Все цвета радуги. Книга первая «Ресторан „Панорама“»

– Но…

Уль Масхи все же набрался смелости, попытался рассказать и о своей важной работе, и – особенно – об эксперименте, но Глава Тихой Стражи его уже не слушал. Так же, как он не приветствовал хозяина лаборатории при появлении, так и не попрощался. Просто повернулся и вышел. Следом бесшумной тенью выскользнул второй из сопровождавших, оставшийся безымянным. Дверь хлопнула во второй раз за последние несколько малых фаз.

И вроде ничто не поменялось. Только внутри купола было теперь три человека. Если Фанела, раба, можно было так назвать. Эмрел, между тем, повел себя довольно бесцеремонно. Словно это он, стражник из Тихой, был здесь хозяином.

– При Главе ты точно не рискнул бы вести себя так, – с большой долей ревности за свое имущество подумал Данир, глядя, как его новый напарник обследует помещение.

Обследовать, собственно, тут было всего ничего – небольшое помещение для бытовых нужд, отделенное от основного зала шторами плотного полотна серого цвета; несколько шкафов, закрытых наглухо – там хранились ценности вроде кристаллов и книг; наконец, стол в самом центре купола. Шикарный стол, с массивной круглой столешницей из массива даба диаметром в два метра. Из единственного дерева, которое подходило для экспериментов искусников. Оно было – нейтральным. Не поглощало, и не отторгало из себя энергию Искусства, всех его семи проявлений. Поговаривали, что даже восьмому, Черному Искусству не под силу было пробить самый тонкий шпон из этого дерева. А вместе с ним его вполне можно было срубить, распилить или расколоть, а потом сжечь в печи – тепла даб, утверждалось в манускриптах, давал гораздо больше любых других пород деревьев.

– Ха, – воскликнул Данир; естественно, про себя, – хотел бы я посмотреть на того идиота, который топит свое жилище дабовыми дровами. Хотя… говорят, что там, ближе к Дикому, или Запретному Лесу, такое действительно может быть. Там этого даба… А кстати – ведь именно за графством Гарским и начинается этот Лес, с его диковинками и опасностями. И именно оттуда течет в империю, большей частью в столицу, тонкий ручеек природных артефактов. Другой бы искусник на моем месте прыгал бы сейчас от счастья – возможностей для самосовершенствования там целые горы. Да и я, даже с моей нелюбовью к перемене мест, не отказался бы прикоснуться к таинствам Леса. С максимальной защитой, конечно. И охраной; на сотню стражей. Но только после завершения эксперимента. В качестве награды, так сказать. Одной из наград. Эй, что ты делаешь, уважаемый?!

Последнее он воскликнул вслух. Почтительно, но и с большой долей возмущения и опаски. Как правильно обращаться к стражнику из Тихой, он не знал. Но, судя по тому, что привел его сам Глава, Эмрел занимал в этой организации не самое последнее место. Хотя и именовался единственным именем, как любой другой простолюдин.

– А что такое?

Эмрел круто развернулся – с кристаллом в руках. Тем самым кристаллом, над которым сам уль Масхи чах последние смены, как мать над больным дитем. Оно – дите в виде кристалла – и сейчас было «больным». Ведь до придания ему совершенной, законченной формы оставалась последнее усилие, последний штрих Искусства. Тот самый, который запечатывает длинную, невообразимо разветвленную спираль заклинания, что готова была вырваться наружу, и начать пожирать разум несчастного, взявшего его в руки.

– Что такое? – повторил Эмрел, ехидно улыбаясь, – ты боишься за меня, уважаемый?

– Да, э.э.э… Эмрел, – Данир рискнул обратиться как к низшему по положению, – эта штука – которую ты держишь в руках (без всякого разрешения его хозяина, тварь!) – она очень опасна!

– Взорвется? – поднял иронично бровь стражник.

