Все цвета радуги. Книга первая «Ресторан „Панорама“»

Внизу первым делом я нашарил взглядом бабулю. Немудрено – она «сверкала» ярче всех. Ну, как сверкала – если так можно было назвать тьму, которая клубилась внутри ее еще крепкого тела. Интенсивную такую тьму, которая – почему-то подумалось мне – не была привнесена, как Катеньке, раной (тут бы понадобилось сотня ран) а была природной; изначальной или взращенной многолетними тренировками. Рядом с ней уже стояла и что-то говорила Катенька, по-прежнему светившаяся зеленым. Только, кажется, уже чуть менее интенсивно. Она так яростно размахивала руками, показывая чаще всего в мою сторону, что легкие зеленоватые облачка так и отлетали от нее, заставляя бабулю морщиться.

– А может, она морщится; точнее – скалится по другой причине? О – ёбтыть!

Бабуля тоже махнула рукой. Но более яростно и прицельно, чем внученька. И прямо в меня полетел темный сгусток чего-то такого ужасного, что я предпочел бы выставить ладони еще раз против метеорита, чем против «этого». Я просто шагнул вправо, под защиту такого тонкого и хрупкого в этот момент стеклопакета. Черная клякса основной своей массой влетела на этаж, и так же успешно пролетела сквозь него, сгинув где-то среди дубов. Показалось, что кто-то там среди лесных великанов крякнул в изумлении и возмущении. Краешком клякса задела целый стеклопакет. Чернота вляпалась в стекло, и стекла по нему липкой неприятной массой. Я шагнул еще правее, к следующему стеклу – туда, где невесту поджидали такие «веселые» подарки».

– А где Эллочка? Ага – вот она. Ох, ты ж!

Даму свою я узнал по платью. Она, кстати, ничем не светилась, в отличие от некоторых других гостей этой так и не начавшейся свадьбы. Но мне было не до них. На поляне, что вместила часть парковки с тремя люксовыми внедорожниками и практически всех участников вечеринки, включая немалое число работников «Панорамы», появились новые действующие лица. Или морды. Я чуть не выпрыгнул сквозь стекла пакета, чтобы попытаться прийти на помощь Эллочке, которую полностью накрыла темная фигура, выпрыгнувшая откуда-то из леса. Пара мгновений – и она выпрямилась во весь свой рост, который я краем сознания оценил метра в четыре, если не больше. Но основная часть моего оцепеневшего в ужасе разума не могла отвести глаз от того, что это чудовище держало в своих лапах. Это «что-то» – кровоточащее и уже не дергающееся, было смешано с обрывками чего-то голубого. Того самого, с подсветкой солнечного света. Эллочки уже не было; были лишь куски мяса и костей, один из которых чудовище постаралось запихать себе в пасть. Тут я его и рассмотрел, неосознанно, но очень внимательно. Четырехметровая, как уже отмечал, туша была многовекторным гибридом Кинг-Конга и тираннозавра. От обезьяны в ней было человекообразное сложение с четырьмя руками-ногами, способными в мгновение разорвать человеческое тело, что этот монстр только что и продемонстрировал. А от динозавров – чешуйчатая шкура, да морда, вытянутая вперед так, что ее пасти с длинными кривыми зубами могла позавидовать любая акула. В такую, распахнутую, человек целиком вряд ли бы поместился, а по половинке, как Эллочка…

Может, вы подумали, что я сам бесчувственный монстр, способный оценивать животное, в то время, когда оно поедало мою даму? Может быть. Только почему защипало в глазах, и я начал усиленно моргать, пытаясь увидеть что-то сквозь проступившие слезы? И опять какая-то часть меня хладнокровно фиксировала: по шкуре ящера, тускло мерцавшей желтизной, пробегали искорки – ну, точно, как по завесе, что недавно заменяла собой панорамное окно. А в глубине чудовищного организма так же маленькими солнцами выделялись, как в разлитом желтке, его внутренние органы. Совсем не такие, кстати, какими они должны были быть согласно курсам зоологии за второй курс академии и палеонтологии за третий. Присутствовал у обезьяноящера какой-то дополнительный орган, светившийся ярче всех остальных, и располагавшийся в районе крестца. И у него, и у…

– О, ё!

