Нулевые. Затишье перед катастрофой

– Я предлагаю решить проблему явки весьма необычным методом. Как мы все с вами знаем, каждый год в нашей стране умирает по миллиону-полтора человек от различных причин. Я думаю, что мы бы могли слегка подкорректировать эту статистику, чтобы превратить часть мертвецов в избирателей. Ну и заодно сделать нашу демографию чуть более оптимистичной, – заявил Власов.

Власов не понимал, почему нельзя было просто подкорректировать протоколы голосования. Сами выборы прошли без эксцессов. Власть как обычно выбрасывала в публичное поле мелкие подтасовки в ходе голосования вроде каруселей, всевозможных вбросов и голосований по открепительным талонам. Сделано это было, чтобы отвлечь внимание либеральной общественности на пару с иностранными некоммерческими организациями от основного метода фальсификаций. Глубокой ночью, когда избирательные протоколы с реальными результатами голосования поступают из регионов в московский ЦИК, их засекречивают и отправляют на вечное хранение в закрытую статистическую службу при ФСБ РФ. После чего с нуля пишутся новые протоколы с нужными результатами голосования, учитывая такие мелочи как стопроцентное голосование в национальных республиках и тому подобное.

После того как Власов воочию узрел механизм голосования в его голове возникли вопросы. Первый вопрос касался самих выборов. Власов не мог понять: на кой хрен они вообще сдались, если можно было бы тупо превратить Россию если не в монархию, то в некую форму среднеазиатской деспотии с Туркменбашой, Отцом Нации или Джамахером. Позднее Власов понял, что выборы были как бы неким всероссийским социологическим опросом, который давал власти информацию о том, что действительно происходило с электоральной поддержкой. Правда, зная тягу русского человека к двоемыслию, Михаил скептически относился к такой форме соцопроса. Но начальство думало иначе. В конечном итоге старания Власова были вознаграждены.

Михаил, как и любой другой государственник в России страстно хотел использовать это государство в решении своих личных проблем. Власов жутко хотел отомстить Вершинину и его сыну за рейдерский захват своего бизнеса. После выборов Власов осознавал, что его вес в системе вырос, и он вправе требовать некий “мандат Неба” на разрешение ситуации с Вершининым. Михаил отчаянно требовал этот самый мандат, пока ему его не выдали.

И вот когда Власов полный счастья и радости от этого известия вернулся в свою квартиру, он понял, что у него нет никаких инструментов для устранения Вершинина. Он мог только предложить ребятам в прокурорских пагонах, чтобы они обратили взор российской системы избирательного правосудия на Вершинина и его сына. Но Михаил хотел разобраться с Вершининым “как мужик”, а такая форма правосудия не предполагала судебные тяжбы. Михаил чувствовал, что его эго недовольно тем, что он не может разобраться как надо. Чтобы не чувствовать ущемления собственного величия ему нужно было отвлечься. Он наконец-то решился выкинуть старые вещи Анны, которые она всё-таки забыла положить в чемодан во время своего ухода. Сама Анна ещё пару раз пыталась восстановить их отношения. Власова жутко бесила каждая такая попытка. В итоге, после череды слезливых телефонных звонков Анны Власов согласился остаться её другом, но он сделал это не, потому что он действительно хотел быть её другом, а чтобы она от него отстала.

Вскоре Власова вызвали для судьбоносного разговора. Сорокина ждала его в своем кабинете.

– Здравствуйте, Михаил, рада сообщить вам, что вы были переведены непосредственно в команду президента, – начала Сорокина.

– Как это?

– Толик замолвил за вами словечко перед самим Господином Президентом. Теперь вас переводят в институт Современного Европейского Развития России.

– А это как-нибудь повлияет на мои планы разобраться с Вершининым? Ведь я теряю место в администрации.

– Всё нормально. В рамках необязательной практики исполнения российских законов мы вынуждены полагаться на “понятийное право”. Если большие люди не сдержат свое слово в отношении вас, это может означать крах всей системы. Чего никогда не произойдёт, пока будет существовать Россия.

– И чем мне там придется теперь заниматься?

– Анатолий введёт вас в курс дела. Мы благодарны вам за работу, которую вы провели во время выборов. Считайте что это повышение. У нас же всё-таки новый курс.

– А вы как?

