Нулевые. Затишье перед катастрофой

Когда Михаил мылся в душе, в его поле зрения попал шрам на руке. Проблема была прямо перед глазами. Ему стало невыносимо тоскливо. Выйдя из душа, он первым делом налил себе немного водки.

– Ладно. С завтрашнего дня точно завяжу, – подумал он.

К этому моменту Власов уже понял, что сильно нуждался в женщине, которая бы смогла унять его душевные муки. Но ему была нужна не просто какая-то там Вика или Наташа, которую он мог купить дорогими подарками и всем прочим. Ему нужна была именно та девушка с лицом ангела из его аптечного прошлого. Аня. И он пытался найти именно её ну или найти похожую на неё. Только тщетно. Власов не смог обнаружить эту девушку ни на сайтах знакомств, ни в социальных сетях, ни среди проституток. К ним Власов частенько обращался за помощью в поисках ну и ещё за другими услугами.

Ближе к вечеру у дома Михаила остановился черный Мерседес. Власов вышел во двор в костюме от Дольче. Его целью было посещение элитного клуба “LUXURY ROSIA”, в котором будет проходить праздник по случаю обретения Россией национальной идеи. Само место располагалось за городом, подальше от глаз молчаливого русского большинства. Элитарный клуб поразвил Власова своей помпезностью. Это была отреставрированная дворянская усадьба с фонтанами и садиком. Вокруг всего этого Власов даже чувствовал себя как-то неловко.

Власов показал паспорт охране и прошел. Внутренний стиль был выполнен в традициях золотого века дворянства и не уступал в роскоши внешнему убранству. Перед входом в основной зал группа богато одетых людей проходила ещё один пост охраны. На это раз с металлоискателем. Михаил обратил внимание на надпись над входом. Надпись была выполнена позолоченными буквами в римском стиле.

ГЛАМУР ЭТО ТО ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ

Когда Михаил прошел через охрану он просто не поверил своим глазам. Ему казалось, что устроители всего этого ограбили Эрмитаж. Власов обратил внимание на людей, которые, как и он пришли, чтобы посмотреть на национальную идею. В первую очередь он видел откормленных разодетых бандитов, напоминавших горилл. Между ними то и дело проскальзывали шустрые спекулянты, имитируя экономические взаимодействия эпохи ранней демократии. Потом взгляд Власова привлекли изящные девушки, объединявшие в себе привлекательность моделей и распущенность проституток. Власов заметил новых людей на этом празднике жизни. Они отличались армейской выправкой, носили строгие костюмы, а их спутницами были располневшие простые русские женщины за сорок.

– Чтобы тут жить по-человечески нужно в себе этого человека убить, – думал Власов.

Власов заметил приближающегося к нему Зайцева. Михаилу было непривычно наблюдать на нем дорогой костюм вместо пацанского стиля.

– А мы с Ваней сидим и думаем, что это за мудак стоит и пялиться на всех? – от Зайцева просто разило спиртом. – А это ты. Пошли, тебя там все уже ждут.

Помимо Макарова и Зайцева за столом из белого мрамора сидели ещё два человека. Леонид представил Власова обоим. Первого звали Алексей, это был высокий подтянутый молодой мужчина в очках. Одет он был в деловой костюм без грамма пафоса. Алексей был политологом. Новым явлением в российской реальности. Второго мужчину грузного и толстого похожего на свинью с бандитским оттенком звали Юрием. Его стиль в одежде напомнил Власову о фильме “Крестный отец”. Михаил удивился, когда узнал что Юрий генерал армии. Сам Макаров был одет в строгий костюм. Это был полноватый мужчина с аскетичным властным лицом. В нем сразу чувствовался выходец из госбезопасности. Под водку с частицами позолоты общение сразу заладилось. Михаил пересказал свою историю успеха, потом пошли разговоры о жизни и о футболе. В конце концов, все настолько опьянели, что стали говорить о политике.

– Я никогда не понимал, – начал Власов. – Зачем они вообще посадили Ходорковского?

– Не по понятиям поступил человек, – Зайцев уже совсем опьянел. – Че тут непонятного?

– Мочить надо было, – добавил грубый голос Юрия.

– Вот они не понимают, как это отразится на имидже страны? А какие сигналы власть подаёт предпринимателям? – продолжил Михаил.

– С одной стороны вы правы, Михаил, – начал Алексей. – Заключение Ходорковского под стражей сильно ударило по нашей инвестиционной привлекательности. Хотя с другой стороны, если учесть в какой яме мы оказались после развала Союза. Понимаете, эти люди по-другому не умеют. Сейчас нам в первую очередь нужно консолидировать наше общество во имя сохранения государства. А разбираться правильно или не правильно будем уже потом.

– А если потом будет поздно? Если пойдут метастазы? – спросил Михаил.

– Михаил, вы много не понимаете в силу своего возраста, – сказал Макаров. У него был мягкий и монотонный голос. – Мы все здесь советские люди. И только вы с Лёней как бы продукты перестроечного периода. Но в ментальном плане Лёня подобен нам. Я хочу вам напомнить. Народ и партия – едины. А те, кто выступают против воли партии, выступают против воли народа. А кто выступает против воли народа – является врагом народа.

– Ему ещё повезло, – пробурчал Юрий.

– Вы это смотрите, Власов, – продолжил Макаров. – Вам нужно быть осторожным со своими взглядами на жизнь. Не все здесь в курсе, какой вы полезный человек.

– Кстати, – перебил Алексей. – Сейчас уже должно начаться.