К первому монстру присоединились еще четыре. Двое, проявив недюжинный «интеллект», помчались вперед огромными скачками, в несколько секунд отрезав толпу от пути спасения. Если так можно было назвать двери в ресторан. Остальные трое уже без спешки, как-то деловито стали сжимать кольцо оцепления, сбивая жертвы в тесный кружок. Сомнений в том, что в круге этом никто не спасется, у меня не было. Не помогла даже отчаянная попытка двух бодигардов, чуть ранее помогавших спуститься из «Лендкрузера» Катенькиной бабуле. Последняя, кстати, стояла чуть в стороне, и прижимала к своей груди двух девчат – Катерину, и другую, постарше. Очевидно, дочь – судя по белоснежному платью невесты. И что удивительно – звероящеры продвигались вперед, явно огибая по дуге эту троицу.

Ну, и что я мог сделать? Чем помочь – не Эллочке уже, а всем остальным? Чем – если этих монстров не взяли даже пули, выпущенные из пистолетов в упор бодигардами, только что еще живыми. И что? В альтернативном зрении пули отскочили от бронированных шкур, ничуть их не повредив. Только чуть более яркие вспышки там, где металл соприкоснулся с живой плотью. А двух бодигардов прихлопнули просто и бесхитростно – разорвали на части, и бросили, даже не закусив.

– А у меня…, – я нащупал рукой букет, а потом коробку, – но если не попытаюсь, не прощу себе до конца жизни. Хотя, сколько ее там осталось? Здесь даже спрятаться негде. Разве что сигануть со второго этажа, и рвануть в лес, к тем самых горкам.

Руки, тем временем, сами исследовали коробку с подарочными ножами. Их было всего три, против пяти монстров, и, судя по цене и внешнему виду, сталь на них пошла не самого высокого качества. В последнем я, впрочем, не разбирался. Я, кстати, ножи никогда не метал; разве что в детстве, деревянные. Но вот надо было что-то делать и все! Палец провел черту по коробке, и вслед за ним поползла полоса сгоревшего пластика и картона. Так что все ухищрения восточной женщины оказались напрасными – ее радуга из ленточек никак не задержала меня. Без всякой альтернативы я выбрал средний – с лезвием длиной сантиметров в двадцать. Едва сдержал себя, чтобы проверить собственное мнение насчет качества стали. Побоялся, что потом не смогу выпрямить до первоначального состояния, чем собью баланс.

– Какой баланс?! – чуть не закричал я на себя, – ты хотя бы попади в эти туши! Не лезвием, не в глаз, а просто попади! До них же… метров тридцать, если не больше. А нет – они все ближе и ближе. Нужно спешить.

Я на пару мгновений застыл, пытаясь вспомнить что-нибудь из теории по метанию острых предметов. В голову почему-то пришло видение совсем другого – ракета, несущаяся в цель, и тонкий луч, направлявший ее, и менявший курс по мере того, как эта цель пыталась увернуться. Когда я открыл глаза, на этот раз в режиме энерговидения, ножик, включая пластиковую ручку, сиял мерным солнечным светом. Он качественно отличался от того фона, что заполнял туловища зверей. Так цвет был именно желтым, а у меня…

– И у ножа теперь он действительно солнечный, словно соткан из тех самых семи цветов радуги. Ну, с богом… если они тут есть.

Нож полетел вперед и чуть вниз, к голове того монстра, в лапах которого погибла Эллочка. Полетел медленно, но еще медленней поворачивал голову в его сторону зверь. А за ножом действительно тянулся тонкий, но хорошо заметный особым зрением солнечный луч, начинавшийся в моей ладони. И управлять им было очень легко – силой мысли, или желания. Вот как раз пожелал, чтобы направление его полета сместилось чуть правее и ниже, а потом – чтобы ножик летел исключительно острием вперед, и пожалуйста – он уже торчит по рукоять в левом глазу чудовища. А по лучу продолжает поступать энергия, теперь явственно отличавшаяся от животной. Луч этот продолжил движение по лезвию, и дальше – прямо к тому скоплению энергии в крестце. И вдруг набух там, явно переполняя центр силы, находившийся в интересном месте. И хоп!… негромкий хлопок, и чудовище буквально разорвало на две части; и взрыв начался именно там, где закончил свой путь луч.

В мир вернулись звуки; в основном издаваемые людьми – крики, стоны, даже какой-то почти нечеловеческий вой. А звери замерли, явно ощутив утрату. А я уже заполнял энергией второй ножик – тот, что поменьше. Как уже понял, в этом случае размер не имел никакого значения. Имело место количество «солнечной» энергии, перекаченное в зверя, и тот ее объем, который он мог вместить в себя без летального исхода.

