Белое дело в России: 1917-1919 гг.

Учитывая тот факт, что осенью 1918 г., по планам ряда политиков и военных, Великий Князь Николай Николаевич должен был стать Верховным Главнокомандующим всеми антибольшевистскими силами на Юге России (а при определенных условиях и Верховным Правителем), становится понятным, почему графа Келлера не торопились привлекать к конкретной боевой работе. Оба этих имени – Великого Князя и, в меньшей степени, графа – могли привлечь в ряды белых армий многих колеблющихся военных и политиков.

Но если граф Келлер, несомненно, отличался энергией и военными талантами, то генерала Н.И. Иванова в качестве командующего армией расценивали, пожалуй, как «бледную тень собственного имени». По воспоминаниям Деникина, «к этому времени дряхлый старик (несколько утрированное определение, если учесть, что Иванову в 1918 г. было 67 лет. – В.Ц.), Николай Иудович, пережив уже свою былую известность, связанную с вторжением в 1914 г. армий Юго-Западного фронта в Галицию, проживал тихо и незаметно в Новочеркасске. Получив предложение Краснова, он приехал ко мне в Екатеринодар, не желая принимать пост без моего ведома. Я не противился, но не советовал ему на склоне дней давать свое имя столь сомнительному предприятию. Однако, вернувшись в Новочеркасск, Иванов согласился».

Еще более скептически оценивал возможности Иванова генерал Залесский: «Хоть и дутая была у Иванова репутация, зато большая, и на этом можно было разыграть словесную рапсодию какой угодно формы и величины, что атаман и сделал. С другой стороны, Николай Иудович был человек безликий, с которым можно было делать все, что угодно. Вот и избрали покорного статиста на безмолвную и никому не нужную роль командующего Южной армией» (51). В ноябре 1918 г., под воздействием неудач на фронте, Иванов обратился к атаману Краснову с просьбой об отставке, но, так и не получив ее, скончался 27 января 1918 г.

Тем не менее при наличии достаточной организации и боевой подготовки Южная армия вполне могла сыграть роль реального Центра антибольшевистского сопротивления. При этом надо полагать, что «альтернативой» Добровольческой армии она могла быть лишь в расчетах донского атамана, признававшего необходимость создания «неказачьих» воинских частей, но не в реальной военно-политической обстановке конца 1918 г., когда любые части на фронте были крайне необходимы.

Первоначальный военно-стратегический план развертывания новых армий обсуждался во время встреч в Новочеркасске графа Келлера, атамана Краснова и генерала Иванова в августе 1918 г. Согласно воспоминаниям Штейфона, Келлер рассказывал ему о «плане объединения борьбы против большевиков, ведущейся Добрармией, Доном и Скоропадским». По мнению Келлера, «… три плацдарма, каждый в отдельности слабый, объединившись, дадут могучую силу. Гетман, правда, не имеет своей армии и вряд ли будет ее иметь. Не позволят немцы! Но он обладает богатыми средствами». О переговорах в казачьей столице подтверждал дневник генерал-лейтенанта А. А. Павлова. Он пишет, что, возвращаясь из Добровольческой армии, Келлер участвовал в совещаниях в Новочеркасске, итогом которых стало «подписание соглашения о будущих формированиях и действиях» между Келлером, Павловым и Ивановым. Предполагалось, что Келлер и Павлов будут осуществлять формирование корпусов на Дону и в Астраханской губернии, Иванов сделает своей «базой» Воронежскую губернию (что и осуществилось в ходе создания Южной армии), а на Украине будет действовать генерал от инфантерии Н. Н. Юденич, которого предполагалось пригласить из Финляндии. Общее организационное руководство осуществлял бы донской атаман Краснов. Основой политической программы становились «определенная, отчетливая постановка вопроса о восстановлении Монархии… в лице законного Государя Императора Николая Александровича или его законного Наследника без Учредительного Собрания», а также «борьба со всеми противниками восстановления Монархии» (52).

Предполагавшееся комбинированное наступление всех белых армий Юга России осенью 1918 г. не состоялось, однако его перспективы были неплохими не только с точки зрения расширения «освобождаемой территории», но и, главное, в связи с возможностью соединения Южного и Восточного фронтов, на что, в частности, нацеливались части Астраханской и Русской Народной армий. 13 сентября 1918 г. приказом № 932 атаман Краснов официально разрешил создание в пределах Войска Южной, Астраханской и Русской Народной армий, переформированных позднее в Воронежский, Астраханский и Саратовский корпуса Особой Южной армии, предназначенной для «защиты границ Всевеликого войска Донского от натиска красногвардейских банд и освобождения Российского государства». Центром армии стало село Кантемировка Бобровского уезда Воронежской губернии. 23 октября 1918 г. был утвержден «рескрипт» – приказ № 1276 о принятии генералом Ивановым «новой армии – армии Российской» (53).

