всё же лучше, чем откровенная ложь. И эту мысль, ускользающую тут же в область бессознательного, не поймаешь, не поймёшь, если сразу не зарезервируешь словами, что окажется в синей папке в сундуке, закопанном в саду. Каким бы ни было наше время в канун чего-то, о чём боишься даже думать, имеет право быть запротоколированным. Чтобы не упустить важного среди всего неважного, а думать, искать смыслы, скрытые течения будем потом. Если не мы, то другие. Те, кто ужаснётся всему содеянному. И, дай бог, найдутся в изнанке бытия проблески здравомыслия, иначе вся жизнь коту под хвост.

Мы есть, мы были и, может быть, даже будем. А пока главное – за кадром, важное – между строк. В сухом остатке – немая истерзанная правда, застрявшая в глотке комом. Чтобы проглотить, если что, как вычисленную закладку, недокуренную сигарету в совковом детстве, ибо не пойман – не вор.

Виртуальный сей дневник конкурирует с бумажным. Фантом дедушки Ленина нервно курит в сторонке. По тонкому льду ходить чревато. Не лучше ли выбрать командировку в своё время, где не менее интересно, чем в полузабытом прошлом?

«6 марта 2000 года. Вчера с Семёном Руфовым ходили в Госсобрание, чтобы те замолвили слово о стипендии писателям. Николай Соломов обещал сделать смету и направить в Минфин. Только я боюсь, могут ко многим придраться, мол, почему не работают. Надо тебе справку сделать, что не можешь работать по состоянию здоровья. Некоторые смеются: «Чтобы угодить президенту Николаеву, верите ему на слово»». Припоминаю, было дело. Моисей ещё заблуждался в том, что запись «творческая деятельность» в трудовой книжке гарантирует, что год-два простоя засчитывается в стаж. Так было в дремучее советское время. Многие якутские именитые писатели позволяли себе не работать, заниматься только писательством. На гонорары за книги, изданные многочисленными тиражами, можно было год жить и ни о чём не тужить. У них ещё жёны были под боком. Пиши – не хочу. Я же тоже хотела так, за что поплатилась позже, когда выходила на пенсию. Готова была терпеть безденежье (какие гонорары, приближалось время, когда за издание своих книг требовалось самому платить), лишь бы не работать. Да и от быта была частично освобождена. Счастливое было время – 90-е и начало нулевых.

Хотела взять «творческий отпуск» от творчества без содержания, да тут строки из письма того же Моисея Дмитриевича заставили задуматься, а надо ли отвлекаться на сиюминутное, хлебное, по сути, не нужное. «Сегодня прочёл твой рассказ, который не вошёл в сборник. Ты меня в очередной раз удивила! Ты и сама не знаешь свой скрытый потенциал, и другие не знают. Ты – таинственный человек! Так верно описала состояние транса… Ты – писатель со своим новаторским почерком. Могла бы внести нечто новое в якутскую прозу. Могла бы найти такой сюжет, чтобы начать иную прозу. У тебя есть не только знание языка, но и чувство слова, которое отсутствует у многих наших коллег. У некоторых даже после того, как сто раз отредактируешь, не слепишь ничего путного. Это я говорю, не для того, чтобы тебе как-то угодить. Впрочем, ты об этом знаешь. Это я говорю совершенно искренне. Ты для меня – загадка. Отправляю статью Божедонова-Сырдыка. Прочти для интереса. Я считаю, что у истоков любой религии лежит шарлатанство. И в христианстве так же – воскрешение умершего Христа… Я не соглашался с Суоруном Омоллоном, когда он говорил, что христианство – это цивилизованная религия. Тогда он, смеясь, хлопал по плечу со словами: «Ты в это не вмешивайся, будь выше, сам по себе». Сегодня утром я три письма написал. Троим писателям, в талантливости которых нет сомнения: Васе Дедюкину, Сабарай Илгэ и тебе».

Ёшкин кот, и это всё обо мне? Даже не верится. А я зарыла свой талант в собственном саду… И намерена слагать песнь про весёлую вдову.

И где-то родится второй Пушкин…

В детстве нам морочили голову неким светлым будущим. Оно непременно наступит, а иначе зачем, мол, всё это. Вот мы его догнали, но горизонт имеет свойство отодвигаться. По сути, вся наша жизнь – это бег на месте. Зачем суетиться, если оно наступит в равной степени для всех?

В коммунизм мало кто верил, но в то, что будет прорыв, рывок вперёд, в Космос, например, надеялись. И где это всё? Хотя фантасты оказались большими реалистами, прорыва нет и не предвидится. То, что под силу Илону Маску, простому смертному и во сне не предвидится. Будем надеяться, что истинные пионеры в науке заняты делом. В отличие от всех они не пиарятся. Без Бога в душе и царя в голове, вдали от этой всей возни, им легче думается. Область вечной Тьмы не терпит суеты. Эмоции, грёзы и ложные надежды ничто перед лицом Бесконечности. Хотя всё больше учёных склонны считать, что всё, по сути, конечно. Само Время, Пространство когда-то исчезнут, что говорить о нас, даже не о нас, как о биологическом мусоре, а о бренной, а не бессмертной душе. Есть всего одна наночастица надежды на то, что хоть что-то от нас останется. В виде налёта, намёка внутри сжавшейся до микрона когда-то бесконечной Вселенной. Наше реальное будущее – оказаться внутри очередной чёрной дыры. Это космическая консервация, конец всего: и Времени, и Пространства. Время останавливается, застывает не только при немыслимых скоростях, оно обнуляется при полном отсутствии Пространства. Но беда в том, что эти же учёные подозревают, что и чёрные дыры излучают некую энергию. Не значит ли это, что со временем наступит ПОЛНОЕ ЗЕРО?

