Европейское турне

– Равнодушно-положительно, – после короткого раздумья отозвался попаданец, – достаточно интересно, но я иностранец.

– У нас всякие есть! – Нарбэ аж подскочил возмущённо, – Павелек вон из Богемии, Ласло… всякие ребята есть.

– Они должны быть больше немцами, чем сами немцы, особенно сейчас, – хмыкнул Алекс, не скрывая скептического отношения.

– Да, время сейчас не простое, – нехотя согласился собеседник, медленно усаживаясь, – Самого эта волна национализма не радует. Слишком она мутная. Не то чтобы я против национализма вообще, но попробовал взглянуть на это со стороны, и страшно стало. Национальный патриотизм оседлали люди, преследующие прежде всего свои личные интересы. Иногда – интересы нанимателей, и знаешь что?

– Ниточки тянутся на Остров, – нарочито равнодушно ответил Фокадан, прожевав кусочек сосиски, – это ни для кого не секрет.

– Англичане к войне подталкивают, – кивнул Адольф, сжав побелевшие губы, – к гадалке не ходи. Пехота им нужна. А вот нам воевать с Францией и Россией сейчас нельзя. Да, обидно… ты даже не представляешь, какое оскорбление нанесли Пруссии эти державы, отняв у нас Победу! Но воевать? Не справимся, даже с поддержкой Англии.

– Я бы даже сказал – особенно с поддержкой, – ядовито дополнил Алекс, прервав на секунду рассматривание игры пузырьков в кружке, и остро взглянув буршу в глаза.

– Верно, брат-студент. Верно! Разменяют нас лаймы[64 - Лимонники. Жаргонное прозвище англичан.] в итоге, как это не раз бывало. А вот если подождать, сделать вид, что мы смирились с участью вечно быть на вторых ролях…

Лицо Нарбэ стало страшным, исказившись на долю мгновения.

– Да ты из идейных, – с холодеющим сердцем подумал Фокадан, – придёт время… если оно придёт, конечно… И такие как ты, будут уничтожать не просто вражеских солдат, а вражеские народы.

Адольф быстро стал тем же добродушным парнем, или скорее – натянул маску. Попаданец не показал виду, что заметил срыв.

– Всё же имя кое-что значит, – подумал, ёжась от мурашек, пробежавших по мгновенно вспотевшей спине.

– Понимаю твою отстранённость, – продолжил бурш, будто и не было сейчас ничего за рамками нормы, – но ты всё-таки плохо знаешь братства. Таких как ты…

Адольф многозначительно показал на голову Алекса, и попаданец не сразу понял, что палец нацелен на еле заметный шрам от револьверной пули.

– …немного иначе встречают. Военных, пусть даже это военные других стран, за фуксов никто не держит. В выходные небольшой праздник устраиваем, подходи и не думай ни о чём плохом, не один такой будешь.

– Можно, – только и сказал Алекс, – со стуком поставив кружку на стол. – Пива всем!

Пивная отозвалась одобрительным гулом, пожеланьями здоровья и всех благ.

– Веришь ли, – пожаловался негромко попаданец Нарбэ, – в Париже за всё время даже погулять некогда было! Деньги на это откладывал, да так назад и привёз.

Бурш расхохотался до слёз, стуча кулаком по столу.

– Брат-студент, я унесу эту тайну в могилу! Быть в Париже и не погулять… Ха-ха-ха!

В пансион Фокадан пришёл поздно вечером, благоухая пивом, колбасками и табаком. Но что характерно, пришёл на своих двоих.

* * *

Проснулся Алекс от разговора в коридоре, ведущегося на повышенных тонах.

– Бедный мальчик вчера из-за вас напился! – выговаривала владелица пансиона громким шёпотом, – вы же старше, зачем его на такие разговоры провоцировать?

– Я-то тут причём? – Возражал Шварц, – молодой человек достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои слова.

– Взрослый-то он взрослый, но о юношеском максимализме не забывайте! Вы его не первый раз так подначиваете, вот и наговорил грубостей в ответ. А после самому неловко стало, вот и пошёл в трактир.

– Будет какой-то иностранец…

– Именно! Иностранец! Не смотрите, что на немецком говорит неплохо, по сути чужак. Думает-то на другом языке. Он, возможно, даже обидеть никого не хотел, просто слова подобрать правильно не смог – язык-то не родной. А вы? Взрослый человек, а подначиваете молодого, да ещё иностранца. Это какое мнение у него будет о Пруссии?