Как ни парадоксально, но, невзирая на все заявления, сделанные во время формальных или неформальных встреч и совещаний, монархические лозунги так и не стали официально провозглашенной программой формируемых армий. Так, на информационных плакатах, развешанных в Киеве и других украинских городах (вполне в духе Добрармии), сообщалось, что Южная армия «ставит своей целью вооруженную борьбу с большевиками… совершенно аполитична и не является орудием в руках какой-либо политической партии или организации, и командование ее не предрешает будущей формы правления в России». Это же отмечал и генерал Залесский: «… обвинения Южной армии в каких-то монархических тенденциях не отвечают действительности. Конечно, офицерский состав не был пропитан социалистическими или даже демократическими тенденциями, но с монархизмом тоже никто не носился» (54). По воспоминаниям генерал-майора М. П. Башкова, версия о «немецких деньгах», на которые существовала Южная армия, вполне соответствовала действительности, но формально выглядела как получение денег посредством их перевода от одного из берлинских банков лично Гетману, который, в свою очередь, отправлял эти деньги Южной армии.

Несмотря на это, именно «германская ориентация» стала причиной слабости контактов между руководством Добрармии, Украины и Дона. Так, в сопроводительном письме к разведсводке, отправляемой в штаб Деникину, от 26 июня 1918 г., генерал Алексеев излагал содержание своих переговоров с атаманом Красновым (18 июня). По мнению генерала, Краснов стремился «при помощи немцев и из их рук получить право называть себя самостоятельным государством, управляемым атаманом», и при этом «округлить границы будущего «государства» за счет Великороссии, присоединением пунктов, на которые «Всевеликое» отнюдь претендовать не может (как считалось – за счет Таганрогского округа, Воронежской губернии и Царицына. – В.Ц.)». Главным свидетельством против Краснова считалось обнаруженное и переданное Родзянко Алексееву письмо атамана Императору Вильгельму II. Скандал с письмом привел к тому, что Родзянко было предложено незамедлительно покинуть пределы Войска Донского, а Алексеев в письме Деникину назвал действия Краснова «прямой изменой». Ростовский комитет кадетской партии заявил о невозможности поддержки атамана. Однако продолжать сотрудничество с Доном, даже в таких условиях, было необходимо. Алексеев в свойственной ему дипломатической манере отмечал, что «в некоторых случаях нужно изменить тон наших отношений, так как в создавшейся атмосфере взаимного раздражения работать трудно. И только тогда, когда мы окончим наши счеты, можно будет высказать все, накипавшее на душе…». «Пока же еще не утрачена надежда, хотя кое-что получить из войсковых запасов… на законном основании». В то же время генерал остро переживал наметившийся отток офицеров на Дон (переход из Добрармии в Донскую группы офицеров ЛГв Измайловского полка под командованием капитана Парфенова). Вдохновленные «мечтами о монархии», по мнению Алексеева, на деле они способствовали «самостоятельному Донскому Государству», созданию под его эгидой новых армий.

Но главным изъяном в подготовке Южной армии следовало считать не «германскую ориентацию», недостатки в снабжении (по оценке генерала Башкова, «Южная армия была богато обставлена всем необходимым и располагала громадными денежными средствами») или недостатки в выражении монархических лозунгов. Численность армии (3,5 тысячи бойцов) еще не была основанием для ее «развала». Следует помнить, что, например, первоначальная численность Добровольческой армии не превышала 4,5 тысячи человек. Наиболее серьезной проблемой становился недостаток командных кадров. Как ни парадоксально, но, за исключением Иванова, другие сколько-нибудь опытные и известные военачальники не стремились связать свою судьбу с Южной армией. По оценке Деникина: «Ни один из крупных генералов, к которым обращался союз «Наша Родина», не пожелал встать во главе армии… армия оставалась без командующего; его место занял временно начальник штаба генерал Шильбах, а наличным составом формируемых частей командовал фактически генерал Семенов, назначенный донским атаманом также воронежским генерал-губернатором». Так, например, начальником контрразведки Южной армии был печально известный своей деятельностью на Северо-Западном фронте полковник П. Р. Бермондт, вся деятельность которого сводилась к слежке за советской дипломатической делегацией во главе с Раковским и к подготовке весьма «дорогостоящего», но так и не состоявшегося покушения на советского посла в Киеве (55). Слабость среднего и низового командного звена никак не могла компенсироваться авторитетом командующего.

Другим недостатком Южной армии было отсутствие должной воинской дисциплины, не оправданное боевой обстановкой «формирование сверху», когда создавались штаты и штабы воинских частей и только после этого начиналось комплектование строевых подразделений мобилизованными и военнопленными. Все это приводило к существенному снижению боеспособности. Финансирование со стороны Украины осенью 1918 г. прервалось. И все же данные недостатки Южной армии могли быть преодолены в случае продолжения формирования и при наличии определенных военных успехов, когда ее отдельные части сплотились бы в прочное боевое ядро. Не случайно, что кадры армии, отступив к Ростову после неудачных боев под Новохоперском и Богучаром, вошли в состав ВСЮР и стали вполне боеспособными подразделениями.

