Злое дыхание древней гробницы

– Нет, – думал он, – это моя планета! Я буду властвовать на ней!

Такамура снова прильнул взглядом к экрану, увеличивая изображение. Проплывавшую под ними пустыню сменила чахлая растительность каменистой полупустыни. На солнце сверкнуло огромное пятно, рядом с которым профессор увидел первого жителя планеты. Рука Такамуры непроизвольно утопила до отказа клавишу, и на экране выросло устремленное к нему лицо человека. Да – это был человек! И у него были славянские черты лица, светлые волосы, собранные в хвост и пронзительные голубые глаза, которые вдруг заглянули в душу профессора. По крайней мере японцу так показалось. А еще он почему-то уверился, что этот человек внизу видит сейчас самую суть профессора – длинную вереницу замученных им жертв, и теперешние мечты о мировом господстве. Спокойный взгляд снизу словно показал ему – этого не будет.

И рука Такамуры сама отпустила клавишу; абориген остался далеко позади, а профессор зябко повел плечами, натягивая ткань космокостюма – чтобы «умная» ткань поскорее впитала холодный пот. Он готов был обрушить вниз, на этого опасного человека море огня – возможности «Стрелки» позволяли. Но под рукой не было нужной кнопки, да и внизу были другие земли, и другие люди. Его люди! К великому изумлению – сплошь чернокожие.

Профессор на всякий случай узнал у командира, как управлять грозным оружием космолета, и снова уселся перед экраном. Он решил сделать полный виток вокруг планеты, чтобы выбрать место, как можно лучше подходящее его планам. Место, откуда начнет победную поступь его воинство. Словно в калейдоскопе мелькали реки и озера; невысокие горы и длинная полоса лесов – перед тем, как космолет вырвался на просторы океана. Здесь Такамура, машинально отметив слишком малое количество кораблей, жавшихся к берегу, велел Лазаренко поднять корабль повыше и прибавить скорости.

«Стрелка» рванулась вперед. Тонкой линией мелькнул длинный риф, разделивший океан пополам. Потом промчались какие-то острова, и наконец показалась земля. Здесь местность была на удивление пустынной. Нет – городов и сел было больше, чем на другом материке, но в них смотрело в небо, провожая взглядами ревевшую двигателями"Стрелку», ничтожной число белокожих аборигенов. Весь центр материка утопал в снегу.

Такамура уже решил было, что космолет сядет на первом, Горячем, континенте. Но вдруг внизу поползли развалины огромного города. Даже разрушенные, заваленные непроходимыми сугробами, они поражали монументальностью некогда величественных зданий и разумностью планировки. «Стрелка» сбросила ход до минимума и на экране появилась большая площадь с развалинами древнего храма. Лишь в одном месте ровную поверхность снега здесь нарушал торчащий из под земли черный обелиск. Этот камень напоминал гнилой зуб, от которого страдал целый континент. Естественным желанием любого нормального человека было выдрать этот клык. Но профессор Такамура давно уже не был нормальным. Больше того – его внутренняя сущность затрепетала; почти так же, как две сотни лет назад перед первым шагом в Долину затерянных душ.

– Здесь, – определил он вслух, – если не попадется ничего лучшего.

Впрочем, он уже понял – ничто не заставит его отказаться от этого места, наполнившего душу ожиданием тайны. Тайны великой и… ужасной.

Поэтому «Стрелка» рванулась вперед, набирая высоту. Ведь Такамура был весьма целеустремленным человеком. И если он наметил себе пролететь над всей планетой – так тому и быть. Профессор уже не столь внимательно наблюдал за картиной разрушений внизу; и потом – за мелкими с высоты птичьего полета волнами океана. Единственное, что слегка оживило его – воспоминание о голубоглазом незнакомце. Он опять встал перед экраном в надежде отыскать дерзкого аборигена, и обрушить на него мощь земного оружия. Увы – или навигационная аппаратура дала сбой, или незнакомец успел спрятаться – но Такамура зря простоял у экрана не меньше получаса. Раздражение совсем скоро сменило нетерпение; его уже что-то тянуло на Холодный материк, где в самом центре мертвого города торчал черный обелиск. Мысль о том, что это нетерпение могло быть привнесено извне, даже не мелькнула в голове профессора.

Он быстро поел, не ощущая вкуса еды; позволил перекусить русскому пилоту. Даже немного поспал, увидев во сне все тот же обелиск. А когда тот появился наяву, маленький крепкий пальчик уперся в него с приказом космопилоту:

– Сбей его!

Командир безропотно убрал тягу двигателей почти до минимума, и направил космический корабль вниз. Такамуре теперь показалось, что это торчит из земли черный палец великана, погребенного века, а может быть, тысячелетия назад. Ему внезапно стало страшно, и он стиснул рукой плечо пилота. Но поздно!

Космолет наткнулся на камень, и его корпус мелко задрожал, не в силах выкорчевать препятствие. В пустых глазах командира корабля на мгновение проснулся разум. Он с удивлением посмотрел не показания приборов, а потом на низенького японца, неведомо как оказавшегося рядом с его креслом. Но память так и не проснулась до конца. Рука Такамуры на плече Лазаренко сжалась еще сильнее, и Анатолий вдавил кнопку маршевых двигателей до упора. Гигантская сила бросила космолет вперед. Воздушная волна снесла снежный покров с площади, пригласив космолет к посадке.

