Дома мы не нужны. Книга седьмая. И все-таки она вертится!

В устах полковника Кудрявцева словосочетание: «Запомни мои слова», – прозвучали пророчеством. И вот сейчас это пророчество сбывалось…

Алексей Александрович, конечно же, заметил, что лицо полковника Кудрявцева, вернувшегося из похода в Цитадель, скрывало за обычной невозмутимостью какую-то тайну. Больше того – добрую иронию, которой командир не спешил поделиться. Сунувшегося к нему Анатолия полковник одернул; не строго, но достаточно решительно. Так, что бывший тракторист послушно вернулся на свое место за рулем «Варяга», и круто вывернул его (руль), направляя верный внедорожник от Цитадели – по своему следу, который, впрочем, на идеально ровной и чистой поверхности необозримой площадки разглядеть было проблематично.

– Но это для меня, непрофессионала, – не стал утруждать зрения Алексей Александрович, – а Толик; тем более Александр Николаевич что-то видят. А скорее, Никитин просто рулит прямо на солнце; так же, как недавно мы подкрадывались к Цитадели, догоняя свою тень.

Теперь «Варяг» мчался, выжимая из двигателей максимум мощности, что таилась в них. А было этой мощности…

– Еще и нетерпения, – усмехнулся профессор, – ощущая, как в его груди подобное чувство расцветает буйным цветом, и грозит вырваться наружу.

Как у Анатолия, и Бори Левина со Светланой, которые подпирали своими могучими плечами железные косяки дверной коробки, что вела в салон, и сейчас была настежь открыта. Кудрявцев это ожидание, конечно же, ощущал. Но на безмолвные вопросы, что застыли в глазах товарищей, лишь загадочно усмехался; потом, через полтора часа беспрерывной гонки, в которой он изображал сон человека, уставшего от долгого подъема и спуска по бесчисленным ступеням твердыни («Конечно же, притворяется, – решил сидевший рядом Романов, прислушиваясь в ровному дыханию командира, – хотя кто его знает?!»), полковник, наконец, смилостивился. Он глубоко вздохнул, открывая глаза; картинно зевнул, даже не попытавшись прикрыть рот ладонью, и заявил:

– Расскажу все. Но чуть попозже – в более комфортных условиях.

– Каких?! – невольно вылетело из самого нутра профессора.

Командир хитро улыбнулся, а потом, сложив правую руку козырьком над глазами – словно далекое солнце, точно на которое правил Никитин, могло обжечь своими лучами сквозь огромное лобовое стекло-хамелеон «Варяга» – ткнул перед собой левой:

– Вон там!

Профессор едва не вскрикнул; Анатолий рядом не выдержал, и коротко матюгнулся. И было отчего! Прямо по курсу на гладкое поле опускался огромный, сверкающий на солнце шар.

– Это уже не площадка, а степь, – поправил его Кудрявцев, словно прочитавший его мысль, – как мы лихо назад промчались. Молодец, Анатолий!

Тракторист выпрямился в сидении, явно гордый нечастой похвалой командира. Но глаз от неведомого объекта он не спускал; а потом притормозил – у самого края площадки; там, где ее серая несокрушимая поверхность сменялась буйными красками трав мандаринового цвета разной степени насыщенности.

– Пожалуй, – Алексей Александрович невольно обратил общее внимание на это буйство, – она тут растет всегда; не зная ни зимы, ни весны с осенью. Мир вечного лета – вот куда мы попали.

Он еще и погордился собой: впереди уже утвердился на мощных коленчатых «ногах» летающий объект из фильмов о пришельцах, а он позволяет себе отвлечься на что-то постороннее, привычное. Анатолий проворчал что-то невнятное, явно намекая на то, что профессор сейчас озвучил очевидное, и не раз обсужденное. А Кудрявцев с другой стороны от Романова рассмеялся совсем по другой причине.

– Вот тут ты ошибаешься, Алексей Александрович, – сказал он, явно позволяя экипажу «Варяга» свыкнуться с фантастической картинкой, – мы просто не доехали до мест, где навсегда задержались милые твоему сердцу весна и осень; и зима тоже. Последняя – я так полагаю – начинается там, где до поверхности земли не достают даже отблески солнца. А вот эти ребята (он опять ткнул рукой перед собой), как раз прилетели из мест, где никогда не кончается дождь. Могу попросить их, Алексей Александрович, взять тебя с собой. Оценишь, где жизнь проще и комфортней – в нашей степи, или в болотах, где хватает своих чудищ.

– Ну, наших летающих монстров, да подземных червяков никто не переплюнет по части кровожадности! – с оттенком гордости воскликнул тракторист.

– Не скажи, Анатолий, – помрачнел командир, – рули прямо на этот «шарик», там тебе расскажут, какие твари водятся… водились в местных болотах. А есть ведь места, о которых мы пока ничего не знаем.

– И куда нам придется идти в разведку! – догадался Романов.

– Да, – кивнул командир, – или на помощь…

Шар, между тем, занимал уже весь горизонт, поражая своими гигантскими размерами.

– Пожалуй, он повыше Цитадели будет, – Никитин махнул рукой назад, не оборачиваясь.

– Выше, – подтвердил командир, на лице которого окончательно утвердилась чуть ироничная улыбка, – Цитадель высотой чуть больше семисот метров. Проверено… вот этими ногами.

Он хлопнул рукой по бедру, и продолжил:

– А этот «шарик» в диаметре чуть больше километра четырехсот метров. Тебе, Анатолий, ни о чем это число не говорит?

