Развязка

Развязка
Василий Григорьевич Авсеенко

Петербургские очерки #22
«Густыя, пронизанныя теплою сыростью сумерки спустились на всю окрестность. Т?ни сплылись, ихъ не различишь больше. Невка неподвижна, и съ трудомъ ловитъ слухъ слабый шорохъ прибоя. На дубкахъ уже появился желтый листъ. Травка перестала рости, по ней см?ло ходятъ огромныя старыя вороны, разинувъ свои кр?пкiе клювы, и иногда съ сухимъ, протяжнымъ трескомъ раздается ихъ голодное карканье. Дальше, на взморь?, что-то низко син?етъ – не то туча, не то отяжел?вшiй воздухъ…»

Произведение дается в дореформенном алфавите.

Василий Григорьевич Авсеенко

Развязка

Густыя, пронизанныя теплою сыростью сумерки спустились на всю окрестность. Т?ни сплылись, ихъ не различишь больше. Невка неподвижна, и съ трудомъ ловитъ слухъ слабый шорохъ прибоя. На дубкахъ уже появился желтый листъ. Травка перестала рости, по ней см?ло ходятъ огромныя старыя вороны, разинувъ свои кр?пкiе клювы, и иногда съ сухимъ, протяжнымъ трескомъ раздается ихъ голодное карканье. Дальше, на взморь?, что-то низко син?етъ – не то туча, не то отяжел?вшiй воздухъ.

Петербургское л?то на ущерб?…

На балкон? дачи, убранномъ растенiями и цв?тами, стоитъ молодая дама, въ св?тломъ фуляровомъ корсаж?, красиво обтягивающемъ ея бюстъ. Она оперлась на деревянныя перила, хорошенькое смуглое лицо ея наклонилось надъ ящикомъ отцв?тающихъ левкоевъ и только что распустившихся астръ и гвоздикъ. Тонкiя ноздри ея втягиваютъ прiятную см?сь травянистой сырости и аромата цв?товъ; глаза, не то л?нивые, не то печальные, подымаются до линiи водяного горизонта, и медленно опускаются къ крошечной пристани, у которой качается лодка.

На ея лиц? какъ будто застыло то присмир?вшее выраженiе, которое незримо разлито во всей природ?, которое чувствуется передъ посл?дними аккордами музыкальной пьесы, передъ посл?дними главами романа. Смутное, нев?домыми путями вкрадывающееся чувство скораго конца какъ будто тихонько сжало ее, поглотило излишнюю яркость красокъ на лиц?, поставило ее въ эту лишенную энергiи позу.

Ее вывело изъ задумчивости прикосновенiе чьей-то руки къ ея талiи. Она вздрогнула и почти сердито оглянулась.

– Ты испугалъ меня, – сказала она, узнавъ мужа.

Ратмолову было на видъ не бол?е сорока л?тъ. Онъ им?лъ приличное лицо и приличную, чрезвычайно прямую фигуру. Апатичное выраженiе шло къ его протяжному голосу и мягкой самоув?ренности манеръ.

– Извини. Я хот?лъ спросить, что мы д?лаемъ сегодня? – произнесъ онъ, сбрасывая пепелъ съ сигары.

– Я ничего не д?лаю, – отв?тила она. – Я буду дома.

– Все дома? Не соскучишься?

Въ его голос? уже звучала небрежность. Видно было, что онъ и ожидалъ, и желалъ такого отв?та.

– Мн? все равно, – сказала она.

– Ну, въ такомъ случа? я пойду къ Майдановымъ. У нихъ винтятъ.

– Хорошо, – проговорила она безразличнымъ тономъ, и повернувшись, заняла прежнее положенiе.

Она вид?ла, какъ прямая фигура мужа мелькнула мимо р?шетки сада. Они кивнули другъ другу и напряженно улыбнулись. У него эта улыбка означала: «Мн? удобн?е, что не надо сопровождать тебя туда, гд? мн? скучно. Въ возм?щенiе ты будешь вести романтическiе разговоры съ Баровскiмъ, и оба будете любоваться луною. Но Баровскiй – челов?къ осторожный и никому не дастъ правъ на себя. Сл?довательно, я все-таки въ выигрыш?».

А вокругъ балкона темнота все бол?е сгущалась. На р?к? и по берегу замелькали огни. Они длинными, какъ будто до дна доходящими языками лизали неподвижную водяную гладь. Воздухъ становился сыр?е; но было тепло, почти душно. По краямъ отяжел?вшей на горизонт? тучи раза два быстро проб?жали зарницы. Волосы немножко развились на лбу В?ры Александровны, и это дало всему лицу ея бол?е страстное выраженiе.

