Злое дыхание древней гробницы

Поместье барона Рагона, в отличие от многих других, выстояло в тянущейся невероятно долгие месяцы зиму. Он пылал жаждой мести; но этот огонь в душе был холодным и расчетливым – такой не гаснет никогда. Потому он и послал лазутчика к замку Гардена. Он знал обо всем, что творилось за стенами старого замка. Словно собственными глазами видел и первую отлучку Света, и его возвращение, и трогательные проводы обидчика во второй раз.

Мимо него не прошли и немыслимая подготовка старого Гардена к зиме. Безухий барон догадался, что это тоже происходит с подачи охотника и… решил последовать примеру врага. Замок Рагона тоже был готов к катаклизму, хоть и не так основательно, как маленький род Света.

К исходу лета, так и не пришедшего вслед за весной, в замок сквозь наметенные сугробы пробился конный отряд. Во главе конников едва держалась в седле Ругана. Она и сообщила братьям о смерти Великого герцога. Трон Гельма освободился. Но кому он был нужен без самого герцогства? На месте сильного государства сейчас держались из последних сил немногие замки франских баронов.

Рагон медленно обошел шеренгу спешенный воинов покойного герцога. На голове у него тускло желтел золотой обод – корона франского монарха. Командир воинов вскинулся было при виде такого глумления над герцогской регалией, но… его плечи тут же поникли. От человека, который недобро щурился ему сейчас прямо в лицо, зависела судьба воина, а значит – и жизнь.

Барон резко отвернул голову и несмолкающий ветер бросил на плечо длинную прядь волос. На миг обнажился ужасный шрам на месте уха барона. Воин непроизвольно улыбнулся, и это решило его участь. Рагон зло стиснул губы и еще раз прошел вдоль ряда воинов, теперь награждая некоторых из них внушительными тычками в грудь. Повинуясь приказу барона, шестеро счастливчиков выстроились за его спиной.

– Остальные свободны, – махнул рукой Рагон, – можете идти.

– Куда? – растерянно оглянулся на распахнутые настежь ворота замка командир.

– Куда хотите, – еще раз махнул рукой барон.

Старший из воинов глянул на лучников, глядевших на них со стен замка, потом перевел взгляд на госпожу. Ругана стояла на высоком крыльце, высоко задрав подбородок. Ее взгляд блуждал где-то выше голов бывших подданных. Командир обреченно вздохнул и взялся за повод коня.

– Нет, – резко хлестнул в морозном воздухе приказ Рагона, – я сказал вы можете идти. Лошади останутся.

Это было приговором; его понял не только командир. Один из его воинов неожиданно ловко прыгнул с места в седло собственной лошади, и развернул ее на месте. Увы – он не доскакал даже до ворот. Сразу три оперенные стрелы вонзились ему в спину, буквально снеся с коня. Оставшиеся воины медленно побрели за своим командиром. Последний старался не смотреть на издевательскую улыбку Рагона, на холодное лицо его венценосной сестры. К тому же у него сейчас было более важное дело – он решал, в какую сторону направить свой отряд. В том, что воины последуют за ним, он не сомневался.

Уже за воротами он услышал клич одного из своих бывших товарищей:

– Слава Рагону – Великому герцогу франов!

Казалось весь замок подхватил, подняв мощным криком стаю ворон:

– Слава!!!

На свое счастье – и на счастье подчиненных – командир повернул в сторону замка Гардена. Они брели, пробиваясь сквозь сугробы, которые щедрая зима намела по грудь, и теряли товарищей одного за другим. К замку старого барона вышли только четверо. Некоторое время они двигались по тайной тропе, натоптанной соглядатаями Рагона. Один из них и сейчас был на посту. Он благоразумно отступил в лес, пропуская четверку изможденных воинов. Не потому, что так уж боялся этих доходяг. Просто он имел одну задачу – сообщать о всем, что происходит в замке, и вокруг него.

От командира Гарден узнал о смерти герцога и о том, что повелителем франом самовольно избрал себя старый недруг барона.

Немногие выжившие бароны тоже узнали о смене властителя – от него самого. Когда отряд нового Герцога обрушился на них – поочередно. Убивая всех на своем пути, Рагон главной целью ставил одну – еда. Еда, которой в замке оставалось все меньше, и которую уже не надеялись получить от своего сюзерена обитатели деревушек вокруг замка. Нового герцога сжигала одна страсть – месть! И он не мог утолить ее. На замок Гардена он напал почти сразу, как ушел Свет. Его воины даже сумели ворваться на стены старого замка – почти. Первый взобравшийся на гребень крепостной стены, упал замертво вниз. Его поразила не стрелы немногочисленных защитников замка, ни их мечи, а неведомая сила. И к этой силе – был уверен Рагон – был причастен щит на воротах замка. Раньше этот щит был приторочен к седлу скакуна Света…

Теперь один из разведчиков, до сих пор дрожащий от мороза, стоял перед бароном (или Великим герцогом, как его все называли) и рассказывал об этом щите. Рагон встал с кресла и сунул в руки слуге, принесшему добрую весть, кубок, только недавно наполненный вином. Он поощрительно кивнул разведчику, и тот жадно прильнул к золоту, крупными глотками загоняя в себя усыпляющее тепло. Вот кубок опустел и герцог милостиво отпустил подданного отдыхать. А по замку полетели приказы – готовиться к походу.