– Я успела состояться ещё в начале девяностых. Реклама и медиа. Так что финансов у меня хватает. Я человек творческий и работаю для души.

– Но вы не думайте, что я прощаюсь с вами навсегда.

Сорокина рассмеялась, они пожали друг другу руки.

– Не волнуйтесь, мы ещё будем плотно взаимодействовать. Власть и пропаганда – едины. И еще раз прошу у вас прощения за историю с Петровым.

Михаилу нужно было попрощаться со столом, часами и статуэткой льва. В кабинете Власова ждал посторонний. Это был тощий мужчина средних лет. Его грубое лицо казалось знакомым Михаилу.

– Я вас знаю? – спросил он.

– Иван Макаров.

– Что-то я вас сразу не приметил, – они пожали руки.

– Решил лыжами заняться на старости лет, – Макаров улыбнулся.

– А я думал, что вы в чехи подались.

– Нет, – Макаров рассмеялся. – У меня к вам дело есть. Как к бывшему предпринимателю.

– Какое?

– Меня выгнали из системы, а я ЧОП открыл. Не хреновый ЧОП, куда подворотню набирают, а премиум класса. Так сказать. Ребята нормальные у меня работают. Все бывшие солдаты, но есть и бывшие бандиты. Есть люди прошедшие Афганистан, Чечню и Югославию.

– Очень круто. Хотите и мне работу предложить?

– Нет. Дело в том, что в последнее время у меня возникли проблемы. Премиум класс всё-таки. Так мы бы быдло всякое постреляли, но приходиться конфликтовать с людьми, у которых есть те, кто за них впишется. Зная о вашем устойчивом положении в вертикали, я хотел предложить вам стать нашей крышей.

Власов подумал пару секунд.

– И за сколько?

– От ста пятидесяти тысяч долларов в месяц. Но это стабильный доход. Плюс тридцать процентов с каждого дела.

– И что нужно делать мне?

– Делать ничего не надо. Будете держать базар если что.

– Я согласен, – они обменялись рукопожатиями.

Институт Современного Европейского Развития занимал два этажа престижного офисного здания в центре. Михаилу казалось, что институт задумывался как один из мозговых центров для нового курса модернизации сверху. Князев радушно встретил его и показал Власову его новый кабинет. Он был гораздо просторней и напоминал типичный офисный кабинет начальника в успешной фирме. Михаил сразу же распорядился отделать кабинет под старину и перенести туда свой стол со статуэткой льва и часами.

– Давай начнем наше общение с того что будем впредь общаться на “ты”, – начал Князев. – Я не сторонник формализма.

– Не вопрос, – согласился Власов.

– Так вот, Миша. Я хочу, чтобы ты стал нашим главным по политике, – говорил Князев.

– Не знаю. Честно говоря, мои идеи слишком далеки от реальности. Ты когда-нибудь был в регионах?

– Да, – как-то твердо промолвил Князев. – Именно поэтому мы должны провести модернизацию как можно быстрее.

– Идеалист или просто дурак, – подумал Власов.

Карьера у Михаила складывалась весьма удачно. Но это не давало ему никакого особого счастья и удовлетворения, потому что Власов опять имел глубокую пробоину в сфере личной жизни. Сначала он пытался найти себе новую женщину, но вскоре понял, что та травма, которую нанесла ему Анна своими предательством, навсегда убила во Власове веру в искреннюю любовь. Тогда он решил жить как большинство его знакомых в тусовке. Он начал спать с проститутками и стал искать себе молодую содержанку.

Накануне своего первого выхода в свет как главный по политике Власов проставлялся перед коллективом института. И закончив пьянку у себя дома в постели с двумя дорогими девочками из модельного агентства, он совсем забыл, что завтра его ждет важное мероприятие. Утром ему позвонил Князев.

– Миша, что такое? Я тебя весь день вызваниваю.

Паника охватила Михаила.

– Моя речь, – думал он.

– Эм, всё нормально, Толик. Я вчера отмечал с коллективом и до сих пор нахожусь в небольшой прострации.

– Да? В семь за тобой подъедет машина. Я уже боялся, что мы тебя потеряли. Много кто хочет тебя послушать.

Власов разбудил девочек, они стали быстро одеваться. У него было примерно два часа, чтобы написать речь. Михаил перерыл всю комнату в поисках статистических отсчетов, но так и не нашел их. Полный разочарования он сел за стол.