В контролируемых районах Богучарского, Валуйского, Бобровского, Новохоперского, Коротоякского, Бирюченского уездов Воронежской губернии, Борисоглебского уезда Тамбовской губернии осенью 1918 г. была сформирована и гражданская администрация. По указанию атамана Краснова с 1 сентября 1918 г. гражданская власть была сосредоточена в ведении генерал-майора В. В. Семенова. Никаких нововведений при создании местного аппарата управления не практиковалось. Его заместитель, вице-губернатор В. В. Криваксин, стал с декабря 1918 г. губернатором. В губернии начало работу губернское правление (работало в Кантемировке), в уезды были назначены начальники уездов «с правами, подобными тем, коими пользовались начальники уездов в губерниях Царства Польского в дореволюционное время». Восстанавливались в дореволюционных формах суды, прежняя полиция, земство, волостное и сельское самоуправление в дореволюционных формах. Волостная и сельская администрация фактически оказывалась под жестким контролем со стороны военного командования Южной армии, главная роль которого сводилась к наблюдению за выполнением крестьянами мобилизаций, подводной и других повинностей. Подобные взаимоотношения не способствовали росту доверия к новой власти среди крестьянства Воронежской и Тамбовской губерний. В этом заключалась еще одна причина неудачного формирования Южной армии (56).

История Астраханской армии также началась летом 1918 г. Ее формирование происходило на Дону, в районе станиц Великокняжеской и Торговой. Первоначальной целью армии было привлечение в ее ряды калмыков и астраханских казаков «по мере освобождения Астраханской губернии». Возглавлял губернию провозгласивший себя астраханским атаманом ротмистр (произведенный астраханским Войсковым Кругом в полковники) Д. Д. Тундутов. Тогда как нойон (князь) Тундутов был более всего озабочен решением войсковых проблем и утверждения статуса калмыков в составе астраханского и донского казачества, командующий армией генерал Павлов был вдохновлен идеей создания монархической армии. В этом его поддерживало Бюро монархического блока и «Наша Родина». Проект военно-политической программы, предложенный монархическим блоком, в первых своих пунктах повторял общие для Южной армии положения: «восстановление в России Монархии в лице законного Государя Императора Николая Александровича или его законного наследника без Учредительного Собрания», «борьба со всеми противниками восстановления Монархии». Новым было «примечание»: «Определенная, отчетливая постановка вопроса о восстановлении Монархии имеет чрезвычайно важное значение для Астраханского Войска, которое и ныне верно своим принципам». Предполагалось развернуть несколько «астраханских армий» под общим руководством войскового атамана. Их численность планировалось довести до 25 тыс. казаков и 60 тыс. добровольцев. Пункт о «выработке общего плана и согласования действий армий и отрядов» следовало осуществить посредством взаимодействия с частями Южной и Русской Народной армий. Политическое руководство в армии осуществлял бывший служащий Российского отделения Красного Креста И. А. Добрынский.

Но для реализации монархической программы генералу Павлову, вопреки «примечанию», пришлось преодолевать сопротивление и астраханца Тундутова, и войскового начальника штаба подполковника Рябова-Решетина. По записям в дневнике генерала можно представить, что калмыцкий нойон считал планы будущего политического устройства России «пустяками», но при этом «вздумал указывать, как Россия должна управляться – Конституция, автономия и проч.». Еще определеннее высказывался Рябов-Решетин. В рапорте от 13 сентября 1918 г. на имя Павлова, одобренном Тундутовым, подполковник Генерального штаба заявлял, что «при настоящем весьма сложном политическом положении я нахожу, что договор, заключенный с Монархическим блоком, необходимо временно не публиковать, так как коренная часть войска, несмотря на свою консервативность, далеко еще не подготовлена к открытому провозглашению в войске принципа монархии, и в интересах дела необходима постепенная подготовка, которая, по моему глубокому убеждению, даст вполне положительные результаты… будучи лично убежденным монархистом, я считаю, что резкими и преждевременно открытыми действиями можно лишь испортить дело…» (57).

Вероятно, под влиянием подобных заявлений монархический лозунг не стал выдвигаться – в качестве единственного – в Астраханской армии. Ее судьба повторяла судьбу Южной армии (Воронежского корпуса). После тяжелых боев рубежа 1918–1919 гг., значительных потерь среди личного состава подразделения астраханцев вошли в состав ВСЮР. Генерал Павлов в 1920 г. стал командиром 4-го Донского конного корпуса (приняв командование от генерал-лейтенанта К. К. Мамантова) и виновником его гибели во время боев на Маныче в феврале 1920 г. Не изменив своим убеждениям, генерал продолжал утверждать идеи «борьбы с масонством», «либерализмом и социализмом», «восстановления легитимизма» – типичные для части монархической эмиграции.

