Все цвета радуги. Книга вторая: Большая Степь

Ир Этринский оглянулся, словно спрашивая взглядом у уль Раззака: «Справишься, уважаемый?!». Искусник ожидаемо кивнул с энтузиазмом. Даже не пытался скрыть своего волнения – не каждый день появляется возможность прикоснуться собственными руками к новому в Искусстве, неизведанному. Именно так расшифровал младший герцог едва заметную дрожь руки, защищенной перчаткой из волокон даба. О том, что каждый искусник подобного ранга имеет при себе дежурную пару таких вот перчаток, ир Этринскому было известно; Постигающие, к тому же, еще и целые коллекции амулетов и кристаллов при себе носили. И Валлам их понимал. Сам был таким, помешанным на собственной безопасности. Корабль, его «Этрия», был тому доказательством. Сейчас на палубе царил полдень, хотя на недалекий отсюда порт давно опустилась ночная тьма. Где-то там, в скоплениях огоньков, буйно кружила жизнь; рекой лилось дешевое вино и разбивались бутыли о пьяные головы. Но ни об одну из тех – был уверен Глава Тихой стражи – которые сейчас впитывали информацию, чтобы донести ее до него. Они, его «глаза», сейчас могли смотреть и на рейд, но «Итрию» мог рассмотреть только самый зоркий глаз. Ну, или вооруженный магическим амулетом, способным передавать обычному зрению картинку и этого света, залившего сейчас пространство, в котором замер корабль, и тончайшую сеть заклинания, не позволявшего им, лучам света, вырываться наружу, и другие паутинки самых разных цветов радуги – отвечавшие за физическую и магическую защиту, и за то, чтобы незамеченным не пробралось к судну ни одно существо, превышавшее размерами крысу.

Уль Раззак завел свою «песнь» – уже над головой Тана, в которую ир Этринский решил подселить еще одно сознание.

– Оно там будет не первым, – краем сознания размышлял Глава, основную часть его направляя на действия Разумника, – больше только у Эмрела. Но у него, так сказать, склад, которым я когда-нибудь воспользуюсь. Кажется, началось.

Некоторую досаду вызывал тот факт, что его последняя Тень какое-то время будет небоеспособен. Но это можно было стерпеть; представить себе, что кто-то в здравом уме осмелится напасть на Главу Тихой стражи, а сейчас и Руку самого императора, было просто невозможно. Но на случай этой «невозможности» были и вот эта «Этрия», и амулеты, и другая охрана. Да и сам младший герцог в бытность его старшим стражником был бойцом не из последних. Не таким, конечно, как те же Кан с Кардомом, ну, так они еще и искусники огненные неслабые.

– Был неслабым, – вспомнил другую Тень младший герцог, поморщившись, – кто же тебя сумел подловить? Может Эмрел? Тогда что – мальчик начал свою игру? Решил, что с золотом и артефактами графа Мерского он может обойтись без стражи и ее Главы? Или Кардом попал в ловушку? И этот парень, раб, что лежит сейчас на палубе – пустышка; точнее, приманка, на которую должна клюнуть жирная рыба? Кто – я?!

Тяжелый взгляд остановился на несчастном рабе, и тот словно почувствовал чужое внимание; загугукал, и попытался встать на колени. Ничего у него не получилось. Для самого ир Этринского нового в этой картине не было. Он видел в таком состоянии и графа Мерского, и искусника уль Дениза, и свою бывшую женщину, Эльжбет.

– Не бывшую, – самодовольно ухмыльнулся он, – эта «малышка» не умерла, как о том думают все причастные к этой тайне. Даже Эмрел, который нанес ей роковой удар. Как он думает. Нет – она уже научилась ходить, улыбается, когда видит меня, и никакой «Мерский» не обнаружит теперь мою живую игрушку. А вы смотрите, впечатляйтесь.

Он повернулся к искусникам, разглядывая теперь, как по-разному они воспринимают парня, впавшего в младенчество.

– Может, представляют себя на его месте. Вон, как Зеленый кривит свои губы. А это что?!!

Он обернулся на страшный хрип своей Тени. Кардом стоял, покачиваясь и дико вращая глазами. Его взгляд метался между ним, хозяином и небом – словно Тень примерялся к чему-то там. Наконец, взгляд его остановился – на лице хозяина. Его собственное стало виноватым, а потом решительным. Вперед протянулась ладонь, от которой ир Этринский в ужасе отшатнулся. Точнее, не от самой ладони, а от крупной горошины красного цвета. Эта багровая краснота словно рвалась наружу из-под тонкой оболочки, которую – знал младший герцог – только стоило лизнуть…

Рука Тени не дрогнула, когда направляла страшную горошину в рот. Лицо его стало меняться – словно таяло внутри, сминаясь под кожей и превращая человеческий облик во что-то ужасное. И все тело – к которому рванулся с вполне очевидной попыткой помочь Зеленый искусник – тоже.

