– Ну, и что? – повторил он в нетерпении, пока Онтен в изумлении таращился на него.
Очевидно, что даже для него стало некоторым шоком такое поведение наследника, безразличие к судьбе ближайшей кровной родственницы.
– На этот счет есть четкое указание вашего отца, господин, – псион чуть обозначил головой поклон, – бросить все, и принять все меры к поиску и спасению наследницы.
– Вот, я уже и не наследник, – с каким-то весельем отреагировал аграф на его слова, – и что мне теперь делать? Нет, не так – зачем меня оторвали из-за этого? Хотя, конечно, то, что не приходится сидеть на скучном собрании – это здорово. Это просто здорово!
Увы – пришлось сидеть в другом месте, не менее скучном. В рубке крейсера, рядом с кошмарной головой живого искина.
– Потому, – размеренно объяснил ему псион, – что мы сейчас нарушим установленный ордер общего построения кораблей. Никто, конечно, слова не скажет наследнику клана…
– Вот, я и опять наследник, – совсем не обрадовался этому Гамадриель.
– Но нужно, чтобы все видели – решение исходит именно от вас, господин, – еще раз поклонился Онтен; уже глубже, – ваш отец одобрил бы такое поведение.
– Ну, что ж, – чуть капризно протянул аграф, – раз отец одобряет, значит, я посижу здесь. Только пусть мне принесут туда поесть… нет! Не надо (это он вспомнил про голову искина)! Вина, и побольше.
– Будет исполнено, как скажет господин, – поклон псиона опять стал едва заметным.
А Гамадриэль почему-то с этого дня стал раздражительным; даже ласки хакданок его не радовали. Говорили, что прабабка наследника трона (одна из них), была провидицей. Может, частичка ее дара проснулась сейчас в правнуке?
Как бы то ни было, но время бежало, складываясь в дни, а крейсер все кружил над одним пятачком планеты, где сходились две аномалии – огромное пятно развалин некогда величественного города, и лес вокруг него, который даже для него, Гамадриэля, показался каким-то мрачным и опасным.
– Там действительно таится какая-то сила, непонятная мне, – помрачнел Онтен, когда показывал наследнику этот участок растительность далеко внизу.
Зачем показывал? Да просто именно там, в этом лесу, как оказалось, и обнаружились следы аграфской принцессы. А потом целая неделя никаких новых всплесков энергии, присущей Амалиуэлии. Она тоже была сильным псионом, и трудно было понять, какие причины могли побудить аграфку скрываться тут больше ста лет.
– А главное, какого харша ее вообще потащило в эту дыру? – удивлялся совсем другому Гамадриэль; его все же иногда выдергивали из покоев, и заставляли сидеть с умным лицом перед экраном, в рубке корабля, – сидела бы дома. Рабов себе выписала бы… посимпатичней.
А потом Онтен словно взбесился. Он буквально ворвался в покои наследника, не испросив разрешения, да еще орал в полный голос, напугав девушек, да и – чего тут скрывать – самого Гамадриэля тоже.
– Господин, – кричал он, надрывая легкие, – мы нашли ее!
– И что?! – в который раз спросил его наследник; теперь испуганным голосом, – зачем ты мешаешь мне? Нашел – спасай!
– Без тебя, мой господин, снижаться, а потом садиться на планету нельзя. Собьют ударами орбитальных крепостей.
– А со мной?! – наследник вдруг почувствовал, что все внутри живота буквально скрутило от ужаса, – со мной не собьют?
– Нет! – резко возразил псион, на мгновение сорвав с лица маску угодливого слуги; под ней оказался оскал зверя – опасного и беспощадного.
Зверь этот оскалил клыки, и вытянул из подушечек мягких лап когти – так оценил Гамадриэль его поведение. Псион буквально тащил аграфа по коридору, и дальше – в помещение, где находился тот самый челнок, что возил наследника на совещание. Теперь Онтен утверждал, что именно на нем, таком маленьком и хрупком, нужно будет опуститься на такую негостеприимную планету.
– На которой, к тому же, была объявлена Красная Угроза, – вспомнил аграф.
