Злое дыхание древней гробницы

– Нет, – подумал чародей, – пусть он сам придет сюда. К тому времени я буду готов встретить его.

Боковая дверца корабля, служившая экипажу одновременно трапом, благодаря скрытым пружинам захлопнулась. На корпус легла рука Горна, закрывшая почти неразличимую глазом линию, разделявшую сам корабль и дверцу. Он чуть нажал ладонью, и на сверхпрочной композитной броне «Стрелки» остался отпечаток. Теперь никто, кроме самого чародея, не смог бы попасть в корабль, в котором волшебным сном забылась Весна.

Глава 6. На просторах Караханы

Свет – единственный, кто мог объяснить землянам, что за поразительную сцену они сейчас наблюдали, не мог сделать этого по вполне понятной причине. Он не знал ни одного земного языка. Те немногие выражения, что в запальчивости процедил сквозь зубы Бонго, вряд ли были общепринятыми. Ведь экипаж «Белки» не понял ни слова. Так что Мыльников не зря опять подступил к Свету. Теперь в его руках были наушники.

Но охотник остановил его мягким прикосновением к груди. В его руках оказался меч, уже лишенный проводов, и необычное стило начало чертить на камне поначалу не очень понятные знаки. Вот внутри двух окружностей появились две неправильной формы фигуры, в центре одной из которых Свет с незаурядным мастерством изобразил все, что видел вокруг себя – землян, волка, огромное соляное озеро. В другой окружности так же стремительно выросла картинка, только что увиденная зрителями – двор замка Гардена.

И Михаил вдруг догадался – человек, только недавно почти голыми руками убивший свирепых хищников, рисовал карту мира. Мира, который они видели с небес. Даже очертания двух материков были узнаваемы. Свет словно понял, о чем думает сейчас командир «Белки». Он показал ладонью на себя, потом всех остальных, и ткнул острием меча прямо в один материк. Суриков догадался:

– Мы здесь.

А Свет кивнул, увидев его понимающий взгляд, и перешел ко второй части карты местных полушарий. От пяти шести крошечных фигурок – пяти человеческих и одной собачьей – через полмира протянулась линия – прямо к «Стрелке» во дворе замка. Свет еще раз выразительно глянул на космолетчика, ткнул себя пальцем в грудь, и решительно остановил острие меча. Всем своим видом он показывал сейчас: «Я нужен там, и я иду туда!». Земляне не удивились бы, если бы он сейчас поставил знак вопроса перед из фигурами на камне.

У Михаила меча не было, поэтому он нагнулся за головней из костра, и рядом с царапиной через океан пролегли еще три черные линии. Он выразительно посмотрел на Бонго, но тот лишь пожал плечами, мол: «Посмотрим, как дело пойдет».

Вслух же он воскликнул:

– Это же полмира надо пройти – без автомобиля… даже без лошадей!

– А что мы будем делать здесь? – возразил ему Суриков, – корабль сами не поднимем. Единственная возможность вернуться домой там, где Толька Лазаренко, где «Стрелка». Наконец там Такамура – разве не за ним ты прилетел.

Негр ничего не ответил. Михаил вдруг понял – будь дело на Земле, в той же Африке – комиссар уже бросил бы их.

– К тому же, – поддержал командира Володя, – долго мы продержимся тут без него? А он, по-моему, своих решений не меняет, – бортинженер похлопал по могучему плечу охотника.

Теперь все смотрели на комиссара. И тот, как бы не желал обратного, все же согласился. Свою дугу он прочертил подошвой ботинка, встав после этого на маленькую фигурку с мечом за спиной. Он с вызовом посмотрел на спокойно взиравшего на эту сцену охотника, провел языком по острым сколам зубов и обратился сразу ко всем:

– Раз мы начинаем экспедицию, надо выбрать начальника. А поскольку корабля у нас нет…

– То я предлагаю избрать командиром Света, – закончил за него Суриков.

– Как?! – поразился комиссар, – этого дикаря, который не понимает ни одного нашего слова?..

– Ну, это дело поправимое, – Мыльников шагнул к охотнику уже в третий раз и теперь никто и ничто не помешало пристроить на охотнике наушнике.

