Детство

Народ гуляет тихохонько. Фартовые из тех, кто на удаче сейчас, марух своих выгуливают, остальные из нор своих выползают, на дела собираются, компании сговаривают. Огольцы шныряют, проститутки всех возрастов – от самых старых, которым мало не тридцать, до малолеток, у которых ещё сиськи расти не начали.

Сунул два пальца в рот, да ка-ак свистнул! Раз, да другой, народ и подтягиваться стал – понимают, што интересно будет. На кучу кирпичную залез и начал:

– Хитрованцы почтенные, жители квартир насквозь дырявых неучтенные! Только севодня и только дя вас! Всево один раз! Слушайте, и не говорите потом, што не слышали! Слова простонародные, музыка инородная. Мотивы хитровские, напевы московские. Слово там, куплет здесь, получилась ненароком поэтическая смесь. Песня грустная, про жизнь нашу тусклую!

По приютам я с детства скитался,
Не имея родного угла.
Ах, зачем я на свет появился,
Ах, зачем меня мать родила?!
А когда из приюта я вышел
И пошёл наниматься в завод,
Меня мастер в конторе не принял:
Говорит, что не вышел мой год.
И пошёл я, мальчонка, скитаться,
По карманам я начал шмонать:
По глубоким, по барским карманам
Стал рубли и копейки сшибать[76 - Если верить интернету, песня эта, пусть и с несколько иными куплетами, появилась ещё при царе.].

…два раза так спел, а потом хором ещё несколько раз. Народ гулять начал, я понял – всё, вымотался! Вроде как выплеснул чуйства, так и полегче стало.

– Всё! – Руками машу на желающих угостить да похристосоваться, – Я спать! Душеньку наружу выплеснул, сил не осталось!

Дошёл до флигеля, умылся, да и в нумер себе улёгся. Ну, думаю, больше никаких Вольдемаров с тётушками перед глазами…

… а хрена!

Сев на нарах, дышу тяжело, весь в испарине. Тётушка ета чортова скалится во сне, да улыбается и подмигивает, как шалава распоследняя. А потом раз! И череп оскаленный, кожей гнилой обтянутый. И тоже, ети ево, улыбается шалависто. Будь я постарше, то и тово, сразу на полшестово всё бы повисло, но и так нерадостно.

Ворочался, ворочался, но всё ж уснул. Вольдемар, будь он неладен! А его в сторону так – раз! И снова тётушка, да с околоточным етим проклятым. Подмигивают!

Несколько раз так просыпался, да сны такие, што один гаже другова. Ещё про приют снилось – вроде как в больничке лежу, а студенты тамошние на мне операцию без наркоза провести собираются. Для опыту, значица.

Сижу, потому как ложиться уже боюсь, и думаю. Тётушка ета чёртова! Околоточнова я тово, пусть и чужими руками. А тётушка, если подумать, виновата как бы не больше ево!

Вольдемар, ето так, сявка мелкая! Тявкнул на меня, да и забыл. Нормальная баба што бы сделала? Выставила б меня с дач, к примеру, по жалобе племянника. С глаз долой, как говорится. Жёстко достаточно, потому как заработка лишился бы, но по господским меркам адекватно.

Они, господа, такие – очень не любят, когда простолюдины што-то мнить о себе начинают! Вроде как только сверху говно валиться должно, а обратно ни-ни! Бунт!

Выставила бы, и ладно, а она околоточного из Москвы вызвала да натравила.

– У нас на раёне и за меньшие косяки головы проламывали!

Вырвалось вот так, и сижу, глазами хлопаю. Што за раён, откуда? А потом вдруг раз! И понятно. Оно с одной стороны и хорошо, а другой и обидно немного.

Я ж себя мало не из господ выводил, мнил о себе много. Потом-то да, помаленечку отрезвел. А тут разом, будто холодной воды из ушата. Не всё превсё вспомнил, и етого хватило. Не шпана Хитровская, но и не гимназист маменькин ни разу. Такой себе мальчонка из рабочева класса. Драчки раён на раён с арматуринами, гоп-стопы и прочая веселуха.

Тряхнул головой, отгоняя ненужные сейчас мысли о сословиях и прочем, да и призадумался. А может, тётушку ету Вольдемарову и тово? Стукнуть по голове? Убить, так сказать, кошмары свои, да в самом што ни на есть буквальном смысле!

И тут мне как вспомнился хруст сторожева черепа под железякой, да как поплохело! Только и успел, што с нар соскочить, да тут же и вывернуло.

Прибрал за собой, да и обратно сел. Убивать, значица, нельзя… но и ответочку нужно послать более-менее адекватную. В приют иль там в дом для умалишённых бабу ету отправить, на ето мне ни сил, ни тяму не хватит. А вот по имуществу, так почему бы и не да?

Околоточный ведь чудом деньги у меня не отобрал. А доля с бутовских? Не факт, што отдали бы, но теперь и не узнаешь!