– Нет, уважаемый, но…

Вот именно – «но»! Хищная спираль заклинания уже должна была выпрыгнуть невидимой иглой наружу, и впиться в руку, и дальше, в голову безумцу, посмевшему так вольно обращаться с неизвестными ему предметами в лаборатории искусника. И безумец этот уже должен был корчиться от болей в голове, или вообще упасть на каменный пол в судорогах, не в силах понять, куда истекает из тела все, что он обретал всю жизнь.

– Или несколько жизней, – внезапно успокоился Ищущий, – а этот человек совсем не безумец. И знает, скорее всего, что держит в руках; небрежно переваливает из ладони в ладонь. Но откуда? Откуда?!

Даниру опять поплохело. О своих изысканиях он никому не говорил. Догадаться о них…

– Ха! – с горечью воскликнул он, – секреты?! Какие могут быть секреты от людей, спокойно проходящих сквозь купол защиты не самого низкого уровня? Знают они все! И гонят меня из столицы, скорее всего потому, что знают. Ладно, хоть не удавили тихонько в темном углу…

Эмрел тем временем, не переставая злорадно улыбаться, остановил полет кристалла в левой ладони, и полез правой под ворот куртки. Самой обычной, недорогой, но сшитой добротно, на все сезоны. И достал из-под нее амулет – многолучевую звезду размером в половину ладони. Такую, или подобную ей Данир видел когда-то давно, в учебнике, еще в годы обучения в Школе Искусства. Но даже представить себе не мог, что сможет увидеть воочию вот так близко, и даже, возможно, потрогать самый настоящий амулет Высшей защиты. Такая вещь была безумно редкой; а уж о цене ее не нужно было даже думать; не то что говорить. Изготовить ее могли лишь Главы ветвей Искусства. Все вместе, отринув на целую смену года все остальные дела. А если учесть, что одним из семи Глав – Красным – был сам император…

– Это какой же властью в Тихой страже, и в империи ты обладаешь, Эмрел? Или амулет попал к тебе случайно?

– Понял? – кивнул удовлетворенно стражник, опять подкидывая кристалл на ладони, – так что мне твой камешек… Я, конечно, не искусник, но любого из вас могу заткнуть. Не только за пояс – куда угодно. Вот сейчас я Пустотник, а понадобится…

Он коснулся пальцем кристалла на одной из граней амулета, и вдруг застыл, явно прислушиваясь к себе; внутри.

– Ага, – злорадно подумал уль Масхи, глядя, как стремительно бледнеет лицо Эмрела, – Пустотник он, видите ли! Не боится даже Глав ветвей. А как только отключил амулет… Отключил?!!

В единственном слове Ищущего, прорвавшемся наружу, было столько паники, сколько ее не было во всем Данире, когда он увидел перед собой Главу Тихой стражи.

– Отключил! Что же теперь будет?! Это конец! Самый страшный, какой только можно представить. Поднять руку на стражника из Тихой, приближенного самого Главы! И ничем не докажешь, что он сам, сам!

Эмрел, тем временем, уже валился мешком на каменный пол. Мягко, бесформенной кучей – словно кристалл выдернул из него все твердое и жесткое. А между тем уль Масхи знал, что это было не так. Что набор тренированных мышц и всего остального в теле был совершенно тем же, что пару малых периодов назад – когда стражник кичился своей неуязвимостью. Он и был сейчас Эмрелом – только с девственно чистым мозгом и организмом, потерявшим все навыки, знания и опыт. Он даже ходить сейчас не мог; словно дитя, только появившееся на свет. Хотя – знал из прошлых экспериментов Ищущий – попытаться встать, и пройтись этот человек мог. Такое в практике, в последних экспериментах было. Только вот кончилось бы это очень печально.

– Мышцы-то тренированные, и очень, – размышлял он, с усилием изгоняя из себя панику, – такие и кости могут сломать – собственные. Если направят усилия не в ту сторону, куда надо. А куда надо – мозг не знает.

