Волшебник по залету. Книга третья. Магия крови

Конечно, никаких имплантов не хватило бы, если бы в кристалле располагались все подробности жизни Ивана. Его эмоции, размышления и сомнения. А еще боль, невозможность поступить так, как советовала совесть. Нет, в базе была сухая выжимка – только факты, имена, даты. Но и сквозь них Ваня Степанов смог пронести какие-то обрывки эмоций. Прежде всего, это касалось детей. Олег узнал, протащил через свое сердце всех, кто вырос, можно сказать, на глазах Ивана. Особо царапали, и заставляли сильнее сжаться комок мышц в груди знакомые имена и лица. И причину того, почему остальные дети с такой злой радостью восприняли гибель юного орка, он теперь понял, и принял. Насильник – страшный и неотвратимый; смелый в своей безнаказанности, и явно поощряемый Хозяином. Олег скрипнул зубами, когда в числе его жертв увидел Дорию, пообещав забыть об этом, не проговориться при Артане. А потом и другое лицо, которое обозвал не Неттой, и не Машей, а каким-то совсем не интересным ему именем, которое постарался тут же забыть – чтобы не выпасть в ярости из учебного транса.

В какие-то минуты он вместе с Иваном прогнал весь шестидесятилетний процесс создания уникального кораблика. Степанов не был инженером, или конструктором. Но он был гениальным математиком и алхимиком, и потому через него прошли все расчеты чертежей и материалов. Олег же сейчас получал лишь конечный результат. И так вот, как в сжатой ЗИП-папке проносились перед ним годы. Он вспомнил о своем обещании передать «привет» – когда переживал вместе с юным ученым продажу монаху ватиканского монастыря, а потом еще раз, разглядывая лицо матери подростка – вместе с Ваней, в последний раз.

А потом кристалл просто рассыпался в его ладони – так много в нем, очевидно, было информации, и сухих страстей. А может, это Олег сам, непроизвольно, произвел магическое действие.

Он полежал немного в кресле – такой режим тоже был предусмотрен для артефакта. А потом медленно потянул к считывателю другой кристалл. Громов уже знал, чью жизнь будет теперь проживать – словно раскручивая спираль времени в обратном порядке. Здесь, вместе с Галамедом ал Буркаем, его душа практически не ныла, а сердце не обливалось кровью. Потому что Олегу было понятно – этот высокородный ученый из погибшей цивилизации Самах сам определил свою судьбу – когда выбрал профессию биотехнолога.

– А ему бы сразу в инженеры-конструкторы пойти, – подумал в какой-то момент Громов, – глядишь, тогда бы… нет – тогда он просто сдох бы от вируса в день «Икс», как все его «подельники».

Впрочем, в воспоминаниях ал Буркая тоже прорывались эмоции. Он тоже страдал – от того, что Хозяин требовал невозможного, совсем неправильного, как он сам считал, использования его таланта. Дело было в кораблике, этом вот боте. Галамеда, инженера от бога, заставляли воплощать в этом проекте массу дурацких, совсем нереальных, порой взаимоисключающих, прожектов. И ал Буркай поначалу пытался доказать свою правоту, показать красоту правильного инженерного решения. Но все разбивалось о хозяйское: «Я так хочу!».

В общем, к концу этого повествования – юные годы Галамеда Олегу были не так интересны – Громов нарисовал перед собой подробную картинку этого кораблика. Вообще-то в кристалле присутствовали и чертежи – во всех ракурсах и проекциях, но для парня наглядней и понятней была именно картинка, намалеванная собственноручно.

Начал он с внешней части бота, с его «шкуры». Псевдоживого организма – самовосстанавливающегося; несущего, кроме защитных функций, которые она осуществляла посредством эмиттеров, созданных гением Ивана, еще и маскировочные, и наблюдающие за окрестностями с помощью таких же псевдоживых рецепторов, и даже в какой-то мере атакующие. Именно эта живая броня сформировала щит, который прижимал его, Олега Громова, к камням перед дворцом Албама.