Он взбрыкнул, дернул рукой, попытавшись выдернуть рукав из цепких пальцев псиона, и это его движение словно сорвало с места лавину событий. Первым стал удар, который отбросил Гамадриэля в долгое забытье. И не одного его, наверное – иначе тот же псион, или кто-то из охранников первым делом пришли бы к нему на помощь. Они и пришли, а конкретно – Онтен.
Гамадриэль резко дернул головой, охнув от приступа боли, которую разбудил этим своим движением. Открыл глаза, и увидел, что над ним, лежащим прямо на железном полу, навис своей фигурой псион. Который водил над ним руками, и отчего-то морщился. Аграф не успел задать вопрос; да и не сумел бы, пожалуй. В горле пересохло, как никогда прежде. Псион сам заговорил, и наследник понял, что тот чем-то сильно удивлен, а еще – испуган.
– Не работает, – почти прошептал тот, и уточнил, – кибердок не работает. Или… мой дар!…
Гамадриэль, в свою очередь, попытался удивиться, а потом возмутиться:
– Зачем тебе кибердок? Ты же псион!
Но вместо этого только просипел что-то невнятное. Перед лицом тут же появилась какая-то емкость – не хрусталь, или золото с серебром, как он привык. Обычная фляжка, какими пользуются, наверное, обычные же солдаты. Но вода из нее – чуть теплая, и не облагороженная даже каплей вина – показалась ему нектаром из священной рощи клана. Ничего вкуснее он прежде не пил!
– Где я, и что со мной? – сумел он, наконец, задать первый вопрос, – и почему здесь темно? И почему у меня все болит?
Последний вопрос заботил особо. Ну, не привык высокородный аграф к боли. С незначительными неполадками в организме – тем же алкогольным отравлением, или резями в животе от переедания – справлялась нейросеть, с ее нанитами; а чего-то более серьезного окружение просто не допускало. Удивительно, что сейчас, впервые оказавшись в переделке, если не сказать в смертельной опасности, наследник был довольно спокоен. Раздраженным, удивленным? Да! Но не испуганным насмерть. Пока. Скорее всего, он просто не представлял, что ему вообще может грозить какая-то неприятность. Максимум – какое-то короткое время без привычных удобств – той же еды с вином, мягкого ложа и девушек на нем.. О хакданках, кстати, он и не подумал – просто подсознательно сгреб все перечисленное, и много чего еще вкусного и приятного, в одну кучу, и сейчас с каждой секундой все сильнее страдал, что всего этого он лишен. Да еще и псион мешал его страданиям и мечтаниям, начав говорить:
– Что-то сбило нас с орбиты. Не понимаю, как мы вообще остались живы! Не сгорели в атмосфере, и не разбились о поверхность земли. Только вот…
– Что – «только»?! – проворчал недовольно наследник.
– Здесь тоже не все ладно, – продолжил свою речь Онтен, словно не обративший никакого внимания на аграфа, – совсем не чувствую свою силу.
Вот глубину этого несчастья Гамадриэль понять мог. Не в плане страданий псиона, конечно. Нет – просто он в душе осознавал, что главным действующим лицом в команде является именно Онтен. И что именно на его плечах лежит тяжелый груз безопасности; прежде всего его, наследника клана. А без своего дара псион был, пожалуй, беззащитней даже его, Гамадриэля. Аграф хоть имел в активе несколько заученных боевых баз.
– Боевых, – попробовал он слово на вкус, – есть же еще оркусы!
Наконец он, кряхтя, поднялся. Скорее не потому, что его тянул с пола Онтен; просто самому надоело лежать на этом самом полу – жестком и холодном. Скафандр – легкий, удобный и высокотехнологичный – почему-то не грел. А сейчас и не откликнулся на призыв своего хозяина. С помощью нейтросети, конечно. Вот последняя работала, в чем аграф, наконец, убедился. Хотя любой другой разумный Содружества обратился бы к ней в первую очередь.
Оркусы действительно появились – вместе с потоком света, от которого Гамадриэль закрыл глаза, поморщившись. Так, практически вслепую, сделал шаг вперед, и еще – навстречу свету. А последний, оказалось, бил сразу в две двери – того отсека, где аграфа с Онтеном и настиг удар неведомого противника, и наружного люка, который тоже оказался каким-то образом открытым. Гамадриэль почему-то обрадовался этим лучам – словно они несли ему избавление от невзгод. А пара оркусов уже ждала его внизу, на земле, почему-то имевшей такой вид, словно ее давным-давно выжгли каким-то особо извращенным образом.