Русская Народная армия (позднее – Саратовский корпус Донской армии) формировалась летом 1918 г. на царицынском направлении. Бывший начальник ударных соединений Западного фронта полковник В. К. Манакин был назначен приказом атамана Краснова на должность саратовского губернатора. За счет мобилизаций ему удалось пополнить восстанавливаемые кадровые части нескольких полков Русской Императорской армии. Но, понеся тяжелые потери в боях под Царицыном, корпус в марте 1919 г. полностью вошел в состав ВСЮР (58).

Со стороны Добровольческой армии, победоносно завершавшей в это время бои на Северном Кавказе, отношение к формируемым армиям было негативное. В одной из штабных директив подчеркивалось: «Отношение Добровольческой армии к «Южной», «Астраханской», «Народной» и прочим армиям, формируемым под германской опекой и на германские деньги, – безусловно отрицательно; вести пропаганду против поступления офицеров в ряды этих армий не только можно, но и должно». Несмотря на столь категоричное заявление, уже в октябре 1918 г. киевские отделы Национального Центра, Союза Возрождения России и СГОР выступали за передачу данных формирований под контроль Добровольческой армии, тогда как Монархическое бюро требовало сохранения контроля за собой (59).

Такова была судьба частей Особой Южной армии. Не останавливаясь на военной стороне их истории, следует отметить как неудачный политический опыт провозглашение легитимистских лозунгов, что при всей к ним приверженности со стороны части политической элиты было все-таки неубедительным и «преждевременным» для «общества». Однако все более очевидной становилась тенденция укрепления единоличной власти, проявившаяся и на белом Юге, и в Сибири. В правых и центристских кругах востребованной становилась не монархическая власть сама по себе, а единоличная модель управления – военная диктатура.

Недостатки формирования «монархических армий» тем не менее не затронули авторитета графа Келлера. Он продолжал оставаться единственным наиболее приемлемым для монархических политиков военачальником. В октябре 1918 г. на Украине появились представители т. н. Совета Северной обороны, связанные с северной монархической группой Маркова 2-го. Они предложили Келлеру отправиться в Псков и возглавить Северную армию, создаваемую по аналогии с Южной (под теми же политическими лозунгами). Другими отправными пунктами для будущего наступления считались Вильно и Могилев. Граф согласился с предложением и стал готовиться к отъезду из Киева. При содействии князя А. Н. Долгорукова гетманское правительство открыло кредит на создание новой армии. Однако из-за задержки с оформлением пропуска в германской комендатуре в начале ноября 1918 г. отъезд в Псков так и не состоялся.

Если Особая Южная армия создавалась при активной поддержке атамана Краснова, то Северная армия стала создаваться при участии Добровольческой армии. Необходимо отметить, что решение о командовании Северной армией было принято Келлером только после получения на это письменного согласия со стороны Деникина. 2 ноября 1918 г. Келлер запросил Деникина о «признании его командующим Северной, Псковской армией» и об определении «полномочий». Незамедлительно был послан ответ, в котором командующий Добрармией «приветствовал Северную армию» и «признавал графа Келлера командующим, с правами командующего отдельной армией» (по Положению о полевом управлении войск). Признавалось «необходимым использовать все силы и средства Северной и Северо-Западной России». Генералу Ломновскому предписывалось установить тесное взаимодействие с Келлером, «немедленно стать официальным и главным представителем Добровольческой армии и объединить управление добровольческими частями в Малороссии, принять меры к охране военных складов» и «получать средства для своей деятельности у Украинского Правительства» (60). Подобная координация действий доказывает не только стремление к более тесному взаимодействию всех существовавших в то время антибольшевистских сил, но и отсутствие у графа какого-либо отчуждения по отношению к командованию Добровольческой армии, непримиримых разногласий с ним по вопросу о будущей «форме правления» в России. Несомненно, способствовали этому и результаты поездки в Екатеринодар в августе 1918 г., переговоры с Алексеевым и Деникиным. Именно Северной армии под командованием Келлера предназначалось нанесение удара на Петроград в соответствии с разработанным штабом Добрармии комбинированным наступлением на «центры Советской России» (подробнее об этом – в предыдущем разделе).

Бюро Северной армии в Киеве в своих политических прокламациях не упоминало теперь о «возрождении монархии», а декларировало «восстановление Единой, Неделимой Российской Державы» и «вооруженное сопротивление» ее противникам. Целью Северной армии считалось уже не создание армии, «альтернативной» Добровольческой, а только «предоставление возможности офицерам-северянам, ныне случайно находящимся на Украине, приложить свои силы к борьбе с большевизмом непосредственно в своем крае». Для этого предполагалась «возможно широкая вербовка людей… и планомерная их эвакуация в пункты сосредоточения войск Северной области».

Казалось, генерал Келлер нашел, наконец, свое место в общем фронте Белого движения. Сам он в частных беседах не отрекался от монархического лозунга. Новые подразделения получили благословение митрополита Киевского и Галицкого Антония (Храповицкого). Но хотя развернувшиеся на Украине драматические события и выдвинули Келлера на должность более высокую, чем командующий формирующейся армии, но одновременно они привели к трагическому завершению его военной биографии (61).