Толщина этого слоя была в половину метра, и вся эта махина была подвижной – крутилась по воле разумного мозга, или в автоматическом режиме, на тысячах роликов, которые, к тому же, являлись снарядами для двух тоннельных пушек. Да – злая воля Фаркада Албама заставила втиснуть в крошечный кораблик грозное оружие, которое в Содружестве смогли разместить лишь на линкорах и крупных крейсерах. Ну, так они были в сотни, и даже тысячи раз крупнее бота!

Здесь же это были те самые цилиндры, один из которых Олег видел в носовом отсеке судна; длиной по двадцать пять метров, и толщиной в целый метр, внутри которого было просверлены (или отлиты) отверстия калибром в двадцать сантиметров. Вот такого диаметра снаряды, длиной в метр, и служили роликами гигантского «подшипника», сердечником которого получились еще полметра внутренней брони, уже не живой, и все пространство бота – включая и новую «квартиру» Олега Громова.

Зачем нужно было это извращение? Инженерный выкидыш, как обозвал этот феномен Олег Громов?

– «Я так хочу!», – сказал Фаркад Албам, и все заткнулись, и исполнили его волю.

Но Олег все же попытался понять его логику. Только одно приходило на ум – старое правило на войне: «Снаряд в одну воронку не попадает дважды!». Здесь же, на боте, «воронки» постоянно перемещались, и вероятность такого попадания была еще меньше.

– Дальше, – продолжил Олег уже спокойней, – ну, вот зачем нужно было совмещать двигательные сопла с оружейными стволами, и все это размещать в толще «живой брони»? Это какой же сложности расчетов нужно было предполагать, чтобы обеспечить плавный полет, нужную амплитуду поворотов, и отсутствие отдачи – когда труба, из которой только что вырывались раскаленные газы, толкавшие кораблик в нужном направлении, становилась оружием, и из нее в сторону врага тянулся мощный луч плазмы? А движение при этом не должно было остановиться? И таких труб в боте было две дюжины – по двенадцать направленных в противоположные стороны. Эти двадцать четыре выхлопа обеспечивали и подвижность судна, путем разнонаправленной работы. Точнее, направлены они были, по расположению труб – на равном расстоянии по внешней окружности, но благодаря ассинхронизации и разной силе этих выхлопов этот кораблик мог развернуться в воздухе практически на месте – в любой проекции. И что при этом будет с пассажирами?…

Олег тут вспомнил столы и стулья, прикрученные к полу в столовой. А кто прикрутил бы живых разумных?

Может, это были вопросы профана, Громова, совсем не разбирающегося в инженерном деле и конструкторстве? Нет – он только повторял свои вопросы вслед за головастиком Галамедом. И получал за ним же вслед ответ Хозяина развалин:

– Я так хочу! Тем более, что в этом коконе, благодаря системе выравнивания, никакого крена не будет!

Это уже Олег договорил за Албама.

Восхитила и порадовала система электроснабжения – тут использовались питательные элементы Древних – те самые черные коробочки, которых Хозяин за три сотни лет властвования в развалинах накопил немало. Сейчас же обеспечивали работу корабля сразу восемь таких элементов, своим черным цветом свидетельствовавших – они практически полностью заряжены. Шесть элементов были разделены между главными его системами, и два оставались резервными. Когда даже один такой элемент питания мог обеспечить энергией супердредноут в течение целого месяца напряженной работы. Это не Олег – это Галамед сказал своему Хозяину, указывая на ничем не оправданную громадную избыточность такого решения. И получил ожидаемое:

– Я так хочу!

Кстати, удивительным был и сам факт использования этих коробочек. Как было известно Громову – от того же головастика – артефакты, которые позволяли снимать с них гигантское количество энергии, изготовлялись лишь в одном месте; империи Галанте, то есть, родном мире аграфов. Как этот секрет расшифровал Албам? Тут, по воспоминаниям ал Буркая, опять выплыла зловещая фигура мага Смерти. Олег сделал стойку – ведь он был единственным наследником имущества этого колдуна. И многое из этого имущества пока даже не разглядел, не потрогал руками.

– Разве что случайно, когда собирал все в комбезы. Ну, ничего, посмотрим…

Наконец, и эта жизнь закончилась. Точнее – началась – в родительском доме ал Буркая. А Олег помедлил, прежде чем взять в руки еще один кристалл.