– Значица, по имуществу, – Сказал тихохонько вслух, а в мыслях такое разное насчёт отомстить, но всё больше с огоньком.

Глава 39

– Непростое дело оказалося, – Негромко рассказывал Федька, сидя рядышком на кортах и втыкивая раз за разом ножик в землю, – Вольдемар етот, он так, гимназист и есть – ни отнять, ни прибавить. Матушка из крещёных, из польских евреев. Так себе бабёнка – ни уму, ни серцу, только што смазливая до сей поры, да глаза бляжьи. Рога у ейного муженька, я так полагаю, со многими отростками. Не молодка, но ух! Муженёк ейный ниочёмный, только и радости, што отбрыск древнего дворянсково рода, мало не княжескова.

– А вот сестрица евойная та ещё щучка-сучка! – Федьку передёрнуло, будто от ушата ледяной воды, – По линии МВД муженёк ейный обретался, покойничек. Совсем чутка до енерала не дотянул в департаменте полиции, так-то! Так што сам понимаешь, как по льду весеннему ходили вокруг да около. Помер муженёк, да у ей связи остались, и немалые. Да говорят, што и сама непроста.

– Умна?

– Не то штобы, – Он задумался, – Нет! Точно нет, не слышал ни разу, штоб про ум говорили. Вот хваткая, ето да! И енергичная не по-бабьи. Не стеснялася в дела мужнины влезать, и вообще – под каблуком ево держала. Потому и знает всех, да и вообще – структуры и как што работает. Дочка у неё одна, так в Питербурхе живёт, замужем за солидным чином по дипломатической части.

– Состояньице у вдовы неплохое, – Усмехнулся он криво, углом рта, – ну ето как обычно! Был мало не голожопый чиновник в начале службы, а у вдовы особнячок в Москве, да парочка домов доходных, и бог знает, што там ещё! Глубоко по деньгам не копал, да и не полезу, потому как не справлюсь, не моя епархия.

Мало не полчаса он рассказывал обо всех родственниках и контактах Вольдемара, выкладывая заодно написанные на бумажке имена, адреса и всё-всё-всё.

– Так што с тебя пятьдесят рублей, – И Федька приготовился к торговле, сильно удивившись тому, што я молча отдал ему деньги. Жалко! Но делаю морду кирпичом – вроде как и не свои, а неведомых Иванов.

– Сильная работа.

– А то! – Он задрал нос, – Ты тово… порекомендуешь?

– Преувеличиваешь ты моё значение, – Вздыхаю, подымаясь с кортов.

– Я? – Морда у Федьки удивлённая, – Да после «Мы ребята-ёжики» все огольцы за тебя готовы ково угодно на лоскуты, а тута ещё и новая, куда как задушевней!

Распрощался скомкано, и вот ей-ей – стыдно почему-то! Ветролёты ети тоже не сам придумал, а вроде как и нормально, ни капельки стыда в груди не ворохнулось. А песни, ну будто мёртвых обкрадываю! И ведь говорил уже, што не сам придумал, а только обрывки куплетов собрал, но нет! Поет я теперь Хитровский, и всё тут. Наше всё практически.

Особо не обольщаюсь. Слава Хитровская, она такая – с душком и гнильцой. Севодня на груди рубаху рвать будут, а завтра не погнушаются по голове тюкнуть, штобы денежки забрать.

Поговорил с Федькой, да и во флигель к себе. Плюхнулся на нары, и думы думать под разговоры алкогольные соседей моих. Они севодня набрались изрядно, но нормально так сидят, без драчек и симпосиумов с феминами. Так, разговоры философские разговаривают, всё словечки норовят поумней ввернуть да цитаты цитируют.

А к месту иль нет, об етом особо и не думают. Как по мне, так не умственность показывают, а осколки образованности былой.

С тётушкой етой хотел было пакостей всяких понапридумывать. Ну там – кошек дохлых, завонявших, через забор перекидывать. Письма гадские слать, объявления в газеты нехорошие от её имени.

А она, щучка-сучка етакая, по МВД идёт. Здесь вам не тут, осторожно надо – штобы раз, и всё! Один удар, и штоб за всё сразу отомстить! С огоньком надо.

Как нарошно, в голову полезла ерундень всякая. Выстрелить в неё из револьвера в упор, а потом гордо сдаться в полицию и на суде как обвинитель, а не как обвиняемый, всё провсё рассказать! Штоб знали!

Просто в газету пожаловаться и компанию противу неё развернуть. Свободная пресса противу режима!

Огненными стрелами поджечь дом. Я ж в Бутово и луки делал, вроде как индейские. Не так штобы они пошли хорошо, но мал-мала научился не только делать, но и стрелять. И так мне ето показалось завлекательно! Стою я такой в индейском уборе из перьев, и стрелами – ж-жух! Ж-жух! Смерть тебе, бледнолицая собака!