Аграф задержался на какое-то время в проеме, оглядел окрестности. Но стоять тут было очень неудобно – создавалось впечатление, что мир уронили набок. В числе прочего увидел какой-то цилиндр, что застыл невдалеке – явно относящийся к линейке наземной техники. Эти знания тоже были где-то в голове аграфа – задвинутые на самую дальнюю полку головного мозга по причине полной ненужности. Наследник вроде как напряг мозг, вызвал к жизни часть нужных сведений, но определить тип этого цилиндра, по какому-то недоразумению названного кораблем, так и не смог.
– То ли дело мой «Звездный Свет»! – чуть возгордился он после того, как буквально упал в руки телохранителей, едва не споткнувшись на непривычно крутых ступенях трапа.
Увы – гордиться сейчас было нечем. Потому что окинуть взглядом весь крейсер было проблематично. Его округлый край сейчас нависал над разумными, столпившимися у трапа, и было хорошо видно, что некогда светлая, серебристая его поверхность сейчас почернела, и даже местами оплавилась. В общем, картина была удручающей. Гамадриэль вдруг подумал, что крейсер уже никогда не вернется в просторы космоса. Те же самые знания, которые он решил поднять со дна глубокого омута, которым являлся его мозг, подсказывали, что крейсеры этого типа, даже малые, совсем не предназначены для посадки на поверхность планеты. И что потребуются значительные усилия, специальные службы в виде тягачей и других специализированных аппаратов, чтобы вернуть такой корабль на орбиту. Это если он целый. А «Звездный Свет», в отличие от другого кораблика, который завис, практически лежал сейчас своей цилиндрической тушей метрах в ста от…
Он резко повернулся, и пошел – вслед за оркусами, так и не завершив своей мысли. Рядом не столь стремительно двигался Онтен, на лице которого начала проявляться довольная, даже счастливая улыбка. Подсознание подсказало аграфу – к псиону возвращается его сила. И потому наследник непроизвольно развернул плечи и глубоко вдохнул воздух… чтобы тут же согнуться в приступе кашля.
– Господин, – тут же подхватил его под локоть Онтен, – постарайтесь не вдыхать так глубоко. А лучше – вернитесь на корабль. Здесь все пропитано какими-то излучениями; смертельно опасными.
На этот раз слово «опасными» почему-то не впечатлило наследника, не заставило его броситься стремглав обратно, в темнеющее нутро летной палубы крейсера, к медицинской капсуле, которая, быть может, работала.
– Сначала разберемся вон с ними! – властно заявил он.
В аграфе словно пробудились души череды его предков, возглавлявших один из самых влиятельных кланов империи Галанте вот уже тысячи лет. А псион рядом посмотрел на него с удивлением, но возражать не стал. Более того – первым шагнул в сторону чужого кораблика, и какого-то парня, что уже шагал от него в направлении крейсера. В странном таком одеянии, какого аграф прежде и не видел.
– Разве что на охоту такой костюм могли надеть – те, кто эту охоту организуют; зверя загоняют под выстрел, – оценил непривычное одеяние человеческого парня аграф, – ему бы еще лук со стрелами….
Никакого оружия у парня, не считая каких-то коротких кинжалов на ремне, не было. Не то что у его охраны.
Ему и поворачиваться не пришлось – пара его оркусов стояла впереди – так, что и обзор своему хозяину не закрывала, и в то же время прикрывала его своими массивными тушами. Массивными, и накачанными, бугрящимися мускулами – что было хорошо заметно даже под боевыми скафандрами высокого уровня защиты. Какого именно уровня – аграф просто не знал; не интересно это было ему. Он лишь скользнул взглядом по спинам, явно напряженным; по двум парам рук у каждого, в которых даже в таком вот ракурсе были видны части энергетического оружия.
– Да и «ножики» у них посолидней, – улыбнулся наследник, зацепившийся взглядом за огромные ножны абордажного тесака, какими были вооружены все оркусы.