Ни профессор, ни Лазаренко не заметили, как на месте упавшего монумента взметнулся вверх высокий столб желтого газа. Вместо него в древнюю усыпальницу ринулся холодный живительный воздух…

Глава 2. Пробуждение

Темнеющее в глубине отверстие пугало. А еще больше манило. Оно приглашающе открыло свой зев на месте упавшего монолита. Такамура чувствовал внизу опасность. Однако он с таким чувством прожил практически всю свою долгую жизнь. Потому он без колебаний ступил на лестницу, исчезающую глубоко внизу. Каменные ступени не были вытерты подошвами ног – по этой лестнице, опоясавшей по кругу стены пещеры, мало кто ходил. А последние несколько сотен лет – вообще никто. Но пыли вокруг не было. И воздух был на удивление сухим и теплым – намного теплее, чем на поверхности.

Профессор не раз бывал в усыпальницах – эта ни своей особой атмосферой, ни сгущающейся с каждым шагом чувством опасности не напоминала ни одну земную. Скоро Такамура смог увидеть каждый уголок огромной сводчатой пещеры. Пещера была погружена в полумрак. Нет – она была освещена неведомым и невидимым источником света! А лучше всего был освещен постамент посредине пещеры, на котором покоился черный гроб без крышки. Последняя стояла рядом, прислоненная к стене так, что профессор едва не задел ее, спускаясь с последней ступени.

В гробу лежал высокий худой человек в темном одеянии. Последнего словно разбудил этот шаг Такамуры. Незнакомец вдруг легко сел в своем могильном ложе, и медленно открыл глаза. В его лицо словно возвращалась жизнь. Возвращалась с каждым словом, что бросал профессор в затуманенные глаза бывшего покойника:

– Кем бы ты не был, незнакомец, ты станешь моим первым рабом в этом мире!

Такамура вдруг вздрогнул. Покойник вполне живым голосом повторил за ним:

– Ты станешь моим первым рабом в этом мире!

Фразу он произнес, как и профессор, по-японски. Но трудности перевода его очевидно не беспокоили. Потому что по его лицу было видно – он прекрасно понял смысл каждого слова. Его глаза вдруг широко распахнулись, и он повторил – уже на другом языке, который профессор – к своему глубокому изумлению – тоже понял.

– Да, – прогремел голос человека в черном, спрыгнувшего на каменный пол, – ты станешь моим первым рабом, но далеко не последним.

Он склонился к низенькому японцу, и уставился ему в глаза тяжелым немигающим взглядом. Перед Такамурой мелькнула картинка седой древности – пылающие города; рыдающий дети и женщины. А потом навалилась такая гнетущая тяжесть, что профессор лишь краткие мгновения смог противостоять ей. Весь талант и опыт земного гипнотизера в один миг был стерт в порошок, и посыпался тонкой струйкой на каменный пол.

– На колени перед своим господином, Великим Горном!

Маленький японец рухнул на камень, не ощущая боли. Лишь неземное блаженство и стремление тотчас выполнить следующий приказ господина царили сейчас внутри него. А рядом расправил плечи Анатолий Лазаренко, только теперь освободившийся от гипнотических чар Такамуры. Он удивленным взглядом обвел темный зал, маленького японца, истово бьющего поклоны высокому худому человеку в черном одеянии. Лоб японца уже был разбит в кровь. Лоб космолетчика немного напрягся – он вдруг вспомнил этого японца; видел его не один раз в визоре.

– Это же профессор.., – чуть не выкрикнул он в лицо долговязому незнакомцу.

Его рука между тем сама тянула из зажимов на бедре энергобластер. Увы – оружие так и не покинуло своего места. Мозг Анатолия, едва освободившийся от тяжкого гипнотического бремени, подвергся новой атаке. И этот ментальный удар был многократно сильнее.

– На колени! – прогремело под сводами пещеры.

Тело Лазаренко стало ватным; ноги действительно готовы были подогнуться, опуская тело на камень.

– На колени! – снова прозвучал приказ на языке, ставшем вдруг понятным для Лазаренко.

Сердце космолетчика забилось медленней, прекращая подачу крови, но он все стоял, покачиваясь, с побелевшим лицом. Чародей удивленно посмотрел не него. Он понял, что человек, стоящий перед ним на ватных ногах, скорее умрет, чем переступит через какой-то внутренний порог.

– Ладно, – махнул рукой Горн, – живи.

Анатолий отступил назад. Кровь заструилась по его жилам, возвращая лицу естественный цвет, но не выражение. Оно снова являло собой безжизненную маску.

А чародей словно не лежал неподвижно несколько веков. Он неожиданно легко пошел к лестнице; буквально вбежал по ней туда, откуда манил свежий воздух. Слишком свежий – для центра Гудваны, где четыреста лет дремал в волшебном сне Горн. Он остановился, выйдя из пещеры и глубоко вдохнул морозный воздух.

– Зима?! – удивился он.

Внутренний хронометр, исправно тикавший все эти годы, не мог обманывать. По нему выходило, что чародея должна была встретить буйно цветущая весна. А тут… Его взгляд остановился на космолете.

– Это что? – повернулся он к Такамуре.

Тот, словно открещиваясь от невысказанного обвинения, махнул рукой на Анатолия и отступил в сторону. Лазаренко безжизненным голосом пояснил:

– Это мой космолет «Стрелка».

– Вы прилетели на нем?

Теперь кивнули оба землянина.

– Откуда?

– Лазаренко молча ткнул рукой в небо.

– Откуда!? – повторил Горн с нажимом.

– С Земли, – вступил в разговор Такамура.

– А далеко находится эта ваша Земля?

Профессор беспомощно пожал плечами и снова кивнул на космолетчика. Тот, помедлив, ответил:

– Двенадцать ноль переходов и еще немного на ракетной тяге.

– Сколько это будет в дневных переходах?