– Нет, пожалуй, хватит на сегодня, – с этими словами он откинулся на спинку кресла, и продолжил, опять обращаясь к самому себе, – давай-ка сменим сферу деятельности. Проверим, все ли правильно мне объяснили Иван Степанов с Галамедом? Не ошиблись ли в чертежах?

И он потянулся сознанием кверху, и к низу, и по сторонам – ведь его повсюду, в считанных метрах, окружала живая броня. И момент слияния действительно настал. Огромная «шкура», почувствовав чужое сознание внутри себя, тут же принялась жаловаться на раны, на отсутствие необходимых элементов для их излечения. А потом показала оставшимися в целости рецепторами картинку снаружи бота – и Лес с развалинами вдали, и огромный диск космического корабля, завалившегося набок совсем неподалеку, и звездное небо над головой Громова. Не было кресла, и даже самого бота. Была бесконечная вселенная, которая ждала юного мага.

– Жди, – прошептал он невольно, – я скоро приду…

Глава 4. Гамадриэль – аграф, наследник клана

В этот вояж Гамадриэль отправлялся без всякой охоты. Он и дома, в дворцовом комплексе клана «Серебряные Крылья», чувствовал себя очень неплохо. Да что там говорить – прекрасно он тут жил. Не обременял себя заботами, оставив их отцу, главе клана Амтануэлю.

Но вот в эту поездку к заштатной планетке отец отправиться никак не мог. Занят был очень сильно здесь, на столичной планете империи. И поручить дело чужому, аграфу со стороны, или какому другому разумному, не посмел. Так и сказал Гамадриэлю: «Не смею», – чем изрядно удивил сына. Тот, кстати, не был полным профаном. В смысле, ума хватило, даже чтобы освоить достаточно серьезную нейросеть, с восемью имплантами к ней. Которыми он, кстати, почти не пользовался. Главными «достоинствами» наследника клана были исключительная лень в отношении хоть какой-нибудь работы, и настойчивость, с какой он волочился за очередной юбкой.

Вот и сейчас в корабле, носящем гордое имя «Звездный свет», вместе с Гамадриэлем, четырьмя охранниками-оркусами, соплеменники которых составляли цвет гвардии клана, и опасного даже на вид старика Онтена, существа непонятной расы, сильного псиона, и данника главы клана «Серебряные Крылья», находились две девицы. Томные и тонкие во всех отношениях хакданки. Рабыни Гамадриэля. Назывались они, конечно, по другому – ведь в империи Галантэ никогда не было, и не будет рабства. Просто родители девушек от их имени заключили пожизненный контракт, и исчезли с глаз, и самой жизни наследника, и двух его новых игрушек.

– Может, это были не настоящие папа с мамой?

Гамадриэль себе такого вопроса не задавал. Как и другого – почему в небольшом по численности составе экспедиции не было больше ни одного аграфа? Мелькнула мысль, что на это были особые резоны у отца, и тут же пропала. Он вообще редко когда озадачивался вопросами, не относящимися к его главному занятию – развлечениям. Пил, ел, гулял. Но оставался стройным и даже достаточно приветливым к окружению; хотя и несколько заносчивым на вид – ну, так это все в крови каждого аграфа было записано.

Так что и путешествие это прошло не так уж скучно. Да и длилось оно всего пять дней – столько времени понадобилось малому крейсеру двенадцатого поколения, чтобы преодолеть почти половину галактики. Экипажа у него, кстати, не было. Были только дроиды – абордажные и контрабордажные, бытовые и стюарды, технические и инженерные. А управлял всей этой армией, как и всем кораблем, кстати, живой мозг, откликавшийся на странное имя Адольф.

Впрочем, сам наследник с этим странным и страшным в своей внешности существом общался редко. Да совсем не общался – кроме первого дня, и даже часа вояжа, когда ему пришлось посидеть рядом с прозрачной ванной, обителью этого мозга. Гамадриэль старательно отворачивался от этого отвратительного зрелища, а Онтен что-то бормотал, и водил руками. Так он осуществлял привязку живого мозга к нейросети Гамадриэля.