Второй зверь издох, так и не тронувшись с места. А вот третий побегал, поуворачивался от самого крупного клинка. Бесполезно, конечно. От ракеты с самонаводящейся головкой он еще мог увернуться, а от моего ножика… Это я так себя похвалил – когда понял, что открыл для толпы путь для спасения. Конечно, не всем дано было избегнуть ужасной смерти, но если они сейчас рассыплются, и бросятся в лес. Эта мысль пришла не только в мою голову. Кто-то внизу сообразил, даже не обладая панорамным видением с высоты второго этажа:

– Бегом! Бегом, твою мать!! Все бегом, врассыпную!!

Через секунду уже я готов был крикнуть – с прямо противоположной командой. Потому что кошмары сегодняшнего дня не кончились. Эти пять зверушек, успевшие натворить кровавых дел, были, наверное, детенышами – сыночками и дочками той твари, что выступила из-за ближнего к поляне дуба. В этом звероящере было ровно в два раза больше метров; минимум восемь. И пасть у него была. Он ее сразу и продемонстрировал, распахнув так, что в нее вместилась крыша «Лендерузера»; среднего из трех, если что. Потряс зверь своей башкой, уже подняв многотонный автомобиль на высоту собственного веса. Во все стороны полетели какие-то запчасти от японской машины; наконец, и вся она – то, что осталось – улетела в лес, грохнув там громко и обидчиво. А монстр, открыв себе путь к наступлению, поднял голову к небу, и заревел так мощно и торжествующе, что меня буквально отнесло к противоположной стороне этажа, едва не выкинув наружу. А остановился я у того самого столика, где мы, наверное, пили бы чай с кофе, не встреться на пути Земли злосчастный метеорит.

– С конфетами и свадебным тортом, – машинально отметил я, глянув на огромный, сантиметров восьмидесяти в диаметре, поднос; как бы не из чистого серебра, – весит он, кстати немало. И размерами – как раз под шею «папашки» обезьяньего. Ну, или «мамашки». Доброшу? Доброшу!

На пути к окну – единственному без стекол – я напитывал поднос энергией. Так усердно, что моя собственная «светимость» заметно просела. Не до нуля, конечно – еще же наводящий луч надо было обеспечить. Еще я заметил, что стало холодно. Очень холодно, до дрожи. Сообразил – холодно было и раньше, но вот этот солнечный свет изнутри подогревал. А сейчас, когда он почти закончился, только и оставалось, что греться от нестерпимо ярко блиставшего подноса. Ладоням, кстати было тепло, даже жарко. Так что весь я дрожал, а руки послали вперед необычный снаряд вполне уверенно.

Зверь, наверное, так и не понял, что поразило его. Он так и стоял, с гордо поднятой головой хозяина окрестных лесов. Так и помер – только уже без головы. Размерчик подошел – только-только. Поднос смахнул страшную башку, как горячий нож масло, и полетел дальше, так же неторопливо, сверкая маленьким солнцем. И ткнулся в ствол дуба, и отлетел от него, по-прежнему полыхая – когда я моргал в нужный раз. А ящер еще постоял, и упал, не разорвавшись, как три других. И что-то там внутри светилось у него по-прежнему.

Но мне, если честно, уже было не до зверей. Я бы, наверное, не стал даже убегать – появись тут один из двух оставшихся в живых монстров. Вру, конечно; убегал бы из последних сил, уползал бы. Только вот сил этих осталось очень мало. Меня всего колотило – и от возбуждения, и от холода; от владимирского апрельского тепла тут ничего не осталось. Скорее снаружи был октябрь, если не ноябрь. И дождь, кажется, начал моросить – благо, я был под крышей. А еще жутко хотелось есть. Нет, не есть – жрать! Желудок сводило так, словно он уже начал есть самого себя. И я, конечно же, вспомнил про столы, накрытые внизу. К которым, скорее всего, никто так и не притронулся.

Как метнулся вниз, и оказался за столом, который удобно приткнулся в самом углу, я так и не понял. Ощутил себя уже в сознании, когда кто-то подергал меня за рукав. Я отмахнулся, выдернув руку, и закинув ею последнего запеченного перепела, что громоздились недавно на блюде посреди стола. Ел я их вместе с костями, хрустя, чуть не проглатывая целиком. И запивал клюквенным морсом прямо из графина. Только пошарив по пустому блюду, и оглядев стол, на котором ни одного блюда не осталось не тронутым, я поднял голову. Рядом стоял тезка, Михаил. Лицо его было уставшим и каким-то потерянным. И в то же время взгляд его выражал безмерное изумление и даже восторг – так он, очевидно, оценивал мой аппетит. А я что – лишь пожал плечами, и ухватил со стола еще что-то; уже фруктовое.