Раньше – год назад, в самом начале их беспримерной эпопеи – профессор Романов обиделся бы на это заявление. Может, даже вслух: «Почему это вы, товарищ полковник, с такими вопросами обращаетесь к простому трактористу, а не, к примеру, к профессору, который большую часть своей научной жизни занимался как раз систематизацией знаний? Пусть филологических, но все же!». Теперь же Алексей Александрович, не раз уязвленный, а позже просто пораженный остротой ума Анатолия; той самой смекалкой, о которой говорил почти забытый Михаил Задорнов, повернулся к водителю с ожиданием очередного, быть может, парадоксального вывода. И Никитин оправдал его ожидание.

– Точно! – воскликнул он, в то время, как «Варяг» замедлился почти до критической скорости – прежде чем «нырнуть» в тень, отбрасываемую неопознанным (пока) летающим объектом, – если бы мы с вами, товарищ полковник, задумали поместить в шар наш город, он был бы вот таких размеров. Не больше, и не меньше.

– Действительно, в точку, – рассмеялся командир, не обращая внимания на «мы с вами» тракториста, – в этом шарике как раз город и расположен.

– Наш город?! – вскричал водитель, возбужденно делясь еще одной догадкой, – наша копия?!

– Ну, кто здесь чья копия, пожалуй, даже ты, Анатолий, не разберешь. Сейчас поднимемся, и оценим.

В сплошной поверхности шара вдруг проявилось темное пятно, которое практически мгновенно обернулось проемом прямоугольной формы. От него вниз протянулась аппарель, глубоко вонзившаяся в землю. «Варяг» осторожно заехал на эту дорогу, ведущую в неведомое. Внутри внедорожник с экипажем ждала поначалу большое, но совершенно пустое помещение. И опять тракторист блеснул догадливостью, опередив тугие струи воды, что вдруг набросились на «Варяг» со всех сторон; даже под днищем:

– Карантин, – торжественно объявил Анатолий, – минут пять можете отдыхать. Оправиться, или как там еще.

Он подмигнул профессору, и продолжил громче – так, что его насмешливые слова вполне могли достичь башни:

– Ну, или губки подкрасить. Это я тебе, Ирина Батьковна, говорю. Сдается мне, что скоро ты познакомишься сама с собой: точнее, с той, с кем уже говорила по рации. Не забыла?

Ильина не ответила; не только потому, что согласно Устава сейчас была обязана все внимание обращать на свой сектор наблюдения. Прежде всего потому, что не успела; раньше скомандовал полковник Кудрявцев:

– Пожалуй, и нам надо душ принять.

Это было командой; для всех без исключения. Тут и профессору не надо было объяснять – он такую картинку уже видел; когда в их родной Город явились гости-аборигены. И вот уже тугие водяные струи скорее ласково, чем безжалостно, окатывают гостей этого города.

– Это ощущение не случайно, – понял вдруг Алексей Александрович, – нас тут действительно ждут; нам тут рады! Вот он, например.

Водяной ливень, запах которого – острый, чуть пахнувший дезинфекцией – каким-то чудом пробивался сквозь камуфляж разведчиков, сменился не менее тугими струями теплого воздуха. А последние – беззвучным открыванием дверей и улыбающейся физиономией полковника Кудрявцева. Командир, вошедший в уже сухое помещение, отличался от стянувшего с головы шлем двойника лишь этим самым шлемом. Встань они рядом, и профессор…

– Нет, – все же признал он, – это не наш командир. Несколько месяцев, что эти два полковника провели в разных условиях, если не сказать, мирах, изменили их. У не нашего, пожалуй, глубже морщины у губ, глаза смотрят как-то… печально, что ли?

– Ну, здравствуйте, земляки.

Полковник шагнул вперед; перед ним оказался Толик Никитин, который почему-то издал какой-то невразумительный звук, и скакнул за спину своего командира, уже там продолжив бормотать что-то об эффекте бабочки, о схлопывающемся пространстве, и о… Профессор было усмехнулся, вспомнив, как тракторист бесстрашно шагнул в объятия своей копии из племени русов. Но то трактористы, а теперь в помещении было два командира! И два профессора Романова!!

Следом за полковником Кудрявцевым вошел второй профессор, тоже замерший в ступоре. Через пару долгих минут Алексея Александровича отпустило; он шагнул вперед с протянутой для рукопожатия ладонью и облегченным вздохом. Еще и потому, что в лице своей копии тоже разглядел вполне заметные различия. В том числе такие же скорбные морщинки.

– Ну что ж, – нарушил долгое молчание хозяин, полковник Кудрявцев-второй (своего командира Алексей Александрович решил называть первым), – давайте-ка знакомиться по-нашему, по-русски.

– За столом! – дуэтом воскликнули Толик Никитин и… второй Толик, которого ошарашенный профессор только что заметил.

– Правильно, – улыбнулся полковник, – посмотрим, чем сегодня нас Зинаида Сергеевна удивит.

Такое знакомое имя вызвало улыбки; прежде всего у Анатолия. «Нашего», – отметил профессор. Улыбка второго тракториста была бледной копией.

– Только уговор, – предупредил гостей полковник-второй, – в ее присутствии никаких шуточек. Особенно насчет доктора Брауна.

– Почему? – вырвалось все у того же Никитина.

– Потому что нет у нас больше доктора, – вздохнул Кудрявцев, – выпили.