Въ темнот? вдругъ выставилась св?тло-с?рая шляпа. В?ра Александровна прищурилась и сразу немного побл?дн?ла.

– Здравствуйте, Гл?бъ Михайловичъ, – произнесла она съ д?ланнымъ безразличiемъ.

– Разр?шается? – раздался въ той-же темнот? св?жiй мужской голосъ.

– Почему-же н?тъ?

Она отошла отъ перилъ, подвинула стоявшiй на дорог? стулъ, попробовала рукой, хорошо-ли лежитъ кушакъ на ея талiи, и остановилась передъ ступеньками. По нимъ быстро взб?жалъ Баровскiй.

– Я велю дать сюда чай. Вы не боитесь сырости?

– О, н?тъ.

У него было очень прiятное, выразительное лицо, съ темными усами и бородкой и живыми, н?сколько плутоватыми, карими глазами.

Разговоръ сразу завязался; но говорилъ больше Баровскiй; В?ра Александровна ограничивалась короткими фразами, и съ преувеличенной хлопотливостью хозяйничала около самовара.

– Вы сегодня не такая какъ всегда, – сказалъ Баровскiй, отказываясь отъ второй чашки.

В?ра Александровна не отв?тила. Ей вдругъ, какъ будто безъ причины, сд?лалось тоскливо-тяжело, словно что-то сдавило горло и помутило глаза. И внезапный страхъ напалъ на нее – страхъ расплакаться ни съ того, ни съ сего.

Онъ внимательно взглянулъ на нее, потомъ бросилъ взглядъ черезъ раскрытую дверь въ гостиную, и уб?дившись, что тамъ никого не было, осторожно сжалъ ея руку.

– Право, вы какая-то особенная. Нервы? – спросилъ онъ съ опасливымъ участьемъ.

Бываетъ такое настроенiе, когда какое-нибудь слово, само по себе совс?мъ незначительное, почему-то производитъ впечатл?нiе толчка. Такой толчокъ почувствовала В?ра Александровна отъ слова: «нервы». Она отставила чашку, порывисто встала и отвернулась.

– Пойдемте въ садъ, зд?сь противно… – проговорила она, и ея голосъ прозвучалъ особымъ, удушливымъ звукомъ.

Почему «зд?сь противно»? Это сказалось какъ-то само собою, отв?чая ц?лому поднявшемуся въ ней настроенiю.

Она спустилась со ступенекъ и пошла скоро, не оглядываясь, все прямо. Баровскiй сл?довалъ за нею. Въ его походк?, на этотъ разъ, было что-то кошачье, также какъ въ затаенномъ блеск? его расширившихся зрачковъ. Онъ какъ будто инстинктивно весь настораживался.

В?ра Александровна дошла до береговой аллеи и с?ла на скамью.

– Я сегодня съ утра дурно себя чувствую, – сказала она. – Не обращайте вниманiя. Разсказывайте что-нибудь.

– У меня отвратительный матерiалъ для разговора: я весь день въ город? искалъ квартиру, – отв?чалъ Баровскiй.

Она, отодвинувшись на край скамьи, въ темнот? разглядывала его. Растревоженное, надавившее на вс? нервы чувство также проступало въ чертахъ ея лица.

– Да, л?то кончается, Гл?бъ Михайловичъ… – произнесла она. – Все на св?т? кончается.

– Какъ и мы сами, – отв?тилъ онъ ей въ тонъ.

– И мы сами: да. Но пока мы кончимся, почему намъ приходится переживать то, что должно бы кончиться лишь вм?ст? съ нами?

Онъ поверт?лъ тростью съ набалдашникомъ изъ темнаго серебра, и вопросительно взглянулъ на нее.

– Вотъ, и это все уже кончается… – продолжала она, неопред?ленно поведя глазами вокругъ. – Съ утра былъ чудный день, солнце ярко св?тило, а теперь посмотрите, какая тьма кругомъ, какъ сыро въ воздух?. И наше, наше собственное л?то кончается…

– Но эта ночь, разв? она не прекрасна? – возразилъ Баровскiй. – Она прекрасн?е дня. Взгляните: на неб? высыпали первыя зв?зды. Мы долго не вид?ли ихъ. А р?ка – какъ она красиво темн?етъ среди этихъ длинныхъ огней! А эти теплыя, душистыя т?ни въ саду – он? не пугаютъ, а заставляютъ только ближе прижиматься другъ къ другу…

Онъ обвилъ рукою ея талiю и тихо привлекъ ее къ себ?. Она не сопротивлялась, и только лицо ея все больше бл?дн?ло. Когда онъ прикоснулся губами къ ея губамъ, он? были холодны. Легкая дрожь проб?жала по его нервамъ отъ этого мертваго поц?луя…