Голоса начали удаляться от двери, и Алекс встал со стоном, поспешив опорожнить мочевой пузырь в вытащенный из-под кровати ночной горшок.

– Ну и рожа, – отшатнулся он от зеркала, – это ж надо вчера… Сколько я выпил, даже интересно. Ещё интересней, как дошёл после такой дозы, да ещё помню ведь всё.

Голова отказывалась подсчитывать количество выпитого пива, потому как цифры получались вовсе уж завиральные. Плюнув на подсчёты, умылся и оделся, решив сегодня не бриться. С подрагивающими руками опухшей физиономией с десяток порезов гарантированны.

Часы показывали, что ещё успевает на завтрак.

– Доброе утро, господа, – поприветствовал собравшихся в столовой постояльцев и хозяйку, – прошу извинить меня за вчерашний инцидент. Я не настолько хорошо знаю немецкий и несколько неверно построил фразы.

– И вы меня извините, герр Смит, – повинился Шварц под торжествующим взглядом хозяйки пансиона, – характер у меня такой несносный. Сам порой не рад – скажу что-нибудь, а потом стыдно.

* * *

За время отсутствия накопилась почта, время на которую отыскал только сейчас. Писать в девятнадцатом веке любят и умеют, эпистолярный жанр[65 - Жанр литературного произведения, который характеризуется тем, что повествование преподносится читателю в форме переписки.] не случайно так популярен. Пишут помногу, два десятка листов в письме не редкость.

А как иначе? Телефонов нет, транспортное сообщение развито не слишком-то хорошо. Родственники, друзья, былые однокашники и сослуживцы – не хочешь потерять с ними связь, так переписывайся.

Описать какие-то события, произошедшие в семье, личные переживания, интересные происшествия или важные новости, касающиеся твоего города. Хотя бы краешком коснуться шапочных знакомых, могущих заинтересовать адресата. Тетради порой исписывают!

Попаданец достаточно быстро привык к подобной манере. Всё-таки драматург, не абы кто. Фред, тесть, капитаны ИРА, ле Труа, Борегар… это только те, кому писал не реже раза в месяц. А ведь есть ещё и многочисленные приятели по ИРА и нью-йоркские знакомцы, с которыми не хотелось бы терять связь, переписка по поводу документов Гражданской.

Общепринятая манера эпистолярного жанра, с многочисленными отступлениями и мельчайшими деталями Фокадану претила. В конце-то концов, он учиться приехал, а не перепиской заниматься!

Поневоле научился писать кратко и очень ёмко, но достаточно образно. Но даже так два-три часа в неделю уходит на письма.

Немало! Особенно если учесть, что по-прежнему пишет пьесы, пусть пока в стол, занимается архивами и учится. Благо, университеты этого времени не знают таких вещей, как рефераты и промежуточные экзамены[66 - Немецкая модель университетов давала студентам максимальную академическую свободу, опираясь на семинары, лаборатории и самосознание студентов. Была ещё и французская модель, с жёстким контролем всего и вся.].

Считаешь себя готовым специалистом? Иди экзамен сдавай. Да и то, диплом государственного образца по большому счёту нужен только тем, кто работает на государство.

Своеобразно, но работает. Кто хочет заниматься наукой или получить серьёзную специальность, может идти к цели, игнорируя второстепенные предметы. Кто приходит ради Братств, всё равно учиться приходится, откровенных неучей и лоботрясов презирают. Могут терпеть, если те усиленно трясут мошной, но уважения неучам не видать.

В сторонку письмо Фреда, его последним. О! Леблан написал?

Алекс насторожился, подозревая неприятности с патентами, и быстро разрезал конверт.

«– Я посчитал, что это может быть вам интересным», и статья из французской газеты со статьёй Карла Маркса, дискутировавшего с последователями Прудона[67 - Первый человек, назвавший себя анархистом. Марксистскими критиками рассматривался как мелкобуржуазный социалист.]. Были в конверте и статьи прудонистов.

Интересно, но во многом наивно и даже глупо. Попаданец сам не заметил, как начал составлять тезисы, споря как с Марксом, так и с последователями Прудона.

Поймав себя на этом, засмеялся нервно, и отложил было письмо. Почти тут же протянул руку к статьям и ещё раз внимательно пересмотрел их, покусывая губы.

– Ведь нарываюсь же, – пробормотал Алекс, но всё-таки сел писать тезисы. Великим мыслителем себя не считал, но послезнание даёт о себе знать.