– Фанел! – выкрикнул он резко, – путы давай!

Раб, так и не сменивший коленопреклоненной позы, сорвался с места длинным прыжком. Несколько ударов сердца, и он – даже без команды хозяина – умело стягивает конечности того, кто недавно был стражником, специально изготовленными путами.

– И кристалл не забудь! – напомнил Ищущий.

Сам он выдернуть изготовленный артефакт из судорожно сжатой ладони Эмрела не решился. Для этого надо было надевать специальные перчатки, изготовленные из волокон того же даба, и, естественно, имевшие такие же свойства. А зачем – когда есть помощник с рабским ошейником на шее, не оставлявшим в теле раба ни капли энергии Искусства. Фанел потому и задержался у уль Масхи, что привык понимать хозяина с полуслова. Ну, и с практическими навыками Искусства был уже неплохо знаком.

Оставив надежно спутанного стражника на полу, Фанел аккуратно, разогнув один палец за другим, вынул артефакт, и отнес его на место – на треногу посреди стола. Рядом с которым и застыл в ожидании новых команд. Ищущий дернул щекой особым способом, что на «языке», которым владели лишь хозяин с рабом, означало: «На место!». И раб, как послушная собачка, действительно скакнул к месту выхода, где и застыл в обычной позе; чуть расслабленным, но выражавшим готовность опять сорваться с места – по первой команде Данира.

А искусник, с трудом подавляя панику внутри себя, приступил к последней, завершающей стадии работы над артефактом. Стадией, запирающей заклинание внутри.

– Точнее, уже не заклинание, а суть человеческую. То, что недавно было стражником Эмрелом. А может?… Нет!!

Он испугался собственной мысли – испытать артефакт тут же; хотя бы и на себе; ну, или на самом Эмреле, или, на крайний случай, Фанеле. Последний вариант испарился, лишь коснувшись краешком сознания Ищущего. Давать такие знания и опыт рабу, который, конечно же, в глубине души ненавидит его, Хозяина?!

– По крайней мере, я бы ненавидел, – хмыкнул Данир, потирая заболевшие от мысленного напряжения виски, – себе… никогда, и ни за что! Полной уверенности в артефакте нет, и быть не может. Эмрелу?! Простит ли он меня? Не факт. Но вот то, что доложит обязательно – это неоспоримо. И реакцию Главы предугадать нетрудно. К тому же ходить и разговаривать он будет в первое время как… пьяный. Пьяный! Кажется, нашел.

Кажется, Ищущий нашел выход, который мог отсрочить пытки и гибель в руках палача; хотя бы на ближайшие дни.

– Пьяный! – Эмрел должен выйти отсюда завтра, и сесть в дорожную карету. А то, что он спотыкается, и едва тащится – так пьяный же. А Фанел поможет – дотащит его.

Уль Масхи смерил взглядом две фигуры – внушительную, выше его самого на голову, и широкоплечего раба, и стражника. Тоже высокого, но куда более субтильного. Еще совсем недавно стражник мог раскатать здоровяка Фанела в тонкий блин; как говорится, одной рукой. Или даже вовсе без рук – о Тихой страже ходили вообще те еще легенды. А теперь… теперь его, Эмрела, надо учить даже ходить.

– И говорить – хотя бы мычать младенчески. Пьяницы ведь так обычно и «разговаривают»!

Настроение Ищущего медленно поползло вверх; он, оставив уже полностью закрытый своим ключом артефакт в треноге, приступил к весьма приятному занятию – изучению, и, весьма вероятно, присвоению трофеев. В тех двух объемных дорожных мешках, что Эмрел приготовил в путь, и на которые сам Данир прежде не обращал никакого внимания. Но прежде…

– Но прежде! – ладони уль Масхи заметно задрожали, когда он склонился над телом бывшего стражника, – прежде обыщем его самого. Даже если у него нет ничего, кроме амулета, уже он один окупит сторицей мои страдания.