Наконец, это действо закончилось, и аграф, отягощенный в голове каким-то непонятным, неведомым до сей поры, чувством, удалился, бросив за спину слова:

– Слушайся во всем Онтена.

И все – поездка превратилась в долгий, не прерываемый ничем загул. Девушки были милы, и согласны на все, хотя считалось, что рабского импланта в их головах нет. Зато были другие, вполне благозвучные на слух, но соответствующие своей тайной функции.

Загул все же пришлось прервать – когда «Звездный свет» достиг цели. Планеты, которую называли совсем отвратительно – Самах. Гамадриэль, конечно, вызубрил все, что ему полагалось знать. Для этого много стараний не понадобилось. Просто лег с вечера с нужной базой в нейросети, а утром все уже знал. Ему даже стало интересно – зачем это тут собрались корабли сразу всех основных миров Содружества? И от кланов было целых шесть представителей. Он, наследник «Серебряных крыльев», был седьмым. И команда у него здесь была самой крошечной, не представительной – в численном выражении. Но это не помешало ему сидеть с напыщенным видом на общем собрании, которое устроили на гигантском линкоре империи Аратан.

Вообще-то он собирался просто посмотреть на это сборище идиотов, разменивающих свою жизнь на бесконечные дела, интриги, желание побольше урвать от кормушки. Дистанционно, естественно, на огромном экране, который занимал целую стену в его покоях. Но тут на его личном присутствии настоял Онтен – вступил в силу приказ отца, который гласил: «Если Онтен скажет, что нужно что-то сделать – сделай. Он сильно тебя напрягать не будет!».

Вот и получилось, что сидел он (а не лежал в своих покоях, вместе с хакданками) в зале, за круглом столом, где собрались десятка четыре руководителей делегаций. Сам Гамадриель, немного отягощенный знаниями предмета, только удивлялся;

– Ну, и что – «Красная угроза»? Ну, и что – в первый раз открывают? Лучше бы тогда, триста лет назад, разбомбили ее до конца, и не отрывали бы теперь от важных дел очень занятых разумных.

У него, наследника клана, такое дело было всегда. А если и заканчивалось… ну, всегда можно было заключить новый контракт с «родителями» очередных девушек.

Тягучее течение собрания прервало появление одного из охранников наследника. Гамадриэль этих оркусов по именам не различал. Точнее, даже не отличал их друг от друга – делают они свою работу; не мешаются под ногами, и ладно. Но вот теперь один из этих страхолюдин наклонился за спиной к нему, и прошептал – на весь большой зал:

– Господин, потребовалось твое личное присутствие на крейсере.

Наследник кивнул, не сгоняя с лица важного выражения. Потом повернулся к председателю с таким же каменным лицом. Ни слова не проронил, но пожилой аратанский вояка, кажется, адмирал, вскочил, и почтительно склонил голову. Не соглашался на отбытие Гамадриэля – еще чего! – но провожал его с почтением. И это чуть примирило наследника с таким долгим отсутствием в своих покоях. На косые взгляды соплеменников, и почти не скрываемые насмешки с их стороны он, как обычно, не обратил никакого внимания.

– Что случилось, – так же величественно, еще не отойдя от атмосферы торжественности, царившей в зале, спросил он у придворного псиона, когда челнок, который возил его к чужому кораблю, вернулся на «Звездный свет», – зачем ты оторвал меня от важных дел?

Онтен никак не высказал своего отношения к этим словам; просто кивнул, и сообщил новость, которая, наверное, должна была поразить наследника:

– Мы обнаружили следы вашей сестры, господин. Здесь, на планете.

– Ну и что? – невольно вырвалось из уст аграфа.

Сестру свою он не помнил. Она пропала больше ста лет назад, тогда он и стал наследником – четырех лет от роду. А сейчас все же сообразил, что может лишиться этого статуса, но этот момент не слишком опечалил его. По правде сказать, совсем не опечалил. Гамадриэль не был пофигистом – просто знал, что образ жизни его не изменится, если сестра, Неистовая Амалиуэлия, как ее называли все, вернется домой. Просто у него станет чуть больше свободного времени – все же ему, как наследнику, приходилось принимать участие в официальных мероприятиях.