Ввиду очевидного поражения Германии и ее союзников и начавшегося вывода немецких и австро-венгерских войск, в политике Украинской Державы произошли серьезные перемены. 16 октября 1918 г. поверенный в делах австро-венгерского посольства сообщил об отсутствии «принципиальных возражений» против поиска украинским правительством «контактов с Антантой» и, более того, о желательности установления их одновременно с выводом немецких и австро-венгерских войск из Украины (62). Перемены назревали и во внутренней политике. Скоропадский еще 24 октября 1918 г., после своего возвращения из Берлина, где он встречался с Императором Вильгельмом II, начал сближение с социалистами. По требованию оппозиционного Украинского национального союза в состав правительства было введено пять социалистов-федералистов и было заявлено об усилении «самостийности». Но 14 ноября Гетман из-за очевидных опасений потерять власть, сотрудничая с социалистами-революционерами, неожиданно «сменил курс». Определенное значение имела обнаружившаяся связь немецкого командования с деятелями УНР и даже «московскими большевиками». Разуверившись в искренности немецкого командования, Гетман практически полностью заменил состав Совета министров, а председателем и, временно, министром земледелия стал бывший министр земледелия России в годы Первой мировой войны С.Н. Гербель (63).

Грамота «Гетмана всея Украины ко всем украинским гражданам и казакам» торжественно провозглашала окончание «кровопролитнейшей войны» и объявляла о предстоящей «сложной задаче создания основ новой жизни». «Водворение начал порядка и законности» на Украине, – Скоропадский не мог отрицать очевидное, – было достигнуто «при дружеском содействии Центральных Держав». Гетман не скрывал и оказываемой поддержки антибольшевистскому сопротивлению: «Отзывчиво относясь ко всем тем страданиям, которые переживала родная ей Великороссия, Украина всячески стремилась помочь своим братьям, оказывая им широкое гостеприимство и поддерживая всеми доступными ей средствами борьбу за водворение в России твердого государственного порядка».

«Но, – говорилось далее, – теперь перед нами новые государственные задачи». Если «Центральные державы» помогали суверенной, независимой Украине, то «державы согласия искони были друзьями прежнего великого единого Российского государства». Констатируя перемену внешнеполитического положения, Гетман отмечал новый статус и Украины, и всей России. Без колебаний «предрешалось» будущее государственное устройство: «На иных началах, на началах федеративных, должно быть воссоздано прежнее величие и сила Всероссийской Державы. В этой федерации Украине надлежит занять одно из первых мест, ибо от нее начались порядок и законность в стране, и в ее пределах впервые свободно вздохнули все униженные и угнетенные большевистским деспотизмом граждане бывшей России. От нее пошли дружба и единение со славным Всевеликим Доном и доблестными Кубанским и Терским казачествами. Первой надлежит выступить в деле создания Российской федерации, конечной целью которой явится восстановление Великой России». Именно федерация должна была обеспечить «экономическое и культурное преуспеяние всего украинского народа на прочных основаниях национально-государственной самобытности».

В развитие поставленных Гетманом перспектив должен был работать новый состав правительства. Сохранили свои должности Кистяковский (МВД), Ржепецкий (Министерство финансов) и Ю. В. Любинский (Министерство народного здравоохранения). Работавшие впоследствии в белых правительствах сенаторы В. В. Рейнбот и Г. В. Глинка заняли должности министра юстиции и министра продовольствия соответственно.

Обращение Совета министров, обнародованное в тот же день (15 ноября 1918 г.), определяло приоритетные задачи «нового курса», повторявшие в общих чертах основные положения политической программы Белого движения: «Работа над воссозданием Единой России на федеративных началах с сохранением за Украиной всех прав на развитие ее государственной и национальной самобытности», «сохранение и укрепление гражданского правопорядка на Украине, что достижимо лишь при условии ограждения Державы от анархии большевизма», «обнародование в срочном порядке закона о Державном Сейме и выборах в него на демократических началах». Если бы Державный Сейм удалось собрать до наступления петлюровцев, то в этом случае он мог бы законодательно закрепить самостоятельность Украины и полномочия Гетмана. Предполагалось также проведение «аграрной реформы», отмена хлебной монополии, восстановление железнодорожного транспорта и «охрана труда». Завершалось «обращение» призывом «забыть партийные и национальные разногласия. О монархической форме правления, как и в прежних официальных заявлениях и декларациях, ничего не говорилось (64).

