Сказание о Фритиофе, витязе норманнском

– О, Ингеборга! – воскликнул Фритиоф, – так-то ты сдержала свою клятву!

– Не вини Ингеборгу, – сказал Гильдинг, – она убивалась от тоски, но страдала молча, как раненая чайка, которая ищет смерти в волнах морских. «Я рада была бы сейчас умереть, – говорила она мне, – но богу Бальдеру нужна жертва; так пусть же этой жертвой буду я». И повезли ее к алтарю, как на заклание, и снял я ее с коня бледную, как тень. И повенчали ее, молодую, с стариком Рингом. Все плакали; она одна не пролила ни слезинки и только горячо молилась. Тут Гелг увидал на руке сестры твое запястье. Сам не свой, сорвал он его с её руки и надел на руку идола Бальдера. Я выхватил уже меч, но Ингеборга меня удержала: «Оставь! пусть боги свершать расчёт между нами…»

– Да! – прервал рассказчика Фритиоф, – и расчёт этот близок, расчёт этот свершится еще сегодня!

IX. Месть Фритиофа

Была полночь, но полночь летняя, полярная; незаходящее ни на минуту солнце багряным светом озаряло вершины гор. В храме Бальдера совершалось таинство: сам король Гелг, как верховный жрец, приносил жертвы богам.

Вдруг окружающая храм священная роща оживилась: послышался лязг мечей, раздался угрожающий голос:

– Бьёрн! Становись у дверей и никого не выпускай из храма. А кто прорвался бы силой, тому раскрои череп!

Побледнел Гелг и обмер: то был голос Фритиофа! А вот и сам грозный мститель уже на пороге.

– Ты посылал меня за данью – так возьми-же ее! А там рассчитаемся в честном бою…

И веский кошелек с червонцами полетел в лицо Гелгу.

Обливаясь кровью, Гелг упал замертво к подножию алтаря.

– Даже золота своего снести не мог! – сказал с презрением Фритиоф. – Стыдно было бы мечу моему обагриться твоею кровью…

Тут взор его упал на заветное запястье, подаренное им некогда Ингеборге, а теперь надетое на руку идола. В глазах его помутилось. Он рванул запястье с такою силой, что опрокинул деревянного идола; тот прямо упал в горевшее перед ним священное пламя. Огонь мгновенно охватил его и взвился к крыше. Только теперь опомнился Фритиоф.

– Настежь двери! выпускайте всех! – крикнул он своей верной дружине.

Заключенные в храме жрецы опрометью выбежали вон. Бесчувственный Гелг был вынесен на руках.

– Воды скорей! – продолжал кричать Фритиоф. – Все море сюда! Заливайте своды!

Между берегом и храмом образовалась живая цепь людей: вода передавалась из рук в руки и, шипя, заливала огонь.

Но все старания были уже тщетны. Разыгравшийся ветер сильней и сильней раздувал пламя, и к утру от храма и священной рощи остался только дымящийся пепел. Месть Фритиофа обрушилась на него же; родные боги отвратили от него светлый лик свой, и он в слезах вернулся с дружиною на Эллиду: на родине не было уже ему места; он стал Волком храма, он стал викингом – морским удальцом, бесприютным скитальцем.

X. Фритиоф у короля Ринга

Шел год за годом, а Фритиоф все еще носился по волнам, наводя страх и трепет на все приморские земли, начиная от Нордландии до самой Греции. Молча правил он обыкновенно рулем, мрачным взором уставясь в темную пучину. Но перед боем дух его окрылялся, чело его прояснялось, очи метали молнии, а голос гремел, как голос громовержца Тора.

Меж тем король Ринг жил в мире и согласии с молодой женой своей Ингеборгой. Как «весна около осени», сидела она рядом с ним на веселых его пирах.

Но раз вошел к ним незваный гость, неведомый старец, покрытый с головы до ног медвежьей шкурой. Шел он хотя согнувшись над нищенской клюкой, а все-таки на целую голову был выше всех. Как и следовало бедняку, он присел на краю лавки, у самых дверей. Но косматый наряд его был так забавен, что царедворцы с усмешкой переглядывались и указывали на него пальцами. У незнакомца засверкали глаза. Нежданно-негаданно схватил он за грудь первого попавшегося ему молодчика и перекувырнул его. Все мигом присмирели, а король Ринг гневно окрикнул пришельца:

– Кто ты такой? Зачем и откуда тебя принесло?

