Нулевые. Затишье перед катастрофой

– Шикарно тебе. Я бы тоже не отказался от такой возможности.

– С одной стороны это преимущество, но с другой стороны, – она задумалась. – В заточении мне встретилась подобная мне девушка. Мы с ней были как сестры. Не то чтобы она была мне родной сестрой. Скорее мы были подругами. Я пыталась помочь ей открыть глаза на мир, но она так и осталась в плену лжи. Материя плотных существ не подвержена изменениям как человеческая материальность и в случае их грехопадения требует длительного высветления.

– Это всё очень интересно, – перебил Власов. – Знаешь, после всей этой задницы, что со мной приключилась я думал, что в религию ударюсь, буду думать о вечном. Но нет. Мир берёт своё.

– Судьба каждого человека заключается в том, чтобы быть именно человеком, а не кем-то ещё. Вот, – она схватила Михаила за руку. – Посмотри на небо.

Михаил ничего не заметил. Это было всё такое же серое питерское небо, вода в Неве была темной и казалась свинцовой. Михаил ощущал странное тепло от Настиной руки. Он наблюдал странный туман над Заячьим островом. Туман распространялся, и Михаил уже не мог уследить за ним. Один из краёв его был прямо над шпилем Петропавловской крепости. Постепенно уже из некого подобия облаков вырисовывался город. Власов оторопел. Архитектура напоминала ему Корускант из третьего эпизода “Звездных войн” за исключением, что этот город был православным. Власов наблюдал, как часть пласта на границе сыпалась.

– Сейчас, – тихо промолвила Настя.

Опустевшее строение, напоминавшее здание СЭВ, рухнуло в Неву. Власов оцепенел в страхе, но огромный поток воды прошел сквозь него. Люди на улицах тоже ничего не заметили.

– Что произошло? – еле выговорил Власов.

– Ничего. Кусок отвалился, – с грустью сказала она.

Власову стало невыносимо жалко Настю.

– Вот что, – она пристально посмотрела на Михаила. – Я верю в то, что мы сможем исправить наше существование. Россию спасет женщина. На мужиков нельзя положиться.

Беспомощные.

Анна подкараулила Власова, когда тот выходил из машины. Михаил проглядел её красный Порш. Было видно, что она готовилась к этому. На ней была черная вязаная шапка, шубка, темный свитер в обтяжку, лосины и сапожки. Её черные волосы развевались на ветру. Она выглядела как дорогущая проститутка.

– Миша, привет! А тебе понравился мой новый клип?

– Отвали.

– Даже не поздороваешься и не скажешь, что рад меня видеть? – Её глаза приветливо сверкали, она широко улыбалась.

– Я не рад.

– Как-то она подросла, – думал Власов.

– Я хочу нормально поговорить с тобой. Только и всего.

Михаил хотел залезть обратно в машину и уехать, Анна просекла это, и резко схватил его за руку.

– Не хочешь по-хорошему, будем говорить в добровольно-принудительном порядке.

– Ты там, что уже с ума сошла от наркоты? Отпусти меня, дура!

– Хорошо, – она ослабила хватку. – Ты уедешь, а я пойду знакомиться с твоими коллегами, с начальником. Кто-то из них должен меня узнать, а ещё им будет интересно узнать подробности нашей личной жизни.

Власов чувствовал себя загнанным в угол.

– Ладно. Только быстро.

– Нащупала слабое место, сука. Надо позвонить Толику, – думал он.

В дороге Власов отрешенно смотрел в окошко, Анна безуспешно пыталась его разговорить.

– Это уже совсем вышло за рамки. Она так настойчиво пытается вернуть эти давно слившиеся отношения, что скоро видимо у неё начнется паранойя. Или уже началась. Мне даже жаль её, хотя нет. Когда же она от меня отстанет? Мне нужно придумать, как от неё избавиться. Интересно через что ей пришлось пройти, чтобы получить эту машину учитывая, что у неё восемь классов образования? Нет. Не надо думать об этом. Было бы неплохо, если бы она обдолбалась и врезалась в столб, – Михаил рассмеялся.

– О чем думаешь? – Анна сильно обрадовалась, оттого что смогла выдавить из Власова хоть что-то.

– Куда мы едем?

– Ко мне, – Анна отвлеклась от дороги, посмотрела на Власова и лукаво улыбнулась. – Я приготовила нам романтический вечер.

Они молча ехали.

– Странно. Ты даже не будешь препираться и возникать, что это всё ущемляет твоё мужское достоинство? Ты же у нас гордый.

– Мне всё равно.

– Увлекся индуизмом?

– Очередной ебырь обучил тебя новому слову?

– Почему ты так со мной общаешься? – она разозлилась, – Перестань, пожалуйста, мне хамить! Нормально разговаривай со мной! С чего ты вообще так решил?

– Я разговариваю с тобой, так как ты этого заслуживаешь. Мне вообще вот это всё не нужно.

– Ладно. Может так и есть и это мой, как ты сказал, ебырь меня научил. Ты ревнуешь?

– Давай побыстрее закончим с этим.

Анна поникла, они больше не разговаривали. Путь был долгим. Анна жила за городом в бывшей партийной даче. Правда, за время накопления первоначального капитала её отстроили по всем правилам. Ворота распахнулись, и они въехали на территорию. Внимание Власова привлек фонтан и два домика с красной крышей. Он не заметил их сразу из-за высокого кирпичного ограждения.

– Наверное, хозяин рос в коммуналке, – подумал Власов.

– Всё молчишь. Мне даже начинает нравиться это. Ты сразу становишься таким загадочным, – Анна легонько ткнула Михаила в живот.

– Меня сейчас стошнит, – подумал он.

Перед тем как войти в дом Михаил заметил три черные тени, которые потом оказались охранниками в черной униформе. Внутреннее убранство было одновременно дорогим и элегантным. В гостиной взгляд Власова привлекла картина, на которой был изображен хозяин дома. Им был грузный лысый мужик в форме с физиономией похожей на ряху пахана. Его взгляд был настолько решительным и металлически злобным, что Власову даже стало страшновато.

– Понравился Боренька? Он мой … как это сейчас называется? Гражданский муж, – с ехидством промолвила Анна.

Власов хотел было пошутить про сожителя, но потом узнал этого человека. От страха его колени подкосились.

– Это же Борис Васильевич из ближнего круга. Доверенное лицо, – думал он.

– Как он тебе позволяет это? – дрожащим голосом произнес Михаил.

– Позволяет что? – в её глазах появился блеск. – Мой Боря человек жесткий. Можно сказать – жестокий. Но со мной он ласковый и нежный. Ему уже давно за сорок и силы у него уже не те. Да и пьёт он как сапожник. Так вот и он позволяет мне в этом смысле некую свободу. Ведь я же ещё жестче.