Таким образом, «национально-государственная самобытность» в рамках «Российской федерации» – вот, по существу, тот итог, к которому подошла Украинская Держава после полугодового «суверенного» существования. Отказ от самостоятельной государственности, с одной стороны, подтверждал, что для режима Скоропадского и его политического окружения не существовало принципиальной невозможности эволюционировать в сторону признания «Единой России». С другой стороны, невозможен был и возврат к унитарному правлению, и даже предлагавшийся в 1919 г. вариант «областной автономии» для Украины был неприемлем. «Прошло время командовать из Петербурга – это мое глубокое убеждение», – говорил Скоропадский после подписания Грамоты. Сам Гербель в интервью украинской прессе определил «главнейшую задачу» правительства как «упорная и дружная работа над воссозданием Великой России», к чему он призывал все общественные группы и партии (65).

Факт отречения Скоропадского от «самостийности» и декларированное «ограждение от большевизма» стали для украинских левых «сигналом к восстанию». Действовавшая в подполье Директория во главе с Винниченко при поддержке социалистического Национального союза объявила о начале «всеукраинского народного восстания» против «изменника Скоропадского». Теперь любые повстанческие, противозаконные действия оправдывались с точки зрения «борьбы с антинародным режимом». В Харьковской, Полтавской, в правобережных губерниях началось формирование частей украинской республики, в Екатеринославской и Таврической губерниях развернулось движение Н.И. Махно. Гетман ничего не мог противопоставить Директории и «махновщине», поскольку кроме отрядов «державной варты» иных вооруженных сил у Гетмана не было. 20 ноября 1918 г. в Москве ЦК КП (б) У образовал Временное рабочее-крестьянское правительство Украины во главе с Ю. Пятаковым, и на Украинскую Державу начали наступление также части Красной армии (66).

В этой ситуации логичным и естественным становилось обращение Гетмана к победившей Антанте и к Добровольческой армии. Министр иностранных дел Г. Е. Афанасьев энергично призывал правительства Франции и Англии отправить свои войска на смену немецким и тем самым «спасти страну от анархии». Учитывая несомненный авторитет генерала Келлера среди военных, а также предполагая у него наличие контактов с Добрармией, Скоропадский 18 ноября 1918 г. «вручил» ему «общее командование всеми вооруженными силами, действующими на территории Украины».

Согласившись с предложением Скоропадского, граф тем не менее считал себя связанным не необходимостью защиты суверенной Державы, а прежде всего противодействием большевикам. В приказе от 19 ноября 1918 г. Келлер недвусмысленно заявил о едином антибольшевистском фронте: «В настоящее время идет работа по воссозданию Единой России, к чему стремятся Добровольческая, Донская, Южная, Северная и Астраханская армии, а ныне принимают участие и все вооруженные силы на территории Украины под моим начальством… все работающие против единения России посчитаются внутренними врагами, борьба с которыми для всех обязательна…» Над казармами офицерских дружин были подняты трехцветные национальные флаги, а офицеры надели российские погоны и национальные шевроны Добровольческой армии (67). Появление данного приказа было вызвано непродуманным объявлением в газете «Голос Клева» от 31 октября 1918 г. начальника Киевского Центра генерала Ломновского о «мобилизации всех офицеров на территории бывшей России» – на основании этого многие офицеры могли уклониться от исполнения приказов, исходящих от Келлера. Деникин отправил главе МИД Афанасьеву телеграмму, в которой указывалось, что «генералу Ломновскому, представителю Добровольческой армии в Киеве, приказано объединить управление всеми русскими добровольческими отрядами на Украине, причем ему вменяется в обязанность всемерно согласовать свои действия с интересами края, направляя все силы к борьбе с большевиками и не вмешиваясь во внутренние дела края». Приказ генерала Келлера от 19 ноября о едином антибольшевистском фронте вносил необходимую ясность в вопросы мобилизации военных кадров.

Полномочия Главнокомандующего определялись статьей 28-й «Положения о полевом управлении войск в военное время». Приказ Гетмана уточнял: «Всю территорию Украины объявляю театром военных действий, и потому все гражданские власти Украины подчиняются генералу графу Келлеру». Таким образом, можно говорить об установлении на Украине единоличной военной диктатуры в лице графа Келлера, что в целом соответствовало буквальному понимаю «Положения о полевом управлении». Теперь Келлер уже не испрашивал согласия у Деникина, а своей телеграммой от 18 ноября лишь «уведомлял» его о принятии «всей полноты военной и гражданской власти на Украине» «по настоянию общественных кругов, Гетмана Украины и его Правительства». За неповиновение своим распоряжениям генерал угрожал преданием уклоняющихся военно-полевому суду (приказ от 20 ноября 1918 г.). В беседе с донским послом генерал-майором А. В. Черячукиным Келлер заявлял: «Они (Гетман и Совет министров. – В.Ц.) думают, что я буду слушать все их глупости… Раз я назначен, я сам буду распоряжаться, а не ожидать, что они мне позволят и с чем согласятся». Ориентируясь на право создания Главнокомандующим высших структур гражданского управления, Келлер создал Совет Государственной («Державной») обороны, основой которого стало монархическое бюро Безака, при участии союза «Наша Родина» во главе с Акацатовым. Среди киевского офицерства стали раздаваться голоса о совершении переворота и замене Скоропадского Келлером (68).