Ир Этринский успел, перехватил Постигающего за плечо, и отбросил его назад, уронив его телом на палубу еще пару искусников. А сам зашипел-закричал в пол голоса, но так, что услышали все вокруг; может, этот негромкий вопль даже сквозь паутину заклятий прорвался – столько в нем было энергии:

– Не сметь, не подходить! Это амулет с ядом Большой змеи Запретного Леса.

За спиной все замерло; лишь несколько шумных всплесков – у кого-то из моряков не выдержали нервы, и несколько человек спрыгнули в воду. И немудрено! Страх перед самым сильным, не поддающемуся лечению ядом этого мира был столь велик, что даже сам младший герцог решил – ему придется менять корабль.

Его обтекли две тени, двигающиеся настолько слаженно и стремительно, что невольно возникала мысль – эти двое Постигающих давно работают в паре.

– Ну, или специально тренировались для этой поездки, – решил герцог, не сходя с места – чтобы даже малейшая частица воздуха, стронутая его движением, не зацепилась за его одежду, или, что во сто раз страшнее, за открытой участок тела, – хотя разницы особой нет – результат будет один.

А искусники – Голубой воздушник, и Оранжевый огневик действовали с бесстрастными лицами, словно у них в запасе было еще по одной жизни. Всего несколько движений, и внутри высокого и незаметного глазу цилиндра, который своими обводами заключил в себя тело Тени, бушует пламя, от которого сам Глава инстинктивно отшатнулся, хотя самого жара и не почувствовал. Он так и замер, рядом с двумя Постигающими, и отмер только, когда цилиндр опустел, и воздушник махнул рукой, развеивая его. А сам Глава, для проверки, машинально зашвырнул на черное пятно, которое возникло на палубе, тело раба, который тоже пытался отползти подальше от этого яркого столба. Тот теперь заревел в полный голос, явно отбив себе конечности, на которые упал. И это было жутко, но никто не решился войти в этот черный круг и заткнуть ему рот. Но решение было – его озвучил уль Раззак.

– Я бы, на всякий случай, сжег и это тело тоже, – посоветовал он не очень решительно.

– Нет, – отрезал ир Этринский, – он нам еще пригодится.

«Нам», означало «мне», и это, наверное, хорошо поняли остальные. Но возразить посмел лишь Оранжевый, который сейчас в какой-то мере чувствовал себя героем. Правда, его протест не был связан с жалким рабом. Он повернулся к младшему герцогу, изобразив на лице гнев. Впрочем, наткнувшись взглядом на Главу, глядевшего на него с явным интересом; чуть ли не ждущего, когда кто-нибудь осмелится предъявить претензии (вполне обоснованные, кстати), обрушился все-таки этим гневом как-то неубедительно, жалко:

– Применение в империи яда Большой змеи запрещено. Равно как владение, хранение, покупку и продажу. За все это одна кара – смерть.

– Ну, Кардом ее уже нашел, – криво усмехнулся ир Этринский, констатируя факт скорее для себя, чем для добровольного обвинителя, – вопрос – зачем он это сделал? Или почему? Что такого он узнал вон от этого?

Очевидно, что этот вопрос волновал остальных не меньше, чем его самого. Но ответа на него не было ни у кого. А, нет – вон, Фиолетовый тянет руку, привлекая внимание.

– Он…, – начал уль Раззак.

– Кардом, – подсказал младший герцог.

– Да, – кивнул в благодарности искусник, – Кардом. Он был как-то связан с собой, твоя милость?

Ир Этринский, сделав внушительную паузу, все же кивнул:

– Да, уважаемый уль Раззак, он был моим кровником. Смертным.

Лица искусников опять вытянулись. В факте, который озвучил Глава Тихой службы, не было ничего предосудительного, противозаконного. Только вот даже примерить на себе шкуру человека, добровольно отдавшего право распоряжаться жизнью другому; фактически в рабство без права освобождения, было страшно. Лишь уль Раззак стоял со ждущим лицом. Которое вдруг начало вытягиваться в понимании, а потом в заметном ужасе. Ну, может, это было сказано слишком громко, но на раба, ползающего по пятну, он глянул с заметной опаской.

– У меня есть лишь одно объяснение, – заявил он осторожно, – тому, что сотворил с собой…

– Кардом! – еще раз подсказал в нетерпении младший герцог.

– Так вот, – продолжил Фиолетовый, – этот человек спасал тебя, твоя милость.