О том, что и страдания, и радость от обладания уникальным артефактом могут быть прерваны в ближайшее время, и самым радикальным способом, он старался не думать. А предвкушение его не подвело. Сняв с шеи так не вовремя дезактивированный прежним хозяином амулет, Данир полюбовался на тяжелую металлическую звезду, сверкнувшую в неярком искусственном свете купола, и спрятал его в самом защищенном – как он решил – месте. На собственной груди, под курткой и рубахой тонкой ткани. Амулет неприятно холодил, и даже царапался острой гранью, но никаких отрицательным эмоций этим у нового хозяина не вызвал.

– Потом, – довольно улыбнулся уль Масхи, – привяжу к себе и активирую потом, в спокойной обстановке и с холодным разумом. Тогда он станет и теплым, и ласковым. А это что?

К груди Эмрела, под распахнутой рукой Ищущего курткой, крепился такой знакомый каждому искуснику предмет.

– Это у нас кофр для кристаллов. Непростой такой кофр. Если хозяин не захочет, открыть его будет непросто. Надо же – открыт! Наверное, доставал амулет.

Данир невольно дотронулся до груди, где под одеждой еще не успел заполниться теплом живого тела артефакт. Правое верхнее гнездо кофра, которое Ищущий открыл первым, было пустым, и как раз подходило размерами под амулет Высшей защиты. Очевидно, стражник не везде мог появляться в таким амулетом на груди. И одел его, только на эту…

– Как ее? Во – операцию! – вспомнил уль Масхи спецтермин из словаря тайных служб, – одел, и забыл закрыть кофр. Надеюсь, что остальные гнезда не пустые?

С некоторой тревогой Данир открыл соседний – второй из двенадцати гнезд кофра. И чуть не задохнулся от очередного приступа счастья. Здесь тоже был артефакт. Конечно, не сравнимый с первым амулетом, но очень, и очень редкий. Он даже протянул вперед палец, едва не дотронувшись им прозрачного кристалла размером с куриное яйцо, внутри которого мерцала хорошо различимая искра. И тут же отдернул его в страхе. Он видел такой кристалл раньше. Один раз в жизни – в далеком, почти забытом уже детстве, когда, собственно, ему и сообщили, что он способен приобщиться к Искусству. Сообщил искусник, основной и единственной работой которого было ездить по городам, деревням и хуторам в надежде отыскать еще одного потенциального искусника. С помощью вот такого кристалла. Искра в нем притягивала; буквально высасывала энергию из искусников, показывая при этом предрасположенность того к ветви Искусства. В случае с юным, десятилетним Даниром, который тогда не имел ни второго имени «Масхи», ни приставки благородного искусника «уль», кристалл окрасился в слабый фиолетовый цвет. На что человек, на вид возрастом не старше тридцати лет, довольно кивнул: «Разум. Пока еще Начинающий. Но вполне, вполне. Еще немного, и дойдешь до Ищущего. Дойдешь?».

Мальчик тогда закивал так, что казалось – сейчас с тонкой шеи оторвется крупная, в пропорции к остальному телу, голова. Вспоминать, что было дальше, не было ни времени, ни желания. Потому что тогда он отринул свое прошлое – полностью. Дом, семью, друзей. Домом ему стала Школа Фиолетовых; друзей больше не было, как и семьи, впрочем. Знал, что родичи не бедствуют – за него, искусника, им отвалили столько, что потратить их до конца жизни в маленьком городке… это надо было постараться. И съездить туда, в город детства, за эти пять десятков лет, что прошли с того дня, не было никакого желания. Сначала это запрещалось. А потом – просто не захотел. И никаких угрызений совести не чувствовал. Может, уродился таким, а может, вытравили все нежности в Школе. Оставили только желание служить империи и императору, ну, и стремление к познаниям. О других слабостях человеческого организма речи не шло. На них денег хватало всегда.

– Фанел, перчатки! Мои любимые!