– Вопросы трудные, – сказал старик. – Но изволь, я тебе отвечу. Вором[7 - Thiofr (вторая половина имени Фритиофа) по-исландски означает вор.] зовут меня, Нужда моя отчизна, Кручина меня вскормила, а Волк приютил. Летал я, бывало, на Драконе, да теперь он примерз к земле, а сам я одряхлел. Глупец насмеялся надо мной, и я не стерпел. Но он, как видишь, невредим; так прости же и ты мне вину мою.

– Говоришь ты складно, – заметил Ринг, – а старость я почитаю. Будь же гостем и садись за стол. Но наперед явись в своем подлинном виде.

Лишь только сбросил с себя гость косматую шкуру, как пред королем предстал добрый молодец в богатом боевом уборе. Словно снега под полярным сияньем, вспыхнули щеки Ингеборги; но она потупилась и не проронила ни слова. Ринг же тихо улыбнулся и велел жене налить для гостя лучшего вина в турий рог.

Так, неузнанный, по-видимому, Фритиоф, остался надолго гостить у своих царственных хозяев.

XI. Поездка по льду

Собрались король Ринг с королевой Ингеборгой на званый пир. Путь их лежал по льду, а лед был тонок, и Фритиоф предостерегал хозяев от поездки. Но Ринг его не послушал, и в легких санках, на коне-вихре, помчал молодую жену по зеркальному льду.

Прицепил тут и Фритиоф к своим ногам коньки и полетел вслед за ними. То обгоняя их, то отставая, он вырезывал на льду искусные руны, так что в иных местах Ингеборга переезжала свое собственное имя. Но богиня моря Рана уже подстерегала их, пробила снизу ледяную кору, лед треснул, и перед санями разверзлась зияющая полынья. Помертвела Ингеборга и ухватилась за старика-мужа. Но могучая рука Фритиофа остановила за гриву королевского коня и переставила сани на твердый лед.

– Благодарю тебя, – сказал Ринг, – сам Фритиоф позавидовал бы тебе. Услугу твою я не забуду.

Но новое искушение готовилось Фритиофу.

XIII. Искушение Фритиофа[8 - Этот эпизод, особенно удавшийся в стихотворной передаче академика Грота, приводится нами в подлиннике, в несколько сокращенном лишь виде.]

Уж весна: щебечут птицы, блещет день, луга цветут;
Реки, вырвавшись на волю, к морю с песнями бегут.
Роза, алая, как Фрея[9 - Фрея – богиня красоты.] уж из почки смотрит вновь;
В смертном радость пробудилась, и отвага, и любовь.
Старый «Конунг» с Ингеборгой собрался на ловлю в бор,
И в нарядах разноцветных вкруг него толпится двор.
Шум: гремят колчаны, луки; кони ржут, вздымая прах;
Соколы кричат и рвутся с колпачками на глазах.
Вот сама царица лова! Бедный Фритьоф, не гляди!
Как звезда, она сияет на богатой лошади.
Это Фрея, это Роота[10 - Роота – одна из Валькирий, дев-щитоносиц Одина.] но еще прекрасней их.
На главе убор пурпурный, с связкой перьев голубых.
Собралась ватага: дружно! через горы, через дол!
Рог трубит; к стенам Одина[11 - Один – отец богов, вместе с тем, в особенности, и бог войны и охоты.] подымается сокол.
Встрепенулись дети леса; зверь бежит в свое жильё,
А Валькирия за зверем, потрясаючи копье.
Старый Ринг не поспевает за толпою удалых.
На коне, с ним рядом, Фритьоф едет сумрачен и тих.
В удалой груди теснится много грустных, черных дум:
Их веселье не разгонит, заглушить не может шум.
«О, зачем я бросил море, слепо шел навстречу бед?
Море черных дум не терпит: дунет ветер – и их уж нет.
Все храм Бальдера я вижу, все обетом я смущен,
Данным девой: он не ею, он богами нарушён!»
Так роптал он. Вот дорога их приводить в дол глухой,
Мрачный, стиснутый горами, осененными сосной.
Ринг сошел с коня и молвил: «Вот приютный уголок.
Я устал, мне нужен отдых: дай, приляжем на часок».
«Не уснуть тебе здесь, конунг! Здесь жестка, сыра постель…
Возвратимся: до чертога недалеко нам отсель…»
Боги сходят к нам нежданно; так и сон, прервал старик:
«Иль хозяин перед гостем не дерзнёт уснуть на миг?»
Фритьоф плащ свой тут снимает, расстилает на траву,