– Ну, ты и жрать! – покачал он головой укоризненно; явно хотел добавить: «Как в тебя лезет в такое время?», – но сдержался, продолжил, – там какие-то местные появились. Двух зверушек умотали какими-то сетями. Хрен знает как у них получилось. Наверное, надо выйти, познакомиться.

– Ага, – выразил я сомнение полным ртом, – познакомимся, а потом в кутузке окажемся местной. Для разбирательства. А будут там кормить? И чем? И когда? А я последний раз ел вчера вечером.

Лицо Михаила стало задумчивым. Мое тоже – но уже изнутри. Меня уже не тряс колотун, и я мог соображать более-менее продуктивно:

– Ну, местные; ну поймали. Сейчас начнутся разборки – кто остальных завалил? А может, я в чью-то охоту влез ненароком. Трех зверушек попортил бесповоротно. Да еще неизвестно что насчет моих подвигов скажут. Или не скажут, а сделают. Сдается мне, что в мире с такими монстрами лучше не высовываться. Лучше слиться в общую массу. Так что прав Миша – идем в народ.

Последнее я и сообщил тезке. Он пошел впереди, закрывая меня своей широкой грудью; или спиной, на которую я пока пялился. Так, в колонну по одному, мы и вышли наружу, под серое неласковое небо, пока прекратившее одарять землю и людей дождем. И уткнулись, или растворились в толпе, прижавшейся к стенам ресторана. Почему никто не вошел внутрь? Не знаю. Боялись, наверное, монстров, которые сейчас негромко поскуливали, стянутые в неопрятные комки чешуйчатой брони, где с уверенностью можно было различить разве что головы с сомкнутыми пастями. Где были руки, а где ноги – непонятно. Вот задницы – это да. Там по прежнему «горели» пока негасимым огнем неведомые железы, аккумулировавшие магическую энергию. Михаил шагнул влево, я направо. Меня словно потянуло туда что-то. Или кто-то.

– Ну, наконец-то, – выдохнул я, притиснувшись к стене, и спрятавшись тем самым за не такой высокой, как Михаил, женщиной. Той самой красавицей, что развела меня недавно на первый поцелуй.

– Галочка, кажется. Что-то она уже на меня не реагирует никак. Ну, и ладно. О чем это я раньше? Ага – вот я и сказал: «Магия». Верю я своим глазам? Честно скажу: «Не верю!». Хоть и не Станиславский. Потому придумаю себе сказочку. Вот лежу я сейчас на больничной койке, весь обколотый обезболивающими и успокоительными, и редко-редко открываю глаза. А рядом сестричка – вот она, Галочка-красавица. А потом снова проваливаюсь в сон; вот этот самый. Жутко страшный. Но интересный, если исходить из того, что это все-таки галлюцинация. Из этого и будем исходить. Получать удовольствие. Если получится.

Вокруг действительно сновали местные. Охотники – судя по костюмам и оружию, представленному луками со стрелами, короткими копьями и топорами. Другие, одетые скорее как средневековые солдаты, стояли полукругом – как раньше трое зверей. У них и копья, тупые концы которых они уперли в землю, были подлиннее; и мечи наличествовали – у каждого. А у некоторых и арбалеты в руках были… в нашу сторону нацеленные. Я в средневековой истории был не силен; реконструкторы… ни одного даже знакомого не было, а по редким прочитанным книгам про попаданцев судить о воинах, и их предводителе глупо.

– Ага – тут и конница есть!

Цепь конных воинов была реже. Но и выглядела внушительней. Вся в железе; частично даже лошади. Словно на войну собрались. Хотя тут самая настоящая битва недавно прошла. С моим участием. И кто из нее в итоге вышел победителем? Пока непонятно. Но точно не те, кого сейчас стаскивают волоком к опушке, отдельно от окровавленных кусков звериного мяса. Тел там было многовато – я явно пропустил часть кровавого пиршества звероящеров; пока сам насыщался.

Командир стоял там, где концентрация солдат была самой высокой – между автомобилями, но ближе, чем туша упавшего зверя-переростка. Чем был примечателен? Для меня – прежде всего тем, что изнутри он светился заметным красным пламенем. Словно его поджаривали под кожей. Никаких заметных неудобств он при этом не испытывал, что было неудивительным. Я и сам – когда светился намного ярче – только кайфовал от этого. Рядом – чуть правее и сзади – стоял еще один «маг». Этот светился поярче, но так, словно его облили чернилами. Тоже изнутри. Самыми обычными, фиолетовыми.