Однако указание на «гражданские власти Украины» не означало подчинения Келлеру правительства и высших структур власти, а касалось лишь местных («гу-берниальных» и «побитовых») властей, что уточнял министр юстиции Рейнбот. Граф, однако, не смог принять подобных ограничений. Будучи убежденным сторонником единоличной власти и четкой субординации, 25 ноября 1918 г. Келлер заявил о своей отставке: «Могу приложить свои силы и положить свою голову только для создания великой, нераздельной, единой России, а не за отделение от России федеративного государства (в данном случае очевидно противоречивое понимание Келлером тезиса о «федерации». – В.Ц.)», «считаю, что без единой власти в настоящее время, когда восстание разгорается во всех губерниях, установить спокойствие в стране невозможно». Преемником Келлера стал генерал-лейтенант князь А. Н. Долгоруков, сразу же арестовавший генерала Ломновского под предлогом «антигетманской пропаганды». Данные действия только расстроили единство белого фронта, но и ему остановить разгоравшееся повстанческое движение не удалось (69).

20 ноября глава МИД Украины разослал телеграмму, в которой от имени правительства предлагалось созвать в Киеве 18 декабря конференцию «государств, образовавшихся на территории бывшей Российской Империи». На конференцию приглашались представители «правительств Дона, Кубани, Терека, Добровольческой Армии и Грузии… для обсуждения вопросов, связанных с восстановлением единства России и будущего существования ее». На обсуждение выносились два вопроса: «установление общего единообразного плана борьбы с большевизмом как на внешних границах, так и внутри государств и областей, участвующих в конференции», «установление общего основания для разрешения вопросов, касающихся отношения государственных единиц, участвующих в конференции: а) к нейтральным странам, б) к Державам Согласия, в) к Германии и к бывшим ее союзникам и г) ко всем вопросам, касающимся водворения порядка в остальных частях России и установления в ней прочной государственной власти». На предложение Афанасьева генерал Драгомиров ответил телеграммой от 16 ноября 1918 г. Генерал писал: «Разделяя необходимость совместного обсуждения вопросов, связанных с восстановлением единства России», командование Добрармии в то же время считает предпочтительным местом проведения конференции не Киев, а Екатеринодар или Симферополь, категорически отрицает возможность переговоров с делегацией Грузии (из-за ее «политики, крайне враждебной Единой России» – «Сочинский конфликт») и полагает недопустимым обсуждение каких-либо вопросов с другими державами, кроме стран Антанты (70).

В случае успешной реализации плана Гетмана можно было говорить о создании «антисоветского блока», имевшего определенные перспективы в условиях развития гражданской войны в России и очевидности намерений большевистского руководства осуществить идеи «мировой революции» сперва на пространстве бывшей Российской Империи, а затем и в сопредельных государствах (установление советской власти на Украине в начале 1919 г. рассматривалось Лениным и Троцким как необходимое условие для революций в Венгрии, Польше и Чехословакии). Конечно, для создания такого «блока» требовалось преодолеть существенные политические разногласия. Так, например, киевский отдел ВНЦ выдвигал более жесткие условия поддержки Гетмана со стороны Добрармии, считая необходимым полностью ликвидировать признаки суверенитета. «Если бы представилось необходимым и возможным занимать Малороссию (термин «Украина» ВНЦ не признавал. – В.Ц.) вооруженной силой (то есть войсками Добровольческой армии или Антанты. – В.Ц.), то этому должна предшествовать декларация, содержащая в себе указания, что край вновь присоединяется к России, что восстанавливается русская власть, русский государственный язык, трехцветный национальный флаг, а гражданское управление происходит через генерал-губернаторов впредь до окончания гражданской войны в России, установления порядка и Общероссийской Власти, которая передаст на рассмотрение Всероссийских Законодательных Учреждений вопрос о том или ином устройстве южнорусских областей».

План создания «антисоветского блока» на конфедеративных началах обсуждался Скоропадским с атаманом Красновым во время встречи 2 ноября, причем помимо Добрармии, Дона, Кубани, Терека, Украины и Грузии к сотрудничеству предполагалось привлечь также Польшу, Белоруссию, Финляндию и Сибирь (71).

Но все эти политические планы остались «на бумаге». Предлагавшаяся Гетманом конференция антибольшевистских «государственных единиц» Юга России не состоялась. Немногочисленные офицерские добровольческие дружины под командованием генерал-майора Л. Н. Кирпичева и Святополк-Мирского не смогли сдержать наступления войск Директории, и 14 декабря 1918 г. Киев вновь стал столицей Украинской Народной Республики. Генерал Келлер, надеявшийся вывести остатки боевых подразделений из окруженного Киева на соединение с Добровольческой армией, был убит петлюровцами. История Украинской Державы закончилась.