Бортинженер щелкнул кнопкой на панели управления и брови молодого охотника вздернулись вверх – от изумления или от восторга. Первый на этой планете урок русского языка начался.

Солнце между тем клонилось к вечеру. Об охоте речи не шло, но запасов в космокостюмах вполне хватило и землянам, и Свету, и даже Волку. А потом Мыльников обеспечил всем достаточно комфортную ночевку. Герметичные костюмы были присоединены к шлему, о скоро над опустившейся на каменистую пустыню ночью воцарилась тишина. Испуганные заревом залпа орудий «Стрелки» звери не мешали охотнику рассуждать под мерное бормотание из наушников.

Наутро в дальний путь выступил никогда не виданный в этих местах караван. Впереди, не снимая с головы ни шлема, ни наушников, шел Свет, внимательно обозревавший окрестности. Следом тянулась недлинная цепочка землян, последовательно соединенных проводами. Последним вышагивал Бонго. Он злобно щурил на идущих впереди глаза и шептал слова, непонятные не только экипажу «Белки», но и большинству граждан федерации…

Отец Бонго, как и его дед, и прадед, и другие бесчисленные предки, был колдуном африканского племени, которое давно исчезло с лица Земли. Последние поколения Бонго не проводили колдовских обрядов, но бережно хранили древние секреты. Комиссар, в котором рано проснулся кровожадный характер предков, был достаточно хитер, чтобы скрывать его от окружающих. Он был скромным, приятным в общении и прилежным в учебе. А учился он в полицейской академии. Никто из его однокашников не поверил бы, что в академию его привела не жажда справедливости, а другая страсть, сжигавшая его изнутри. Это была жажда власти над людьми – власти абсолютной и безраздельной. Воплотить такую мечту в двадцать третьем веке от рождества Христова было трудно, практически невозможно. Но только не для наследника африканских колдунов.

На ком он мог пробовать силу магических заклятий и обрядов? Бонго нашел таких людей. Он брался за допросы отъявленных злодеев, от которых отступались самые опытные следователи. Его успехи были очевидны; Бонго быстро поднимался по карьерной лестнице. И никому не пришло в голову проверить судьбу тех злоумышленников, у которых он вырвал признание. Такие люди долго не жили – накладывали на себя руки или оказывались в самых закрытых психиатрических лечебницах. Таких, из которых не было выхода даже в двадцать третьем веке.

Может со временем кого-то и насторожила бы печальная статистика комиссара Бонго, точнее его подопечных. Но очень вовремя для него на всю федерацию прогремело дело Такамуры. Комиссар был одним из первых, кто предложил себя для погони за беглецом.

Теперь он шел последним в связке, наливаясь злобой на окружающий мир и прежде всего на молодого охотника, который уверенно возглавлял шествие. Он помнил удар, которым его наградил Свет, и даже выращенные благодаря чудесам земной медицины зубы не успокаивали его. Наоборот – это тоже произошло при содействии охотника; точнее энергии его шлема. Бонго был достаточно умным и самокритичным человеком. Он понимал, что своим успехам в криминалистике обязан больше наследию предков, чем собственному таланту. А вот олимпийскую медаль он заслужил только благодаря своему труду и упорству. И сейчас он, облизывая языком новые зубы, с ненавистью смотрел в спину того, кто в одно мгновение сокрушил эту гордость.

Вместе с тем в комиссаре зрело какое-то непонятное чувство – словно он после долгой отлучки вернулся домой. Не в свою шикарную квартиру в Нью-Йорке, а туда, где по ночам стучали там-тамы и лилась кровь на жертвенник. Вокруг него сейчас был мир, где он полностью мог раскрыть свои способности. И окружающие по достоинству оценили бы их. Конечно не те, что идут сейчас впереди, соединенные в цепь разноцветными проводами…

– Веди, – думал он, глядя в спину охотника так, словно пытался пробуравить ее насквозь, – веди меня к людям, которые будут повиноваться мне и трепетать при одном имени Бонго.