Знание – сила. Без ложной веры и несбыточных надежд иметь мужество говорить правду и смотреть в будущее широко открытыми глазами. Тут даже не знаешь, кто больше герой – аскет, отшельник, сто лет медитировавший в пещере вдали от мирской суеты или атеист, живущий полной жизнью, будучи уверенным в тщете бытия? Это знание должно отрезвлять блаженных, у кого в запасе целая вечность. Оно ещё и опасно – убирает пугалки для нелюдей. Хотя религиозный фанат, от имени всевышнего наступающий на горло мира, и алчный, ненасытный изверг, убивающий себе подобных, ибо уверен в полной безнаказанности ни при жизни, ни после – в равной степени опасны.

Мы не стали свидетелями чего-то грандиозного, второго Гагарина не дождались. Но прорыв есть – не вперёд в звёздные дали, в макрокосмос, а назад, то есть в глубь, в ядро микрокосмоса. Именно в малом, в миниатюре все тайны материи. Скоро, очень скоро услышим их имена – истинных героев, кем можно гордиться во все времена. Молодые и дерзкие, свободные и смелые, которым не помеха вся наша возня. Ибо их труд во благо всего человечества. И где-то родится второй Пушкин, чтоб вновь воскликнуть:

«О, сколько нам открытий чудных

Готовят просвещенья дух!

И опыт, сын ошибок трудных,

И гений, парадоксов друг,

И случай, бог изобретатель».

Да будет так!

Смирись и пой, чтоб перебить вой

Как бы я ни хаяла поэзию, пытаясь дистанцироваться от всего этого, искренне обижаясь, что некоторые до сих пор обзывают меня поэтессой, всё же признаю тот факт, что в этом что-то есть. Я склонна верить на слово больше поэтам, чем не поэтам. Ибо поэт зрит в корень. Он видит поверх голов, и, вглядываясь в ускользающую даль, вслушиваясь в тишину иль в себя, улавливает некие знаки, из чего строит странные образы, которые будоражат душу. Может, это и есть тот случай, когда душа поёт. На что откликается душа, запертая в чужом теле, у которой нет возможности выразить словами ощущения. Есть слова, обращённые прямо в душу, сквозь сон бытия. Тот, кто по наитию ли, иль кто водит его рукой, находит нужные слова, чтоб слепить некий образ, стараясь повторить смутные очертания, которые на долю секунды показались воочию, поэт, как говорится, от Бога. Как правило, выдаётся разовый пропуск в ту область бессознательного, откуда черпают НЕЧТО. Кто слепит ЧТО-ТО из того, что успел набрать, будет считаться мастером на час. И не более. По крайней мере, в поэзии так. Нет более неуверенного, неустойчивого, тревожного создания, чем истинный поэт. Ибо он, как никто другой понимает, что Вдохновение – это, как муж на час. Ублажит тебя сегодня и ускользнёт к другой/другому. Смирись и пой, пока поётся. Мне не поётся, но я не страдаю. Просто вот подумала, поэтам проще. Чем спотыкаться о каждое слово, лучше эти слова выстраивать в таком порядке, запутать такими витиеватыми образами, что мозг сломают, прежде, чем поймут.

Это не всегда котики, описательные опусы. Если честно, об этом мне говорить-то не с кем, как и о многом другом. Повезёт, назовут дурой, которая ещё из себя что-то строит. Я и не обижаюсь, это самая удобная маска во все времена. Только вот эта моя привилегия перестает приносить дивиденды. Конкурентов слишком много… Вот что примерно чувствует душа, замурованная в теле. Она есть, только её никто не видит.

Одна поэтесса, которая в конце 2021 года намекнула всем о том, что нас ждёт в 2022-м, недавно отказалась общаться на «серьёзные» темы, ибо всё это надолго, что будет ещё горячей. Потому пишет только о котиках и пирогах собственного приготовления. Она – поэт-песенник, автор слов известных песен, которые исполняют многие именитые, порою оказывающиеся не за той дверью. Всё же писать стихи можно и в лихие времена, так искажая суть, пряча глубинный смысл даже за котиками. Мастер, у которого каждое слово – это символ, образ, может так виртуально манипулировать публикой, что никто и не поймёт, что одурачен в очередной раз. Хотя вот о котиках, как и о собаках, нужно быть осторожнее, а то не так поймут или так вывернут слова, что поймут, как раз так, как надо им. Мне это не грозит, я котиков как-то не очень. Горький у меня опыт общения с ними.

Один будил меня в пять утра, чтоб дали ему скорей целого карася. За зиму два больших мешка этой рыбы съел, и ему было всё мало. Он и не мой был вовсе. Выпросила в типографии ничейного рыжего котяру, чтобы утешить мать, которая горевала по рыжей кошке, доставшейся в наследство от любимой внучки. Подмена котом кошки особого восторга не вызвало. Его терпели, и не более. Подмену не заметили в ветеринарке. По чужому паспорту, где Степашка не он, а она, рыжему коту сделали прививку. Матери не стало, кот мне надоел, да и не прокормить было мне его, слишком много просил, отправили нарочным обратно в типографию. Но объект не прибыл в пункт назначения, сбежал. Типографские, не на шутку рассердившись, направились на поиски и нашли. Кот успел отморозить ухо и кончик хвоста. Могли бы меня привлечь по статье за жестокое обращение с животными, но пронесло. Говорят, он умер. Надеюсь, не проклиная персонально меня, ибо в его жизни хватало и других негодяев, предателей на двух ножках. Он был настоящим котом, не квадробером каким-то, если что.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
<< 1 2 3 4 5
На страницу:
5 из 5