Уже через полчаса первая группа всадников отправилась в сторону замка Гардена – пробивать дорогу. Группы сменяли одна другую, торопясь до утра проторить широкую тропу к замку врага герцога. Сам Рагон прекрасно выспался, и вместе с братьями в самом наилучшем расположении духа поскакал на битву. Надо признать, в смелости ему было не отказать. Было время – он еще юнцом первым кидался в битву по велению герцога Гельма, чем заслужил немало наград. Но теперь он сам был герцогом. И потому постарался избежать ненужных потерь. Тем более, что весна наконец стремительно вступала в свои права. Расчищенная от снега площадка перед замком влажно чавкала талой водой; неведомо откуда взялись птицы, заполнившие весенний полдень своими песнями.

А на стенах замка выстроились его защитники. К ним и обратился Рагон.

– Открывай ворота перед своим Великим герцогом, Гарден, – выкрикнул он во всю мощь необъятной груди.

– Может ты назовешь хоть одного барона, который назвал тебя свои герцогом? – издевательски захохотали наверху.

– Барон Гарден будет первым.

– Никогда, – вступил в словесную перепалку хозяин древнего замка.

– Тогда сегодня здесь будет новый барон, – герцог подозвал одного из братьев.

Тот, порозовев лицом, остановил своего коня рядом с герцогским

– Для этого, – выкрикнул сверху Гарден, – тебе придется сразиться с наследником моего титула. Ты еще не забыл князя Русина? Может, тебе надо еще что-нибудь отрезать?

Наверху опять издевательски засмеялись; хохот тут же сменился громкими воплями. Ужас и боль теперь царили в криках на высокой стене. Это был мудрый, поистине герцогский ход Рагона – отвлечь внимание противника. В это время другой отряд, скрытно подобравшийся к крепости, бесшумно взобрался на выщербленные временем стены. Воины в этом отряде были вооружены арбалетами.

Боя почти не было – было избиение мечущихся по двору защитников, бросающих на камни бесполезные мечи. А два воина герцога уже спустились на каменные плиты широкого двора, и со скрипом отворили ворота перед своим господином. Тот медленно въехал в замок и спрыгнул с коня. Рядом тут же оказались братья. Четверым грозным поединщикам противостоял только один соперник – старый барон Гарден. Четыре меча взметнулись высоко вверх, и разом обрушились на врага, пустив солнечные зайчики по окнам замка.

Старый барон упал на камни родного замка, обливая их кровью, а в одном из окон раздался приглушенный женский крик. Герцог кивнул прислужникам, и скоро перед четверкой победителей стояли Весна с ребенком и Би Рослан, попытавшийся загородить своим немощным телом молодую женщину. Его грубо оттолкнули от Весны. Слуги тут же отступили сами, повинуясь окрику хозяина. Перед Рагонами гордо выпрямилась молодая русоволосая красавица, прижимавшая к рукам младенца. Солнце сверкало золотом и на ее волосах, и на голове такого же светловолосого потомка славинского князя, и на лезвии кинжала, который Весна занесла над ребенком. Могла ли мать лишить жизни собственного ребенка. Эта – здесь и сейчас – могла. Потому что знала, что в руках злейших врагов и он, и она сама подвергнутся таким ужасным унижениям и пыткам, что будут сами молить о смерти.

Весна вдруг почувствовало, что сердце необычайно серьезного сейчас ребенка земедлило ход; что оно застучало прерывисто и все медленней. А вслед за маленьким сердечком и ее собственное застучало: «Тук. Тук.. Тук…". А она словно слышала вместо этого: «Свет. Свет.. Свет…».

Предостерегающий жест руки Рагона замер на полпути, когда в центр двора неожиданно опустилась огромная стальная птица. Все замерли и лишь Весна едва не бросилась навстречу фигурам, показавшимся в обнажившимся чреве птицы. Часть тускло блиставшего бока летательного аппарата откинулась, и на получившийся трап первым выступил высоченный и худой человек в черном. На костистом лице сверкали глаза – скорее веселые, чем злые. Но от этого веселья хотелось бежать подальше, и спрятаться, чтобы не видеть пронзительного взгляда черных зрачков.

Следом, остановившись на площадке в двух шагах от чародея, вышел низенький круглолицый человечек, тоже окинувший двор замка и фигуры на нем взглядом. У этого взгляд был безжизненным, но где-то в глубине узкого разреза глаз плескалось безумная ярость, силой своей сопоставимая с весельем чародея. На ступенях лестницы, ведущей внутрь стальной птицы, остановился третий член команды – широкоплечий здоровяк с таким же пустым, как у недомерка, взглядом. Весна, отметившая с внезапной теплотой в груди, как мягко и уверенно (почти совсем как Свет) спустился тот по ступеням, почему-то уверилась, что в его взгляде отразилась борьба. Этот плечистый красавец словно боролся сам с собой; или с силой, удерживавшей его в столь неподходящей компании.