Он копил злобу восемь дней, а на девятое утро неожиданно для всех первым протянул Свету конец провода. Судя по всему ему надоело плестись в конце каравана и прислушиваться к обрывкам разговоров, которые вели между собой космолетчики. Комиссар подсоединил свой костюм к шлему и вытянул из кобуры энергобластер. Рычаг мощности был уже в положении максимального залпа. Он повел длинным дулом в сторону небольшой куртины деревьев и нажал на спуск. Из бластера вырвался тонкий белый луч, в одно мгновение перерезавший ствол дерева. Зашуршав кроной о соседние, оно медленно завалилось набок.

– Не боишься, белая собака, – воскликнул злобно комиссар, – что я влеплю тебе в спину полный заряд?

– Нет, не боюсь, – покачал головой Свет, – ведь это моя энергия, а не твоя. Не забывай, что ты пользуешься ею, пока я позволяю.

Бонго сначала вник в смысл слов, и только потом сообразил, что тот отвечает комиссару на техноанглике. Даже не так! На сухом пресном языке технократов говорил сам Бонго, а охотник строил фразы так, что мог позавидовать самый консервативный диктор британского телевидения.

В руках Света оказался меч; Бонго лишь мигнул, а охотник стоял рядом – вооруженный. Огромный негр даже немного отпрыгнул в сторону, в отчаянии понимая, что ничего не сможет противопоставить воину. Но Свет даже не смотрел в его сторону. Он протянул оружие все к тем же деревьям, и зашептал что-то негромко – так, что темнокожий колдун не смог разобрать ни слова, как ни старался. С лезвия к кронам протянулась нить – гораздо более яркая, чем из бластера. Второе дерево с шумом упало на первое. В этот момент к ним подошли остальные путн6ики.

А Свет не забыл о «белой собаке», хотя особого оскорбления не видел – все было в том презрении, с которым ему в лицо процедил эти слова комиссар. Поэтому он встретил землян улыбкой, непроизвольно перейдя на язык Пушкина:

– Скажи, Михаил, ты ведь специалист по двадцатому веку?

Суриков машинально кивнул, подумав, что «специалист» звучит слишком громко. Затем он, вслед за Володей и Анютой, удивленно уставился на охотника.

– Ты говоришь по-русски? – первым воскликнул Владимир.

Теперь удивленное лицо сделал Свет.

– А разве не для этого ты дал мне это? – он показал черную коробочку, в которой прятался микрокомп.

– Для этого, – кивнул потрясенный бортинженер, – но ведь прошло только восемь дней!

Свет поджал плечами. Он не стал говорить сейчас, что русский язык это не все, что было надежно зафиксировано в памяти охотника. Впрочем, еще больше нового его ждало впереди, и Свет поспешил спрятать коробочку.

– Да, – вспомнил Суриков, – а зачем тебе понадобился двадцатый век?

– Просто я не совсем понял, кого тогда называли черномазыми обезьянами?

Охотник не смотрел на Бонго, но прекрасно представлял себе, как посерел от гнева комиссар. А тут еще и Володька влез со своим вопросом некстати (а может, наоборот – кстати?):

– И кого же так называли? – он тоже уставился в лицо Сурикову.

По этому лицу Свет прекрасно видел, что Михаил лихорадочно формулирует ответ – который бы не сильно обидел комиссара. Но тот уже что-то беззвучно шептал и в ярости рвал провод со своего костюма.

– Сегодня я буду идти первым, – прохрипел он в бешенстве, и резво зашагал, не дожидаясь, когда остальные подсоединятся к шлему.

Свет не стал объяснять, что за словесная перепалка состоялась здесь недавно; он поспешил за буйным комиссаром, стараясь не выпускать его из виду. Лишь Волк сунулся было вперед, попытавшись обогнать Бонго, но тут же вернулся к хозяину.

В таком порядке они прошли почти до полудня. Комиссар не сделал ни одной остановки, подгоняемый клокотавшей в груди яростью. Он даже не остановился, чтобы освежиться глотком воды. Космолетчики могли выпить по глотку освежающей жидкости прямо на ходу, а Свет, казалось, никогда не испытывал потребности в отдыхе.

Между тем пейзаж постепенно менялся. Редкие рощицы исчезли, зато появились невысокие холмы. Между ними петляло русло пересохшей реки. Видно было, что когда-то она была глубокой и полноводной – на это указывала высота осыпавшихся берегов.