– От чего меня надо спасать? – Глава даже подбородок вздернул повыше, словно показывая, что единственный, кто может что-то сделать с ним, это император; Рукой которого он сейчас является.

А уль Раззак словно услышал его последнюю мысль.

– Даже над императором нависнет меч закона, если в его крови обнаружится хоть капля Черного Искусства.

Да, это было прописано в своде законов, который больше двух тысячелетий назад подписал Золтан Первый. Ни одного императора с тех пор это не коснулось.

– А меня? – невольно вздрогнул ир Этринский.

Искусники как-то незаметно начали отодвигаться от него. Кроме Фиолетового. Салам уль Раззак стоял расслабленным, даже чуть улыбался. И разглядывал с высоты своего роста раба-младенца – словно жука, которого собирался разобрать на органы. Он и заявил, явно успокаивая всех:

– Ну, про Темное Искусство здесь пока никто не доказал. И Кардому (запомнил-таки!) могло просто почудиться. Одно из воспоминаний этого… э.э.э… человека, – он совершенно бесстрашно пнул ногой раба, все же ухитрившегося встать на колени, а сейчас завалившегося обратно на бок, – но если завтра граф Вилим дум Гарский заявит права на этого раба, то…

Теперь даже Оранжевый не посмел возразить, хотя – как уже давно понял ир Этринский – этим двум Постигающим в отношении графа дум Гарского их Главы поставили совершенно разные задачи. Скорее всего, прямо противоположные. Вот только…

– А если этот раб не Черный?

Сомнение на этот раз высказал Синий, искусник Воды. Сам Глава склонялся все же в пользу уль Раззака. Потому что знал многое, если не все о недавних событиях в Лесу, о Черной искуснице, убитой там, и о ее силе, которой не смог противостоять даже такой опытный Ищущий, как Данир уль Масхи.

– Ну, не таким уж он могучим искусником был, – вспомнил ир Этринский единственную встречу с уль Масхи, – а зачем он, все-таки, поперся в Запретный Лес? Нет, не так – почему Эмрел отпустил его туда? Или он действительно ведет свою игру? Завтра же. Да – завтра надо его увидеть. А пока…

Пока же улыбнувшийся еще шире младший герцог предложил самому Синему проверить; убедиться в том, что рассуждения Фиолетового искусника ничего не стоят. Или, напротив, единственно верные. Потом повернулся к остальным, но все заслонились отвергающими жестами. И младший герцог их понял. Все просто. Если кто-то из них определит в рабе Черного искусника, Рука императора обязан – по все тем же законам первого Золтана – уничтожить его на месте. Не среагируют – та же мера наказания уже для него. Но такое представление откладывается. Точнее, переносится – во дворец графа Вилима дум Гарского. Даже Оранжевый, кажется, в нетерпении. Хотя ему, как раз, сейчас бы выйти, и достать артефакты… не вышел. А сам Черный… Да ничего он сейчас не может. Ни сейчас, ни в ближайшее время, пока не войдет в разум. Да и ошейник…

Ир Этринский еще и посильнее заинтересовать искусников решил:

– На ваш суд, уважаемые. Завтра вы сами отведете… или отнесете вот это, – он ткнул в раба, как в пустое место на палубе, – в замок. Без меня. Сами огласите приговор, и сами его приведете в исполнение. Я, младший герцог Валлам ир Этринский, Рука императора Золтана Двенадцатого, приму любое ваше решение.

Глава 4. Гара, река и столица графства. Барон ван Столбов

– Барон я, барон – чего оглядываетесь?

Прохожие на улице Внешнего города не просто оглядывались на меня, гордо восседающего на Вороне. Некоторые кланялись; другие демонстративно отворачивались. Наверное, плевались потом вслед. Не наверное – точно плевались, и проклятия вслед посылали. Негромко, чтобы я не услышал, да не повернул лошадку, чтобы огреть плеткой, или даже саблей.

– Ну, плетки у меня как раз нет, – улыбнулся я, – и сабель не видно. А все слышу и вижу, даже не оборачиваясь – спасибо Эмрелу. Но поворачивать придется. Вместе с конем. Потому что это не разведка получается, а демонстрация самого себя. Смотрите, люди – барон Михаил ван Столбов собственной персоной едет в порт, встречать корабль Главы Тихой стражи, младшего герцога Валлама ир Этринского. Язык сломаешь, пока представишь. Неужели так и представляют на приемах? Ага – еще и длинней. Теперь еще и про Руку императора забывать нельзя. А я не гордый; тебя, уважаемый, как попроще называть буду. Просто герцог – годится? Других герцогов, кажется, на горизонте не видно. Если только вот этот парочку с собой не прихватил. Но тогда одним кораблем точно не обошлось бы. Итак, решено. Придется пока отменить разведку.