Одно из последних киевских донесений «Азбуки» отмечало: «Гетман совершенно бессилен, бросается от самостийности к федерации и обратно». Не исключалось и возобновление контактов с Национальным Союзом, и отказ от провозглашенного «нового курса». Последним, во многом решающим фактором, определившим судьбу «гетманщины», стал подписанный 13 декабря договор между германским командованием и Директорией о «нейтралитете». Более того, солдатские комитеты и советы, создаваемые в немецких воинских частях под влиянием начавшейся в Германии революции, явочным порядком заключали «перемирия» с петлюровскими и советскими войсками.

14 декабря 1918 г., всего лишь месяц спустя после формально провозглашенного объединения с Белым движением, Скоропадский отказался от власти, подписав Грамоту об отречении. Сугубо эмоциональный акт не содержал указаний на правопреемственность власти: «Я, Гетман всея Украины, в течение семи с половиной месяцев все силы свои клал на то, чтобы вывести страну из того тяжелого положения, в котором она находится. Бог не дал мне сил справиться с этой задачей. Ныне, ввиду создавшихся условий, руководствуясь исключительно благами Украины, я от власти отрекаюсь».

Решать вопросы преемственности пришлось Совету министров. Последним своим постановлением, «обсудив требование Директории, Совет министров постановил сложить полномочия и передать власть Директории».

Специфическая роль Украинской Державы в истории антибольшевистского сопротивления заключалась главным образом в создании условий для формирования общественно-политических и военных структур, связанных с южнорусским Белым движением. Могла ли стать гетманская Украина центром «борьбы с большевизмом», подобным Добровольческой армии или казачьим областям? Однозначно ответить на данный вопрос трудно. Можно лишь отметить, что до середины ноября 1918 г. никакого формального взаимодействия между Алексеевым, Деникиным и Скоропадским не было. Единственным фактом стало обращение Деникина по поводу ареста немецкими властями полковника Ряснянского, объезжавшего с нелегальной инспекционной поездкой добровольческие Центры на Украине. Одной из главных причин отсутствия сотрудничества Добрармии с Гетманом было, помимо «самостийности» и «германофильства», наличие договорных отношений Украины не только с Германией, но и с Советской Россией. Получалось, что Гетман де-юре, на уровне послов, признал советскую власть, с которой велась непримиримая вооруженная борьба, и сотрудничал с государствами Четверного Союза, против которых с 1914 г. шла «Вторая Отечественная война» и любое соглашение с которыми считалось «страшным предательством» интересов России и воли отрекшегося Императора. Украина признавала РСФСР субъектом международного права в условиях изоляции «большевистского режима» и, одновременно, в ожидании международного признания Белого движения. Все это, с точки зрения командования Добрармии, свидетельствовало о политической «беспринципности» «гетманщины». Даже возврат к дореволюционному законодательству и лозунги восстановления монархии не меняли сути отношения к Скоропадскому. Лишь после 15 ноября открывались перспективы сотрудничества. Но для этого, очевидно, нужна была не только «смена курса», но и «смена лидера». Вполне возможно, что в случае признания графа Келлера «военным диктатором» сотрудничество с Добровольческой армией стало бы прочнее. Но этого не произошло. Задержки в политической «эволюции» оказались для режима Скоропадского роковыми.

* * *

1. Врангель П.Н. Записки, ч. 1. // В кн.: Белое дело. Летопись белой борьбы, т. V. Берлин, 1926, с. 62; Царинный А. Украинское движение. Берлин, 1925, с. 129–130.

2. Андриевский В. 3 мынулого. Берлин, 1921, часть 2, с. 114–115; Царинный А. Указ, соч., с. 109–110; Безместъев Ю.В. Россия в XX веке. Нью-Йорк, 1990, с. 164–165.

3. ГА РФ. Ф. 446. Оп. 1. Д. 14. Лл. 60–60 об.; Ф. 6396. Оп. 1. Д. 41. Лл. 1–2; Из истории национальной политики Временного правительства // Красный архив, 1928, т. 5, с. 49–55.

4. Дорошенко Д. И. Война и революция на Украине // Историк и современник, кн. IV. Берлин, 1923, с. 193–195; кн. V. Берлин, 1924, с. 77–78.

5. Якушев И. А. Очерки областного движения в Сибири // Вольная Сибирь. Прага, т. 3, 1928, с. 16.

6. Киевская мысль. Киев, № 20, 8 марта (23 февраля) 1918 г.; № 24, 13 марта (28 февраля) 1918 г.; Правда. Москва, № 84, 30 апреля 1918 г.; Красная Армия. Москва, № 6, 17 мая 1918 г.

7. Годы смут и надежд. 1917–1919. Монреаль, 1981, с. 75.

8. Освободительная война украинского народа против немецких оккупантов. Документы и материалы, 1937, с. 28–35.

9. Э.Г. фон Валь. Значение и роль Украины в вопросе освобождения России от большевиков на основании опыта 1918–1920 гг. Таллин, 1937, с. 17–18.