Этот здоровяк, как и низенький незнакомец, был одет в удивительный серебристый костюм, на котором совершенно не было видно застежек. Все зачарованно смотрели на него, пока разозлившийся отчего-то чародей не вонзил свой взгляд в девушку:

– Весна? – спросил он почти утвердительно.

Весна, крепче прижав Владимежа к груди, против воли кивнула.

– А что?.. – начал Рагон, грозно поднимая меч.

Навстречу острой стали протянулась костистая рука в просторном черном рукаве одеяния, саму форму которого забыли века назад. Над старым замком загремели слова, словно усиленные древними стенами:

– На колени, раб! Все на колени!

Рагон проглотил недосказанный вопрос и рухнул на камни, выпуская из рук жалобно зазвеневший меч. Его братья шагнули вперед и тоже опустились на колени, хоть и не так стремительно. Может потому, что грозный взгляд чародея сейчас уперся во властителя франов, в его золотую корону? А со стен на древние камни тоже падало оружие, и вслед за ним покорно склоняли головы новые рабы. Их насчитывалось уже больше трех десятков. Лишь двое непокорных – нет, с ребенком трое! – стояли на ногах перед чародеем.

Это был Би Рослан, в своем изумлении даже не воспринявший приказа чародея. Потому что он видел это лицо на древнем свитке. Но тому пергаменту было не меньше четырех сотен лет! А Весна с Владимежом пережили только что еще более сильное потрясение. И по-прежнему не были готовы променять жизнь на рабство. Молодая мать могла сейчас упасть на камни – но лишь с кинжалом в сердце!

И Горн понял это. Он усмехнулся – в его глазах опять забегали веселые бесенята. Чародей не стал ломать волю Весны. Вместо этого он зашептал какие-то слова. Би Рослан напряг слух, но бесполезно. Заклятие словно растворялось в широком рукаве поднесенном ко рту Горна. Чародей повернулся в тот угол, где древние камни не были осквернены кровью его защитников. Холодный воздух в этом месте задрожал, и перед ошеломленной Весной с волшебным мечом в руках предстал… Свет!

Глава 5. Волшебная сила электрического тока

Первым благодаря воскрешающему прикосновения Света очнулся Михаил. Он сел и оглянулся. Почти одновременно с ним открыли глаза Мыльников и Кондурова. Анюта встала и пошатываясь побрела к комиссару. Охотник подивился такому внимательному отношению девушки к человеку, к которому она явно питала антипатию. Или тут сыграл свою роль профессиональный долг?

Она машинально сняла с пояса анализатор, задумчиво повертела его и опустила за ремешок на землю рядом с лежащим без сознания Бонго.

– Что это было? – спросил Суриков.

Свет – единственный, кто мог дать исчерпывающий ответ – конечно не понял его. Однако звук командирского голоса вернул к жизни комиссара. Он тяжело сел и помотал головой, разгоняя тяжелый туман. Потом сплюнул себе на ладонь. В кровавом сгустке лежали два зуба. Чемпион тупо уставился на них, словно не мог поверить, что кто-то мог совершить с ним такое. Воспоминания разом вернулись в его курчавую голову, и он резко повернул ее к охотнику, не сдержав болезненного стона. Распухшие губы полицейского сложились в угрожающую гримасу; казалось он сейчас бросится на охотника. Суриков напряг тело, готовясь вклиниться между противниками.

Однако Свету не было никакого дела до Бонго. Как и его псу, кстати, который совсем рядом разинул свою страшную пасть в долгом зевке. Его острые зубы, или наклонившийся к нему Свет заставили комиссара шарахнуться в сторону. А охотнику действительно не было никакого дело до побитого полицейского. Он поднял к глазам анализатор. Свет уже понял, что эта компактная сумочка с красным крестом на боку не зря появляется, лишь только проливается кровь. И коль скоро девушка оставила его без присмотра, он решил полюбопытствовать.

И не зря! Лишь только прибор оказался в ладонях охотника, на панели загорелся маленький зеленый индикатор, показывающий, что прибор готов к работе. Земляне подскочили к Свету, издавая удивленные возгласы, опять не понятые им. Однако они не сразу разглядели то, что сразу отметил остроглазый охотник. Огонек на панели разгорался тем ярче, чем ближе он был к шлему. К шлему, в котором – не забыл Свет – каким-то образом поместилась чудовищная энергия молнии. Именно она, небезосновательно подозревал молодой охотник, и позволяла ему путешествовать по пустыне вполне комфортно. А когда прибор коснулся снятого с головы шлема, огонек разгорелся так ярко, что осветил руку охотника даже в яркий полдень.