Хороший день для зомби-апокалипсиса

– Эт-то кто такие?! – зачем-то переспросил Маслаченко, выкатив маленькие глазки с полопавшимися красными сосудами.

– Совсем глупый, да? – искренне посочувствовала Прелесть, – Мы – Пикся!

– Очаровательные, – добавила Милашка и хихикнула смущённо.

– Очаровательная – мы! – пискляво возмутилась Прелесть, не обращая больше никакого внимания на багровеющего военного. Разгорелся писклявый спор, имеют ли право все пикси Большого Дерева называться очаровательными, или это личное имя Прелести.

– Друзья и потенциальные союзники, тащ генерал! – пытаюсь спасти положение, встав во фрунт и поедая глазами высокое начальство.

– … Вова, ну Вова… – Прелесть подёргала меня за прядь волос, пытаясь привлечь внимание.

– Очень полезные, тащ генерал! Могут вести воздушную разведку в режиме стелс! – продолжаю я, не отвлёкшись даже на прикушенное, а затем обслюнявленное и поцелованное ухо.

– Дроны, Илья Юрьевич, – негромко сказал особист, наклонившись к генералу.

– … а-а! Дура-дура-дура! – монстрики разодрались, таская друг дружку за волосы, царапаясь и визжа.

– В нынешних условиях, – продолжил Марченко, – сами понимаете, любое преимущество важно… ну да не мне вам рассказывать!

– Хм… – генерал оглядел пикси, уже закончивших драку и переругивающихся пискляво, поправляя причёски и одежду.

– Очаровательная – мы! – доложилась мне Прелесть, красуясь синяком под левым глазом.

– И мы! – сплюнула Милашка через выбитый зуб, – Но по-другому!

– Вкусное есть? – Сестрёнка, пикси Анвара, подлетела к водителю «тащ генерала», – Сладкое?

– В-вот… – покосившись на начальника, беседующего с особистом, водитель в звании младшего сержанта вытащил ментоловые леденцы из нагрудного кармана.

– Дай! – забрав всю упаковку, малышка развернула один леденц и принюхалась. Лизнула осторожно… и захрустела, жмурясь довольно.

– Нехорошо выпрашивать сладкое у незнакомых мужчин, – мягко сказал Анвар, подхватывая её в воздухе и сажая на плечо.

– Да? – удивилась пикси, тут же взлетая с плеча кавказца и снова подлетев к водителю, – Я Сестрёнка, а ты кто?

– Я-а… Александр, Саня Мещеряков, – он осторожно протянул ей палец, и Сестрёнка, понюхав его с непонимающим видом, неуверенно прикусила, слизнув выступившую кровь.

– Мы теперь знакомы, – деловито доложила Сестрёнка хрюкнувшему от смеха кавказцу, – можно выпрашивать, да?

– Можно, – давя улыбку, разрешил тот.

– Острые зубки, – смущённо улыбнулся Саня Мещеряков, совершенно очарованный пиксями, – А у тебя подружки есть, Сестрёнка?

– … поставить на довольствие, – слышу речь особиста, – выдрессировать потихонечку и использовать во благо Родины.

– Что они любят, прапорщик? – развернулся ко мне Василь Иваныч, сверкая очами и очками. Вопреки имени-отчеству, особист носит прозвище не «Чапай», что было бы логично, а «Изделие номер два», что много говорит о человеческих качествах офицера.

– Сладкое, тащ майор, – вытягиваюсь ещё больше.

– Ну смотри… – он смерил меня взглядом дохлой рыбы, – под твою ответственность! Твоя идея, тебе и отвечать!

«Да бля…»

– … а вот дерево, где живут пикси, тащ генерал, – показывает Серёга, листая фотографии, – а вот…

– Дай! – «тащ генерал» вырвал телефон из рук Пирога, – Ну-ка… что за хрень! Сломалось, что ли?

Безрезультатно потыкав в экран толстыми пальцами с траурной каймой под ногтями, Илья Юрьевич в сильном раздражении вернул телефон хозяину.

– Работает, тащ генерал, – тут же доложился Пирог.

– Дай сюда! Да ёб твою мать, прапор! Ты что, издеваешься?! – взъелся главнюк, багровея лицом.

– Никак нет, товарищ генерал! Вот, сами смотрите…

– Ты… прапор, как там тебя? – майор повернулся ко мне, маня пальцем.

– Евгенов Владимир Николаевич, тащ майор.

– Да мне насрать! – отмахнулся тот, а в глазах его мелькнула слабая тень ехидства, и я понял, что всё это с «Как там тебя» срежиссировано от и до, сугубо ради того, чтобы поставить на место возомнившего о себе холопа, – Телефон! Ну!

Оказалось, что телефоны и планшеты, побывавшие в данже, работают теперь только в руках хозяев, что выбесило особиста.

– Всяким долбоёбам… – он выругался так грязно, что я почувствовал себя облитым помоями, хотя и не неженка. Можно ведь «Ёб твою мать» сказать, но все, родившиеся в России, понимают, что имелась в виду не чья-то конкретная мать, а абстрактная. Мать вообще, как маркер эмоций. А можно – по конкретной матушке проехаться «Я твою маму ебал», и это – уже не эмоции, а вполне конкретное оскорбление. Особенно если добавить – как и куда, глядя человеку в лицо.

Особист ругается по второму варианту – так, чтобы оскорбить. По жизни он мудак, или это такая психологическая игра на слом подчинённого, на подмятие воли, я не знаю, но запомню и при случае…

– Виноват, тащ майор! – вытягиваюсь с прогибом назад и смотрю в пространство перед собой оловянным взглядом, и повторяю, как Ванька…

– Виноват!

– Выставить пост, – распорядился «тащ генерал», – и смотрите у меня!

– А этих? – оставив меня в покое, поинтересовался «Изделие № 2» у командира, всем своим видом показывая пёсью преданность.

– Эти? – Маслаченко повернулся в нашу сторону, не сразу раздвигая в улыбке синеватые губы, но глаза у него остались холодными, – Заслужили, заслужили… Сынки!

Сдавленно кхекнул Пирог, который лет на несколько старше самозванного генерала, но Илья Юрьевич уже выстроил нас одними глазами в не слишком ровный строй.

– Молодцы! – давя взглядом, «тащ генерал» притянул меня к потемневшему от пота бронежилету, который он носит, не снимая, и смачно расцеловал в обе щеки, обдав смрадным дыханием и пачкая слюнями, – Орлы! Оправдали доверие командования…

Он говорил рублёными фразами, плохо связанными между собой, и вот уже внезапно пошёл разговор о нашем Долге перед Родиной…

«Когда я успел задолжать? – удивляюсь вяло, – Я платно учился, платно лечился, отслужил срочную службу в армии, потом платил налоги, и всё равно должен!?»

Спорить, впрочем, не стал. Какой смысл качать права у человека, который неделю назад зачищал Военный Городок, убивая потенциальных конкурентов? Мы для него не люди, а «человечки», персонажи «Сисмсов».

– Я, тащ генерал, должником себя не считаю, – начал Серёга, – мне сорок семь лет и…