Михаил осмотрелся. Его привлекло странное сооружение в середине зала, что-то вроде позолоченного фонтана. До этого момента возле него толпились люди, поэтому он заметил его только сейчас.

– Это большой золотой унитаз, – думал Власов.

– Там правда стоит золотой унитаз или какая-то другая скульптура? – спросил Михаил.

– Это вечеринка в стиле постмодерн, – оправдывался Алексей. – Берём пример с Москвы.

Погасили свет. Освещенным оставался только унитаз. Гости затихли в ожидании. В освещенном пространстве появился человек. Казалось, будто бы он возник из тьмы. Это был мужчина средних лет одетый в черный костюм и черную шелковую рубашку. Он носил дорогие черные очки и обладал внешностью бульдога, но оставлял приятное мистическое впечатление.

– Товарищи! Сегодня великий день для всех нас, – голос мужчины был грубоватым и усыпляющим. – Мы собрались здесь, чтобы поприветствовать рождение новой русской национальной идеи. Как вы думаете, – мужчина указал на унитаз. – Что это?

– Это сортир! – прокричал подвыпивший женский голос.

– Не-ет, – мужчина ехидно ухмыльнулся. – Это наша с вами национальная идея.

Раздался гул негодования, кое-где переходящий в матерщину.

– Тихо, товарищи, тихо. Сейчас я всё объясню. Это не простой золотой унитаз, – голос мужчины стал более монотонным. – Скажем так, когда коммунист смотрит в унитаз, он видит там статую Ленина, бюст Сталина и томик Маркса. Когда в унитаз смотрит либерал, он видит там демократию, разделение властей, права человека. А когда это дело проделывает русский националист, он видит там Россию с развевающимися светлыми волосами на фоне березок.

– Именно это и будет нашей национальной идеей, – продолжал мужчина. – Пустота, где каждый найдет для себя то, что он хочет увидеть. Но для нас с вами золотой унитаз останется золотым унитазом.

– Золотые слова, – подумал Власов.

Свет полностью погас. Когда освещение восстановили, мужчина пропал.

– Ушел в пустоту, – думал Власов

Вместо мужчины унитаз окружили люди в рабочей одежде с циркулярными пилами и сварочными аппаратами. Они разрезали золотой постамент на равные одинаковые кусочки. К рабочим подходили официантки модельных параметров с большими подносами. Мужчины клали золотые кусочки на поднос, а девушки разносила их гостям. Когда Михаил получил свой кусочек, он уже был совсем пьяным.

– Настоящее золото, – Михаил повертел кусок в руке.

– Не просто какое-то там золото, – начал Макаров. – Это кусок России. Подтверждение дружбы России с тобой. Что лично для тебя вещь немаловажная. Как гласит старая истина: друзьям – всё.

– А врагам – закон, – пробурчал Юрий.

Королева хрущевки.

Тем временем официантки наполняли столы различными дорогими яствами. Место попиленного унитаза заняла группа хорошо сложенных миловидных девушек в пышных платьях в стиле раннего барокко. На головах у них красовались накрахмаленные парики. Девушки танцевали медленный и грациозный танец, который напомнил Михаилу о выступлении российской сборной по синхронному плаванью. Звучала приятная классическая музыка. Михаил ел стейк из говядины, макая его в соус и запивая красным вином. Девушки завершили свой танец и отправились развлекать гостей. Алексей выбрал себе рыбное меню. Происходящее особо не интересовало его, иногда он осматривался и делал какие-то пометки в блокноте. Юрий активно общался с двумя девушками, шутил и предлагал показать им свои боевые награды. Зайцев довольно двусмысленно приглашал одну барышню оценить задние сиденья его авто. Макаров же медленно жевал блин с непонятной начинкой и смотрел на Власова сверлящим взглядом гэбиста.

– Что-то вы не сильно любите веселиться, – начал Макаров.

– Меня всё устраивает, а что? – спросил Михаил.

– В первый раз вижу такое пассивное отношение к хорошим девушкам. У них идеальные параметры, вы заметили? Так хорошо подобрать реквизит мог только человек из органов.

– В своей жизни я разочаровывался во многих вещах. Любовь это единственное пространство, где мои идеалы не подверглись разрушению, – задумчиво произнёс Власов.

– Помню, как развалились мои идеалы, – голос Макарова стал монотонным и четким. – В девяносто первом году. Вот как вы думаете, почему развалился СССР?

– Ущербная экономика, гнилая политическая система, заговор саудовских шейхов? – ответил Власов.

– Когда Юрий Андропов пришел к власти, – начал Макаров. – В надгосударственном комитете по контролю над соблюдением договоров СНВ, куда входили офицеры спецслужб СССР и США, назревал план перестройки. Там простой советский офицер и патриот понял, что за всё его героическое самурайское служение он получал потребительскую корзину американского негра, – Макаров цинично улыбнулся.

Власов обратил внимание на Алексея. Он разговаривал о происходящем с кем-то по мобильному телефону. После чего ему позвонила жена, перед которой он долго извинялся за то, что в очередной раз задерживается.

– Мы были поставлены перед выбором,– продолжил Макаров. – Либо сохранить империю, либо получить потребительскую корзину. Мы выбрали корзину. Мы выбрали потребление. Дух перестройки зародился гораздо раньше, чем Горбачев с Яковлевым её оформили. Я не злюсь на них как многие мои товарищи по службе. Если бы на месте Горбачева был Романов, Гришин или ещё кто-то, то он бы всё равно вынужден был начать перестройку.