– Этот не воин, – решил я, – колдун местный, наверное. Мантии, конечно, нет. И костюм вроде обычный, цивильный. Но вот несет от него чем-то профессорским, ученым. Как от нашего дрища-очкарика. Интересно – жив он? Надо же – жив! И совсем рядом. А самое интересное – тоже чернильная душа. Светится фиолетовым изнутри даже ярче, чем местный. Но есть и отличия. Местный внутри послабже. А снаружи буквально полыхает чистым светом – сантиметров на двадцать вокруг тела. Как будто защитным коконом окутался. И свет этот, такой же чистый, как мой, истекает из какой-то штуковины, спрятанной под курткой.

– А еще кто? – я с трудом оторвал взгляд от этого предмета; явно магического, и немалой силы, – ух, ты – тут что, Зазеркалье? И у нас Красный!

Так я обозвал коренастого мужика; пожилого, с властным лицом. Нашего, из Владимира, стоящего рядом с бабулей, невестой и Катенькой. Явно отец и дед; из областной администрации. Эта группа притулилась у стены с самого края, подчеркнуто отдельно. Бабуля по-прежнему полыхала чернотой, а из Катюши медленно истекала зелень; как я понял, благоприобретенная, от меня. Кто еще?

С другой стороны от дверей были еще двое «цветных». Крупный мужик в высоком белоснежном колпаке; явно шеф-повар «Панорамы». В его облике не было ничего звериного, но светился он почему-то точь-в-точь, как звероящеры. Ровным желтым цветом. Рядом стоял тот самый здоровяк, которого я принял за блатного. Почему-то подумал, что это именно он командовал, подгоняя толпу в лес. И был он, скорее, все-таки военным. Но каким-то хитрым, прятавшим свою истинную ипостась. Вот сейчас он на блатного совсем не походил. И зыркал из-под мохнатых бровей, явно оценивая воинскую выучку местной армии. Этот ровно «горел» оранжевым.

– Ага – еще одного пропустил. И немудрено, такого заметить.

Еще одним «цветным» был действительно цветной. Негр. Тоже в живых оказался. Он едва светился зеленым. На фоне темно-серой кожи оттенок был почти незаметен. С непривычки можно было даже предположить, что его просто мутит до зеленого состояния от вида крови и еще парящей плоти разумных и неразумных созданий, которая покрывала поляну. Но нет – у меня глаз был уже наметанный. Зелень эта из одного порядка с остальными. А поскольку его я за грудь не лапал, и по роже от него не получал, значит, что? Окрас этот естественный, природный. Что бы это не означало.

– Ну, и когда начнем? Мерзнет ведь народ.

Я после плотного обеда уже не дрожал; чувствовал себя вполне комфортно; в плане состояния физического тела. А вот Галочку впереди трясло, пожалуй, даже сильнее, чем меня наверху после эпичной битвы. И я не выдержал, распахнул куртку, и обнял женщину, попытавшись запахнуть замшевые половинки уже на двоих. И Галина послушно прильнула ко мне, даже не обернувшись. Может, она успела сделать это раньше, пока я разглядывал «магов»? Мои действия, как оказалось, не остались незамеченными. Нет – местным на нас с Галочкой было пофиг, а вот с самого края нашего неоднородного строя, от семьи чиновника, фамилию которого я так и не узнал, донеслось громкое возмущенное фырканье.

– И кто это у нас такая глазастенькая? Кто бы мог подумать – Катенька. Ну, да ладно – не привыкать. Переживем.

Я чуть отвлекся, осознав, что руки, которыми я сейчас обнимал женщину, обхватив ее под грудью уверенного третьего размера, опять светятся. Совсем чуть-чуть, но все же. И – что интересно – это свечение перетекает и на Галину. А после того, как я потянул эту энергию в себя (точно так же, как прежде, с экраном наверху), она опять ощутимо задрожала.

– Расслабься, и получай удовольствие, – приказал я себе, ну и Галочке заодно, чуть слышно; свет опять перетек на женщину, прижавшую меня к стене с нешуточной силой.

Галина, если и расслышала мой шепот, отреагировала совсем не на него. Она, как и практически все остальные, а значит, и я, посмотрели на дверь. Оттуда под конвоем местной стражи выводили персонал. Ресторана, естественно. Видимо, появиться пред ясные очи чиновника и жениха с невестой было позволено лишь главному кухонному кудеснику.

– Ну и молодцы, – прокомментировал я, – иначе лежали бы сейчас вон там, на опушке.

Эту группу неслабыми такими тычками прогнали мимо нас, расположив у стеночки компактной группой так, что ни Катеньки, ни ее родственников я больше не видел.

– Ну, и слава богу, – чуть не перекрестился я, вспомнив опять бабулю.